Подумать только! Дженсон находился в квартире самого канцлера! Почти что нонсенс. Если бы мужчине пару месяцев назад сказали, что он сам привезет сюда саму Аву, да еще будет мучаться от собственных чувств к ней, то Дженсон бы точно плюнул тому в лицо и даже не заморачивался над этим бредом.
Однако теперь мужчине стоило признать, что то, что ранее казалось фантастикой, вполне имеет место быть в реальной жизни. Даже его отношение к доктору Пейдж. Теплое, светлое, он хотел быть с ней рядом. Потому что понимал, что одной ей не справиться. Но хотел в рамках допустимого. И сегодняшний не случившийся по его воле поцелуй тому доказательство.
Ава даже во сне сама прелесть. Само совершенство. Сама нежность. Как можно удержаться, чтобы не прикоснуться к ее губам?
Дженсон смотрел на нее и думал, какой же он идиот. Ей так плохо, так мерзко, а он думал только о своих желаниях. Кажется, сейчас Ава выглядела как никогда измученной. Синяки под глазами, бледное лицо, исхудавшее тело. Похоже, за то время нахождения в собственной организации, доктор Пейдж и крошки в рот не взяла, как считал Дженсон. Значит, внутри ее организм тоже болен. И если что-нибудь не сделать, будет только хуже.
Дженсон впервые за многие годы, если не за всю свою жизнь, почувствовал легкий страх. За Аву. Страх за то, что она может не справиться со своей болью. Жаровня оставила глубокий темный отпечаток не только в ее душе, но и физическом состоянии. Конечно, доктор Пейдж закалена научными проблемами в области своего эксперимента, но одно дело быть в роли управляющего, и совсем иное — стать игроком на поле битвы в войне за жизнь и смерть. Это молодым иммунам многое по плечу: и Лабиринт, и гриверы, пустыня с зараженными, а для Авы, у которой уже нет столько сил, энергии и здоровья каждый следующий день — испытание.
И сегодня, и именно сейчас Дженсон отчетливо понял, как боится ее потерять. Боится, что последние сутки угробили больше ее клеток, чем шесть дней в Жаровне. Этот новый канцлер — сущее зло и мужчина был счастлив, что так легко расправился с этим недоразумением. По ее милости Ава сейчас так страдает, да и он вместе с ней. Дженсон даже не помнил, когда последний раз мог расслабиться и не думать ни о чем, ни о каких проблемах ПОРОКа, а главное об этом чертовом Томасе и его дружках. Его организм тоже нуждался в отдыхе, хотя бы ради того, чтобы как следует зажили раны на животе. Свои адские дни в пустыне он теперь долго не забудет, как ни постарается.
Дженсон наклонился чуть вперед и аккуратно сжал в своей ладони теплую ладонь Авы. Такую хрупкую, с тонкими пальцами, но такую родную. В Аве все Дженсону казалось теперь родным: каждый ее взгляд, интонации в голосе, эмоции, поведение — все такое близкое.
А еще совсем недавно он пустил в нее пулю. Он просто кретин, не заслуживающий никакого сострадания.
Затем он переместил свою руку ближе к ее лицу и двумя пальцами дотронулся до ее волнистых прядей волос, одна из которых закрывала часть лица. Мужчина поправил ее в сторону, непроизвольно коснувшись кончиками пальцев ее щеки. Ава слегка шевельнула веками, видимо почувствовав остатки его прикосновений, и сразу же перевернулась на бок, спиной к Дженсону. Обе руки положила под голову и что-то невнятное пробурчала.
Дженсон улыбнулся. Это было так трогательно, наверное, Аве снился какой-то сон. Вообще просто изучать ее взглядом — уже нечто особенное для Дженсона. И именно сейчас, когда можно делать это, сколько влезет. Никто не помешает.
Вот по этому случаю можно найти и нечто шокирующее на шее канцлера. Дженсон сначала не понял, что это за черные буквы виднеются под ее волосами, а затем убрав их в сторону, прочитал набитый приговор: «Объект У-один. Уничтожить».
— Какого черта? — вырвалось у Дженсона. Он сразу понял, чьих это рук дело. — Гореть тебе в аду за такое! — сказал он чуть ли ни вслух, но вовремя замолчал, чтобы не разбудить Аву. — Тварь!
Дженсон глубоко вдохнул и выдохнул. Спокойствие теперь ему не помешает. Все самое ужасное, что могло случиться, уже закончилось. Он еще раз посмотрел на Аву усталыми глазами и поднялся. Пусть восстанавливает силы. А потом медленно покинул спальню. Сегодня он решил остаться у нее, чтобы к утру быть уверенным, что несколько часов достаточно, чтобы вся вколотая химия рассосалась по ее организму и больше не вызывала странные реакции.
Дженсон вышел в гостиную. Она, как и спальня, тоже была в белых тонах с черными вкраплениями. Мужчина подумал, что у Авы свой принцип — белизна во всем. Даже в обстановке. Тем не менее богатый интерьер радовал глаз. Центр большого помещения украшал ворсистый ковер с черным узором в центре, на нем располагался круглый стеклянный стол с черной тонировкой на трех серебристых ножках, по обе стороны от него — два дивана из кожи цвета слоновой кости с черными подлокотниками из массивного дерева с узкими узорами на краях. Напротив одного на стене висел огромный черный телевизор дюймов шестьдесят в диаметре. Дженсон подумал, а Ава вообще когда-нибудь его включала, если она постоянно на работе? Но, впрочем, изучение обстановки встало на планку выше, и мужчина обратил свое внимание на широкую полку, располагавшуюся под телевизором над тумбой цвета светлого дуба с витиеватыми выпуклыми узорами по краям. На полке под небольшим слоем пыли стояли несколько томов книг, посвященных медицинской тематике, еще пара, связанная с выдающимися учеными, и одна из них в толстом переплете, судя по корочке, рассказывала об особенностях зоны поражения или, иными словами, мозге человека. Дженсон хмыкнул, естественно, о чем еще может быть литература в квартире доктора, как только о медицине. Еще на полке стояла узкая белая ваза, которая расширялась ко дну. В ней отбывали свой срок какие-то искусственные длинные деревянные прутики, на концах которых мотались скрученные из гофрированной бумаги шарики всех цветов радуги. Дженсон долго рассматривал эту конструкцию, но так и не поняв ее смысл, принялся дальше изучать новую обстановку.
