***
Через два года, к сожалению, моя мать тяжело заболела. И она проводила все время в кровати в доме. Я постоянно ее навещал, как бы мой отец не хотел бы меня видеть. Но он, кстати говоря, не принимал участия в выздоровлении моей матери. Все деньги, которые я вкладывал в свое дело в течении двух лет, я тратил на необходимые препараты и лечение своей матери. Мне ее жизнь и она сама мне была дороже всего на свете. Хоть мама мне говорила, почему из-за нее я отложил свою мечту. Ничего. Ведь здоровье самое важное, что есть в нашей жизни. А здоровье точно ни за какие деньги не купишь… Я хотел поговорить со своим отцом, но он категорично меня не хотел выслушивать. Все деньги, которые он зарабатывал, отдавал и обеспечивал своих любовниц. Я не говорил этого матери, чтобы она больше не волновалась, но мне кажется, она знала об этом и ничего не говорила. Все мои усиления помочь матери, были напрасны… Моя мать в один день уже умирала при мне на своем смертном одре. В это время мой отец не присутствовал, и я понял, что моему отцу она никогда не была нужна. Почему моя бабушка так жестоко поступила со своей дочерью?! Неужели ей было важно, чтобы дочь просто жила с кем-то по статусу?! Неужели она не думала, как дочь будет жить с тем человеком, которого она вовсе не знала?! Но моя мать, несмотря на то, что вынашивала ребенка не от любимого человека, она все же… родила и заботилась обо мне. Именно я был нужен, а не мой отец. И я понял, что моя мать любит меня намного больше и ценит меня, несмотря на то, что мой отец к ней был бессердечен. И я поражался ее жизни, как она терпела холод от моего отца? И я понял, что она делала все ради меня, чтобы я ни в чем не нуждался. А если бы она ушла от него, то где бы она меня растила все это время? Моя мать была сильной женщиной, если она… терпела все это. Я смотрел на нее, как в последний раз она дышала при мне, смотрела на меня и… в последний раз я ощущал прикосновение ее рук. Моя мать… она может при мне умереть. Тут же. Но она с трудом держалась, и она очень сильно исхудала во время своей болезни. — Стефано… — Да, мама? Она с трудом сняла свой золотой браслет с подвеской с руки и протянула мне. — Возьми… Я не понимал, зачем самое ценное она хочет мне отдать. — Возьми… — умоляла меня мать. — Но… — у меня вот-вот сейчас покатятся слезы, но я держался, — Зачем?.. — Пожалуйста, Стефано, — она взяла мою руку и положила свой браслет в мою руку и сжала мои пальцы в кулак, — Возьми. — Но этот браслет… Моя мать перебила меня. — Нет, — она слабо помотала головой, — Стефано… Возьми, — она сильно кашляла передо мной, — Этот браслет… ты подаришь той, которую… ты… ты… полюбишь в своей жизни. Я посмотрел на нее, и мои слезы уже скатывались с моих глаз. Они так и покатились по моим щекам. Знаю, что мужчинам не положено плакать, но я не мог выдержать и видеть, как моя мать при мне умирает. Мне сейчас никто не сочувствовал… Вы не можете даже представить, как страшно то, что вы чувствуете в такие моменты. Мне нужно было держаться, я понимал, что мне сейчас очень трудно, но я понимал, что рано или поздно, все теряют своих родителей. Эта страшная правда жизни, но с этим ничего не поделаешь… Если бы не болезнь моей матери… она прожила бы со мной намного дольше. Но к сожалению… Судьба решила построить мой сюжет иначе. — Мама… Она сжала мой кулак, в котором был браслет с подвеской, своими худыми тонкими пальцами. — Стефано… Обещай… — она снова кашлянула, — Обещай мне… Что… если ты встретишь ту самую… ты ее ни за что не отпустишь. — Но… — я помотал головой и всматривался в ее глаза, — Как… как я это пойму? Она легко дотронулась до моей головы. — Быть может… ты не поймешь сразу, что она твоя судьба… Но, — она начинает от бессилия уже закрывать глаза, но она с трудом держалась, — Внутри тебя все будет говорить за тебя обратное. Моя мать сильно кашлянула. — Мама! — отозвал я ее, на что она с трудом улыбнулась и с тоской на меня посмотрела. — Стефано… Твое сердце будет болеть, когда ты будешь думать, только о ней… И оно всё будет чаще стучать… И сердце