Святая горчица и другие приправы

Он не помнил, какой сегодня день, и сколько он здесь был. Кажется, что он вообще мало, что помнил. Когда он открывал глаза, то видел лишь белый потолок и размытые лица, которые что-то говорили, но он не помнил что. Вообще попытка что-либо вспомнить заканчивалась болью, от которой казалась, что треснет череп. Поэтому он не думал, не вспоминал, просто смотрел вверх на белый потолок, а потом сознание вновь покидало его. Сны, ему снились сны, он их помнил и это было не больно те несколько секунд, пока он не открывал глаза. Сегодня был приятный сон, от которого осталось ощущение уюта и тепла. Во сне была девушка с короткими темными волосами, но он не мог вспомнить ее лица. Запахи, он чувствовал странные резкие запахи, но иногда их разбавлял приятный лёгкий аромат, от которого почему-то учащался пульс, и в голове колючей занозой билась мысль об имени, которое ускользало и ускользало каждый раз, когда казалось вот-вот сорвется с языка. Голоса, он слышал голоса, когда его сознание возвращалось из глубокого сна. Голоса говорили о зельях и заклинаниях, голоса говорили о допросах и следствиях, и лишь один голос говорил только с ним, нежно называя по имени. Касания, он чувствовал на себе постоянные прикосновения чужих рук. Уверенные руки касались его ран, грубые и сильные, куда-то поднимали его, и лишь лёгкое и холодное прикосновение к его ладони согревало его сильнее всех заклинаний и одеял. Когда сознание окончательно вернулось из дурмана сонных зелий, он открыл глаза и мир вокруг приобрел отчётливые очертания, звуки стали оглушающими, запахи зелий вызывали приступ тошноты, а прикосновение шершавой ткани больничного белья раздражало кожу. Какой-то писк не давал собраться с мыслями, он хотел позвать хоть кого-то, но из горла вырвался слабый хрип. Вдруг дверь распахнулась, в комнату вбежали люди в белых халатах, он узнал их голоса и их прикосновения. Только сейчас голоса были радостными и лица улыбались ему, но все они были не те… Когда уже сумерки наполнили мраком его палату, дверь тихо отворилась и вошла Она. Он это сразу почувствовал по аромату, что проник в комнату вместе с ней. Она склонилась над ним и он вспомнил ее лицо в ореоле коротких темных волос, лицо из его снов. Он попытался улыбнуться, от чего она вдруг заплакала и прошептала: — Мистер Грейвс, Персиваль, вы помните меня? Я Тина, Тина Голдштейн. Тина.Тина.Тина. Да, именно это имя не давало ему покоя. И сейчас когда он услышал его, почувствовал вновь прикосновение ее холодных пальцев к своей руке, плечу, голове, он вдруг застонал от болезненного ощущения, когда в голове вдруг закружились воспоминания, сменяя друг друга. — Мистер Грейвс, вам плохо? Позвать колдомедика? — Нет, — хрипло прошептал он, крепко сжав ее пальцы, — я вспомнил… Это все время была ты… Тина, ты приходила ко мне, ты вернула меня… Тина выпустила его руку, чтобы в тот же миг прильнуть к его перевязанной груди. — Я так ждала вас, мистер Грейвс.