Святая горчица и другие приправы

Тина знала наизусть из прочитанных в детстве книг, какого цвета должен быть каждый предмет вокруг, но видела лишь все возможные оттенки серого. Светло-серое небо с белыми облаками, черные точки птиц. Сестра с укором смотрела на черные перчатки на ее руках, считая, что Тина лишает себя шанса даже случайно коснуться ладони своего человека в многолюдной толпе немаговского метро. — Куинни, это все глупости. Если мы и окажемся вдвоем рядом, я ведь что-то определенно сначала почувствую. Да и какова вероятность, что он живёт в этом же городе? — Тина хмуро смотрела в светло-серые глаза сестры, — может это все выдумки в книгах, что существуют в мире другие цвета. Может наш глаз их просто не различает. — Ты просто хочешь оправдать свою дурацкую влюбленность в начальника, — Куинни тряхнула своими серыми кудряшками и отвернулась к столу. Тина почувствовала, как жар прилил к щекам. Она читала, что скулы должны стать розового цвета. Но вот интересно, какого именно розового? Как перья фламинго или как цветы вишни? — Если бы и он был твоей родственной душой, то думаю, чувствовал к тебе тоже самое, а в те моменты, когда я его видела, он даже не смотрел на тебя и я не разу не смогла уловить в его мыслях что-то подобное. — Может он отличный окклюмент, — упрямо произнесла Тина, — и вообще, Куинни, давай не будем об этом, мне и так тяжело. Персиваля Грейвса вполне устраивал серый мир вокруг. В работе аврора цвета бы только мешали сосредоточиться на главном, отвлекая внимание. Да и цвет крови, как знал Грейвс был алым, это определенно не подходило к его костюму. А ее было слишком много на его жизненном пути. Вот и сейчас Грейвс удивленно смотрел на чёрное пятно, расползающееся по белоснежной рубашке на его груди. Он и не заметил, как преступник ранил его. — Сэр, я успела, — услышал он за спиной звонкий голос аврора Голдштейн. Медленно развернувшись, Грейвс увидел довольную Тину, левитирующую перед собой связанного напавшего на Персиваля мага. — Отлично, аврор, — ответил Грейвс и вдруг почувствовал резкую боль в груди, голова закружилась, ноги перестали слушаться и, привалившись к кирпичной стене за спиной, он медленно сполз на грязный тротуар. — Мистер Грейвс, — испуганно закричала Тина, палочка в ее руке дрогнула, преступник упал на землю, а она в доли секунды оказалась рядом с начальником. Грейвс видел, как из ее палочки ярко-белым пятном в черном сумраке подворотни сорвался патронус. — У вас кровь, Тина, — заметил Персиваль черные брызги на бледном лице, склонившемся над ним. — Она не моя, сэр, я вызвала колдомедиков, — тихо прошептала Тина. — Я рад, Голдштейн, что если я умру, именно вы рядом со мной, — Грейвс медленно протянул руку и коснулся холодной ладони Тины, в которой она сжимала палочку. — Мистер Грейвс, — Тина вздрогнула от его прикосновения, ее глаза широко распахнулись, — ваша кровь, она, действительно, алая… Грейвс проследил за взглядом Голдштейн, какая ирония: он нашел свою родственную душу, а весь мир вокруг не окрасился яркими красками, как об этом писали в книгах. Все вокруг было черно-серым и лишь алое пятно на его груди в свете с палочки Тины было первым новым цветом, который увидели они.