будет просить лишь ее… Лишь… — она закрывала глаза, — Лишь… ее. — Мама, прошу! Не покидай меня! Она помотала головой. — Стефано… я… всегда буду с тобой. Можешь в этом не сомневаться… И… — она уже перешла на шепот, — Обещай мне одно… — Да?.. — мои губы дрожали. — Что ты никогда… не будешь забывать о самых важных вещах. Не дай… Не дай себя… — и тут, она уже окончательно закрыла глаза. Я почувствовал, что она уже не держит мой кулак и она опустила свою руку от моей головы. Передо мной, только что, умерла самая любящая и понимающая мать в моей жизни… — Мама? — я слегка начал ее трясти, не веря тому, что она действительно уже умерла, — Мама! Своей головой я прижался к ее руке и не выдержав, я начинаю реветь, и мое сердце тоже плачет. Сколько я бы не держался при ней, слезы сами наступают по себе. Посмотрев на мать, я должен был обещать ей. Что я найду ту самую, которую я полюблю всем сердцем и… ни за что ее не отпущу от себя… Я тебе обещаю, мама**…***
Похоронив свою мать, спустя месяц, мне предложили работать военным фотографом и я отправился туда, куда было мне предназначено. Когда я оказался на войне, мне пришло письмо из Флоренции, и я узнал, что мой отец скончался. И как ни странно, все его наследство осталось мне. Дело свое мне конечно не доверил, если бы доверил, то я бы не занимался этим. Но деньги оставил. Это было для меня диким удивлением, но все же, сколько я настрадался от отца и как он относился к моей матери, после войны, я решил забрать все наследство и переехать в другое место. Но пока не знал куда конкретно. Я никогда не выигрывал в жизни лотерею, да и как фотограф на войне, я не слишком был удачлив на тот момент. Но мне везло пока в одном: я был до сих пор жив. Ведь я рисковал каждый день. И вот в один день я изменился. Побывать в бою, слышать, как пули свистят у твоей головы, как вокруг рвутся снаряды, и выйти оттуда целым и невредимым — это, конечно, в каком-то смысле очень волнующее. Испытываешь внутри себя мощный прилив адреналина. Некоторые бы не занимались своим делом ради этого. Насколько мне известно, среди серьезных военных корреспондентов нет таких безумцев, которые идут туда за острыми ощущениями. А я, кажется, был таким и я не ошибся. Я слишком увлекся тогда своим делом. Началась вражеская атака, на нашу территорию кинули бомбы, и вот я направил камеру и передо мной взорвался солдат, который бежал в мою сторону, и солдат взорвался передо мной, и все от него летело в разные стороны и кровь. А осколок стекла от бомбы… попал в мой правый глаз. Но я выжил, но мой глаз не уцелел. Прошла война, и когда я переехал в Кримсон-Сити, с этого дня я понял… что красоту, я стал видеть именно в смерти. Я нашел… свой стиль. Свой стиль в данном деле. Та фотография, которую я сделал на войне, стоила мне одного правого глаза… Но принесла мне видение. Миг смерти, пойманный как мошка в янтаре. Жизнь кончается, и расцветает цветок из крови и плоти. Я осознал красоту в гибели… И решил поделиться своим открытием с миром. И я понял, что я ограничивал себя в своем деле. Я был неучем, ограниченной личностью, дураком. Все считали, что мое искусство ужасно. Но для меня мое дело полно красоты и восторга творения. Ограниченного лишь моим воображением… Мой мир, саму ткань которого можно менять… Свой внутренний мир — я переношу на свои холсты. И я понял, что красота — в глазах смотрящего. Думаю, теперь я уже совсем не тот, кем был в самом начале. Война… действительно меняет людей.***
