Святая горчица и другие приправы

Утро воскресенья встретило Персиваля Грейвса тёплыми солнечными лучами, пробивающимися через неплотно закрытые шторы. Солнечный день этой дождливой осенью определенно был удачей. Но ещё большей удачей Грейвс считал свое свидание через каких-то несколько часов. Он улыбнулся мысли о встрече с Тиной. Воображение рисовало ее робкую улыбку и ямочки на щеках, порозовевших от смущения, ее теплый взгляд полный нежности, от чего кружилась голова. Грейвс покачал головой, удивляясь своей мальчишеской влюбленности. Но отражение в зеркале разбивало его мечты о вернувшейся молодости. Седина на висках, морщины, шрамы… На что вообще он надеялся, когда поцеловал ее в том темном переулке в свете тусклого фонаря после срочной аппарации с места слежки. Их тогда чуть не засекли и пришлось в спешке исчезнуть, от чего Тина вдруг начала хохотать. И Грейвс не удержался, она была так прекрасна, и он был опьянен ее смехом, и сам, не отдавая себе отчета, прижал Тину к своей груди и легонько поцеловал ее в мягкие губы. Он ожидал, что она оттолкнет, ударит, убежит, но никак не того, что она поцелует его в ответ, обвивая руками шею и прижимаясь так близко, что у Персиваля закружилась голова. Грейвс хотел открыть Тине свои чувства, когда провожал ее тогда домой, но почему-то он был так взволнован произошедшим, что растерял все слова, глядя в ее темные почти черные глаза. Он хотел утонуть в них, никогда не выпускать из рук ее прохладные ладони, хотел целовать ее глаза, губы, ямочки на щеках, слушать ее смех. Грейвс провел ладонью по лицу будто стирая воспоминание о своем стыде. Вот он, начальник аврората, стоит на пороге дома любимой девушки и буквально потерял дар речи, будто юнец на экзамене. А она так хитро и выжидающе смотрела в его глаза, а потом медленно приблизила свое лицо к его и поцеловала в щеку. Ее едва слышное, на выдохе: «спокойной ночи, мистер Грейвс» разбежалось мурашками вдоль позвоночника. А он тогда только и смог, что стоять и смотреть с глупой улыбкой, как она взбегает по ступеням и исчезает за скрипучей дверью. И лишь придя домой, Грейвс снова прокрутил в голове просто нереальные события этого вечера и нашел в себе силы отправить Голдштейн записку с приглашением на сегодняшнюю прогулку в парке. Ах-да, этот сумасшедший вечер был вчера. То, что Тина не оттолкнула его, конечно, очень радовало, но Грейвс всегда был реалистом и не хотел испытывать ложных надежд. А вдруг она это сделала, потому что выпила из его фляжки немного огневиски для согрева во время слежки, или не отказала ему, потому что он ее начальник? Погруженный во все эти беспокойные мысли, Грейвс понял, что примеряет перед зеркалом уже пятый по счету костюм и десятую рубашку. Персиваль и не думал, что когда-то ещё со времён Ильверморни будет чувствовать себя так неуверенно при сборах на свидание с девушкой. — Тина, просыпайся, — звонкий голос сестры вырвал виновницу страданий Грейвса из неспокойного сна. — Куинни, я хочу ещё полежать, сегодня же воскресенье, — Тина, не открывая глаз, натянула одеяло на голову. — Сестрёнка, — звонкий голос звучал прямо над ней, — ты забыла, что у тебя свидание? Тина резко откинула одеяло и села на постели, испуганно взглянув на Куинни. — Я думала, что все это мне приснилось, — Тина прижала ладони к предательски заалевшим щекам. — Дорогая сестрёнка, — Куинни села на кровать и обняла Тину, — я так за тебя рада, что наконец-то ты перестанешь мучать меня своими мыслями о неразделённой любви к мистеру Грейвсу. Тина спрятала лицо на плече Куинни и прошептала: — Я ужасно волнуюсь, может ты отправишь ему сообщение, что я заболела? — Нет, — Куинни отстранилась и с хитрой