За пределами Кримсон-Сити Настоящее время Вечер, 23.30 С пребыванием в Кримсон-Сити после войны, я стал совсем другим. Мне кажется, характер отца все же проявил свое в моих генах. Хоть я убеждал в то время себя, что я никогда не буду таким, как мой отец. Но я стал им. А именно, настоящим эгоистом, высокомерным и бабником. Помимо своей деятельности, скрашивали мою жизнь дорогой алкоголь и окружение незнакомых симпатичных женщин. Так я держался на плаву. Я жил за пределами города Кримсон-Сити и имел свою фотостудию за этими же пределами. Там был мой дом, мое искусство воплощалась там, и никто меня не трогал, и ничего не говорил. Для меня это было что-то вроде тихой гаванью, где я мог… быть самим собой. Зайдя в свой особняк, меня ждала моя любимица «Обскура». Обскура была создана мной, из останков по крайней мере моих двух жертв, одна из которых была молодой женщиной, живущей на окраине города. Основной орган состоит из женского трупа, изогнутого назад на спине, сидящего сверху на тазобедренном суставе с тремя ногами, а ее голова состоит из старой, возможно, слишком длинной крупноформатной камеры с заряженной вспышкой, которая может против моих жертв. Обскура — считаю, мое одно из величайших созданий, сотворенная при помощи необузданной и извращенной моей фантазии, а также плоти, крови и костей. Старая механическая камера была одной из моих любимых «игрушек», и я оснастил ее прекрасной треногой. Любовь и страсть моя к этой камере буквально вдохнули жизнь в «Обскуру» и наделил ее сверхъестественной силой и собственной волей. Откуда у меня были способности? Я никому об этом никогда не скажу, поскольку я сам этого хотел и желал. И мне дали то, что я хотел. Я считаю Обскуру живым произведением искусства, а также своим домашним любимцем. Она украшала все мое гордое одиночество… Она ждала меня в другой части дома. Зайдя в свою комнату, она подошла на своих трех ногах ко мне, я слегка погладил ее по «голове». И зайдя на свой балкон, я смотрел издалека на ночной вид Кримсон-Сити… На небе сверкали россыпи звёзд, а город был охвачен неоновым сиянием ночных заведений. Редко по улицам проезжали одинокие машины, шагали какие-то люди. Для меня эти переулки и проспекты были полны воспоминаний. Где-то на них я встречал свои будущие вечные шедевры… Легкий ночной ветерок дул мне в лицо, играл с моими волосами. Я максимально вдохнул свежий ночной воздух, проникаясь удивительным чувством полноты жизни. Это так просто и удивительно одновременно — ночной вид города, кажется, сулит какие-то добрые перемены и надежду на лучшее. Я задумался о Ребекке. Та девушка… В первый раз в жизни, я кого-то не хотел убивать ради своего «искусства»***… От случайных легких прикосновений меня пробивала легкая дрожь. Я никогда не испытывал такое чувство с другими. Мне так хотелось дотронуться до нее, крепко обнять, прикоснуться своими губами к ее щеке… Её тонкие пальцы дрожали в моей руке. Слегка испуганный наивный взгляд прожигал меня, заставляя сердце биться сильнее. Ребекка казалась мне такой хрупкой, словно она нуждалась в защите. Я бы никогда не причинил вреда этой удивительной девушке. Уже в день выставки, я понял, что она не такая как все. Если уже… она не отвернулась от моих картин, значит она и не отвернется от меня… Наверное… И я так задумался, когда вообще в жизни хоть один человек, так интересовался тем, что я делаю? Никто не смотрел так восхищенно на мое искусство, как Ребекка. Я не мог отделаться от мыслей о ней. Я закрывал глаза и видел перед собой её светлый образ, её нежную улыбку, легкие движения… Ребекка была так близка и в то же время так далека… Но мне было мало… Я хотел большего… Впервые в жизни я хотел что-то другое… Я понимал, что девушка еще возможно мне не доверяет, да еще и ее брат. Точнее, не брат. Ведь я сразу понял, что он тоже в нее влюблен. Но девушка не подозревает в этом. А я уже начинаю ревновать и завидовать в том, что он ее может видеть каждый день… Хоть и понимаю, что мы с ней знакомы два дня… Я словно голову потерял от нее и боюсь, что окончательно с ума сойду… Или мне так казалось, что я теряю от нее голову? «Быть может… ты не поймешь сразу, что она твоя судьба»… — подумал я про себя, вспоминая слова своей покойной матери. Но внутри меня, действительно говорит все в обратную. Мое сердце всё чаще болит… И оно всё чаще стучит… И оно… всё рвётся к ней… К Ребекке. От этих мыслей я ушел с балкона и подошел к своему камину, где было фото моей матери. Рядом с фотографией была маленькая коробочка, где я хранил ее золотой браслет. Взяв его, я присел на диван и осматривал мамин браслет с подвеской. Неужели… в первый раз я ощущаю что-то