улыбкой взглянула на сестру, — ты слишком долго этого ждала, чтобы сбегать в последний момент и вообще, вчера твои беспокойные мысли о том, как ты страстно целовала мистера Грейвса, не давали мне нормально уснуть. Тина закрыла лицо руками: — Куинни, прости, мне так стыдно. Я была немного пьяна вчера и теперь волнуюсь, что он может обо мне подумать. — Тинни, перестань, ничего плохого о тебе он не подумает. Но вот если ты не придёшь на встречу… Спустя несколько часов и десяток перемерянных платьев сестры, Тина в волнении стояла у входа в парк в своем привычном брючном костюме, нервно заправляя за ухо завитый локон. Куинни смогла уговорить сестру лишь на зачарованную укладку волос и неяркую помаду. Грейвс прибыл в назначенное место намного заранее. И теперь в волнении ходил вдоль озера, сжимая в руках букет. Вообще он не знал, правильно ли было купить Тине цветы, а вдруг она их не любит или может она не любит тюльпаны? Или у нее на них аллергия? Кажется, это свидание было ужасной затеей. Оно ещё не началось, а у Грейвса уже разболелась голова и он готов был сбежать, только отточенная годами пунктуальность и правило никогда не нарушать обещаний, сдерживали его порыв аппарировать домой, а лучше в успокаивающий уют рабочего кабинета подальше от такого стресса. Тина увидела человека у озера издалека. Вот только она не сразу признала в этом ссутулившемся мужчине, нервно размахивающим коричневым свертком, всегда уверенного в себе мистера Грейвса. Тина вновь взглянула на себя в зеркальце, с настойчивостью врученное Куинни перед выходом. Укладка ещё держалась, а вот помаду она всю стёрла, продолжая покусывать от волнения губы.Потом снова взглянула на Грейвса и поняла, что он же переживает не меньше, чем она. И это осознание придало Тине уверенности, она улыбнулась и быстрым шагом приблизилась к Персивалю. — Мистер Грейвс, — позвала Тина, смущённо улыбаясь, когда он развернулся. Тина успела уловить, как он вздохнул или вздрогнул, и ей определенно нравилось видеть Персиваля именно таким: взволнованным и неуверенным. — Тина, — прохрипел Грейвс, голос явно его подводил, он слегка откашлялся в кулак и продолжил, любуясь ее улыбкой, — добрый день. — Добрый день, мистер Грейвс, — девушка хитро улыбнулась, — или может я могу звать вас по имени, нуу…после вчерашнего, — смущённо добавила Тина, наблюдая за реакцией Грейвса. Он был явно сбит с толку этим вопросом, поэтому просто протянул Тине свёрток. Заглянув в который, девушка обнаружила розовые тюльпаны. Грейвс наблюдал за реакцией Тины и думал, что совершенно не подготовил ответ в том случае, если ей не понравится. Щеки Тины вспыхнули алым румянцем, когда она развернула бумагу. И Грейвс понял, что затаил дыхание, до тех пор пока она не подняла на него свой взгляд. — Спасибо, они очень красивые, — тепло улыбнулась Тина. На что Грейвс невпопад произнес: — Персиваль, можешь меня звать по имени. Тина кивнула, взглянула на цветы, на смотрящего с каким-то ожиданием на нее Грейвса, и преодолевая неловкость, что висела между ними, сделала шаг к нему навстречу и обхватила Грейвса руками, обнимая и прижимаясь к его груди.  — Персиваль, — медленно произнесла Тина, растягивая гласные, будто смакуя его имя на языке. Грейвс был благодарен Тине за ее решительность, от чего напряжение, что сковывало его все утро, исчезло. Вчерашний поцелуй ему не приснился, вот она, его любимая аврор Голдштейн, такая теплая и мягкая, обнимает и шепчет его имя, так что мурашки разбегаются по всему телу. Грейвс обнял ее в ответ, прижимая сильнее, медленно проводя руками по волосам и спине. Они стояли так ещё долго, обнимая друг друга, делясь теплом и уверенностью в своих чувствах.