другое в своей жизни? Сколько я себя помню… в проживании в Кримсон-Сити с другими женщинами, я никогда этого не чувствовал. Каждая любая, которая встречалась в моей жизни, были готовы уже передо мной расстилаться и сразу отдать себя. Да. Я уже был давно не девственником и имел уже достаточно много опыта. И даже от простого подмигивания, они уже падали в обморок. Конечно, я был довольным, что такое было внимания со стороны женщин. И все же, однако, у меня ничего не было с ними общего, кроме одной ночи в моей постели. И для меня было самым приятным преступлением — играть с сердцами женщин, когда уже я знал, что они по мне уже вздыхали и сразу уже признавались в любви, даже не зная, каков у меня внутри характер и какая была у меня жизнь во Флоренции. Да, я был бабником и сейчас был бы им, если я бы не встретил «ее». Ребекку. Почему вдруг я захотел что-то другого? Ведь я мог точно также «поиграться» с ней, а потом бросить ее или… воплотить ее в мое «искусство»… Но почему-то я не хотел делать этого с ней. Именно с ней. Я был слишком гордым, как и мой отец, чтобы признаться в этом самому себе. Сначала я думал, что просто я с ней пообщаюсь и все, и узнаю ее как будущую «жертву», чтобы как-то ее расслабить… но нет. Желание такое сделать именно с ней, у меня пропадало каждую секунду. Обскура легко уткнулась в мое плечо. — Что такое, Обскура? — и я взглянул на нее с тоской. Она указала мне дверь, которая вела вниз. — Ты что-то хочешь мне показать? Она тяжело простонала и уже уходила от меня на своих трех ногах, которые были обуты пуанты, как у балерин и я еще осмотрел золотой браслет своей матери. И тяжело вздохнув, я положил обратно браслет в коробочку и проследовал за Обскурой.***
Оказывается моя «любимица», провела в мою комнату этажом ниже, где я промывал снимки. На своем столе я увидел несколько снимков, подойдя ближе к столу, на нем были везде изображения Ребекки. А ведь она не знала, что моя Обскура тайно за ней присматривала и фотографировала, в течении двух дней. Ведь я об этом просил, еще с того дня, когда я увидел ее на выставке. Просто я не хотел потерять ее след, конечно, она мне дала номер, но я боялся, что она исчезнет, и не будет отвечать на мои звонки, а так я хоть знал, где она находится и чем она занимается. Почему я так не просил свою «любимицу» фотографировать других женщин? Я начал изучать каждый снимок сделанный моей Обскурой. На каждом снимке она выглядела такой… естественной, даже нигде не было нанесено какой-либо косметики. А как меня раздражает, когда женщины старались ради меня вот так замаскировать все свои недостатки, я же знал, что это не их лицо. А Ребекка уже показалось мне такой, какая она была… Меня это радовало, что в первый раз в жизни увидел такую юную особу… И еще меня уже радовало то, что она уже видела мое лицо… Она не побоялась меня, она говорила с такой искренностью. Когда вообще я что-нибудь подобное слышал от других? Вот правда… она улыбалась, очень редко и… смущенно. Интересно, как она улыбается Джозефу?.. И где-то я читал в одной книжке, что «скромные девушки — наилучшие жены, нескромные — наилучшие любовницы». Ребекка точно относилась к первой категории… Хоть и она не побоялась со мной общаться и не боялась дать критику к моим холстам, она уже меня тогда поразила и впала мне в интерес. Обычно другие женщины никак меня не смущались, они были такие самоуверенные, как и в своей неотразимости. Мои мысли потревожил звонок в дверь, Обскура хотела проследовать за мной, но я ее остановил. И она покорно ждала меня в комнате. А я пошел открывать двери, открыв, я увидел женщину. — Стефано… — зашедшая женщина, походу была слегка пьяна. Я даже и забыл, что кто-то собирается ко мне приходить. А Ребекке говорил, что у меня работа. В какой-то степени я чувствовал себя… предателем. Конечно, я мог бы удовлетворить свои потребности с очередной незнакомкой, тем более у всех женщин были так хороши фигуры и все остальное, но никакой похоти именно сейчас не испытывал на данный момент. Даже к этой незнакомке, хоть она выглядела привлекательной. На этот раз женщина превзошла сама себя, одев вызывающий наряд и макияж, который я терпеть, не мог видеть на женщинах. Хотя разве меня это должно волновать? Мне было все равно, но… никто мне не показывал свое истинное лицо, как на самом деле они выглядели. — Что тебе нужно? — безразлично посмотрев на незнакомку, при этом загородил проход в мой дом. — Дорогой… Ты забыл? — нежно рукой проводилась по моей груди, — Давай не будет терять время… — возбужденно прошептала незнакомка, надеясь на бурную ночь вместе со мной в моем доме. Хотел ли этого? Я так задумался на минуту. И сразу себя отдернул от этой похотной затеи. — Что? — я грубо убрал ее руку с меня, — Послушай, моя дорогая. Таких, как ты, в любом притоне найти можно, и уж если я захочу, мне стоит лишь пальцем женщин поманить, а они сами прибегут ко мне. Так что лучше тебе советую уйти отсюда, — не меняя своей грубой интонации, продолжил я. Незнакомке кажется, не поняла с первого раза и я еще раз сказал. — Повторюсь еще раз. Ты мне не нужна! Можешь идти своей дорогой! — Что?! — сразу тут же отошла от своего «опьянения», — Ну, ты и сволочь! — истерично внезапно прокричала женщина, оставляя меня в гордом одиночестве, при этом не забыла мне дать хорошую звонкую пощечину. И она ушла от меня в другую сторону, я хотел тут же на нее наброситься, хотя бы сделать из нее «шедевр». Но я не стал этого делать. Пусть идет себе куда знает. Закрыв дверь, я опустился на пол. Неужели… неужели… я настолько влюблен в Ребекку, что я даже отказался от своего «любимого» дела?! А именно… убить очередную жертву и просто издеваться и наслаждаться ее болью и страданием.***
После случая с незнакомкой я принял холодный освежающий душ, и направился в свои покои. Когда я уже лежал в своей постели, то задумался снова о ней. О Ребекке. Ощущение, что она так у меня и кружится в моей голове. После того, как я ощутил, насколько мне было приятно общаться с ней и касаться ее. Просто хочу… чтобы она была со мной. Но она не знает моей страшной правды и мою непростую жизнь. Может однажды рано или поздно она узнает обо мне… что я на самом деле не тот, кого я за себя сейчас выдаю… А я буду каждый день ее будни делать так, чтобы никогда она не боялась меня и была более уверенная со мной… Несмотря на то, что с Джозефом я уже общался насчет ее «сестры» и он против нашего с ней общения. Но однако мне кажется, что он в чем-то меня подозревает…. «Ты уверен, что сможешь это выдержать? Ты уверен, что она действительно тебе нужна как девушка»…? В мое подсознание неожиданно ворвался голос, который я никак не ожидал услышать. И я резко подскочил с кровати. «Ты же не тот, за которого ты выдаешь за себя»… Я сильно сжал свою голову руками. — Убирайся!!! Голова так сильно болела, что аж начал покалывать мой правый глаз. И это дикая и сильная боль грозится разорвать мою голову пополам и меня самого. И тут на меня озарила сильная вспышка, от которого я пришел в обычное состояние. Это была Обскура, она испугалась за меня и поэтому она оказалась здесь. Убедившись, что я пришел в себя, и не слышу посторонних голосов, я подошел к своей Обскуре и слегка погладил по ее «голове». — Спасибо, Обскура, — с тоской отблагодарил свою любимицу. И тут внизу я увидел свою фотографию. Я себя не узнаю, обычно мои жертвы страдают от моего «искусства». А теперь страдаю я, не от искусства, а от… боли, которого я не ожидал сейчас. Мне нужно было переосмыслить. Понять. Что я действительно хочу в жизни. Мои мысли и чувства и желания, так перемешались, что я сам окончательно запутался. Что мне действительно нужно?! Я себя вообще не узнаю! Словно за эти два дня она меня околдовала… Нуждаюсь ли я в ней? Нужна мне она? Душа действительно сама за себя говорит, что мне она нужна, но, на сколько? Я пока не понимал… Может… моя мама действительно была права? Что в моей жизни встретится однажды, которую я полюблю всем сердцем… Но завтра я хочу ее навестить, и подтвердить слова своей матери. Она очередная моя… «жертва» или… та самая, которая мне предназначена в моей жизни?...