По обе стороны от телевизора располагались две напольные цилиндрические лампы, похожие на высокие тубусы тоже белого цвета. А рядом с ними два узких шкафа-пенала. Оба с зеркальными дверьми и подсветкой снизу.
По другую сторону располагался еще небольшой шкаф с резной дверью такого же цвета светлого дуба и рядом невысокая тумба, на которой Дженсон заметил несколько различных статуэток юных дам размером с полметра и три больших фоторамки размером в половину листа А4. Мужчина подошел к ним поближе. В левой, ближней к входной двери, вставлена фотография еще молодой Авы. Дженсон прикинул возраст, не больше тридцати пяти — сорока лет. Ее песочные волосы намного ниже плеч, но все такие же прямые и густые, легкий румянец на лице, светлая улыбка и такие выразительные крупные глаза в обществе густых черных ресниц. На фотографии они имели даже не серый, а глубокий темно-синий оттенок, который придавал особый шарм и некую таинственность.
«Наверное, когда-то именно такой Ава и была», — подумал Дженсон.
Крайняя справа фоторамка того же размера заключала в себя фотографию юного мальчика. Здесь ему пять лет. Дженсон точно мог определить возраст таких юных детей. Их каждый день раньше привозили им в ПОРОК. Светлые слегка потрепанные волосы, серые глазенки, улыбка до ушей, во рту не хватает пару зубов в верхнем ряду (выпали молочные). В руках он держит немного помятый по краям рисунок. В центре цветными карандашами фигура какого-то человека, похоже, что женщины, так как на ней одето белое платье. Вернее, область платья не закрашена в отличие от фона. На нем четко можно понять, что показал мальчик — главную башню ПОРОКа, даже подписал ее. А справа от нее Дженсон разглядел еще какую-то шестиногую каракатицу с длиннющим хвостом, отдаленно похожую на скорпиона-гривера. Внизу подпись печатными буквами красным цветом «Я люблю тебя, мама!» Мужчина, конечно, сразу понял, что это фотография Клемми.
И теперь Дженсон обратил свое внимание на фоторамку в центре. На ней все тот же маленький мальчик в центре, слева от него Ава, а справа лицо незнакомого ему мужчины. На нем темно-серая рубашка, темные волосы убраны назад, а в изумрудных глазах светится счастье и радость. Левая его рука сжимает плечо Авы, вторая держит мальчика за руку, на лице тоже светлая улыбка.
«Отец Клемми, — сразу подумал Дженсон. —
Счастливая семья доктора Пейдж».
Он взял эту фоторамку в руки и дунул на стекло. Слой пыли разлетелся в стороны, сделав стекло чище. Дженсон еще раз посмотрел на фотографию и чуть заметно улыбнулся. Внутри него что-то отчаянно забилось, стало немного тревожно и одновременно тоскливо.
Семья. Что такое семья в понимании Дженсона? Слово из пяти букв с каким-то странным лексическим значением, в которое он никогда не вникал. Ему без надобности. Он не помнил своих родителей.
Семьей для Дженсона стал ПОРОК. И все, кто находился рядом с ним и обучил тому, что он умеет. А родным братом — оружие, которое он изучил вдоль и поперек.
Но на фотографиях было видно, что семья — это нечто большее. Но что большее? Какое-то взаимопонимание, доверие, уважение и любовь? Это все можно отнести к важным составляющим семейных отношений? Дженсон не знал, как ответить на эти вопросы. Это все словно другая планета, такая же странная и неизведанная.
Хотя не такая уж и неизученная для доктора Пейдж. Он был уверен в этом. Иначе она бы не рыдала в три ручья при встрече с сыном и после его смерти. Просто она слишком хорошо умела не показывать свои чувства к близким людям на окружение.
На Дженсона накатила такая тоска, такое разочарование и такое уныние, на которые способны совершенно обыкновенные люди, даже такие жесткие и жестокие, как Дженсон. Сейчас он был уязвим от собственных мыслей, от собственных чувств, внезапно возникших в его душе. Мужчина и не думал, что какие-то фотографии способны затронуть то, над чем он даже не задумывался.
Дженсон поставил фоторамку на прежнее место, решив, что достаточно с него копаться в себе, все равно это не приведет ни к чему хорошему. Рассматривание обстановки квартиры доктора Пейдж, кстати, тоже.
Мужчина прошел по одному из коридоров и наткнулся на ванную комнату.
«Если она тоже будет белой, я сойду с ума!» — подумал Дженсон и быстро открыл светлую резную дверь с матовым окном. Перед ним во всю стену висело огромное зеркало, по обе стороны — горизонтальная белоснежная плитка, разделенная черным бордюром с рисунком золотистых водорослей, в углу — просторная на вид душевая кабина, у противоположной стены — широкая раковина с двухдверной тумбочкой и полочкой сверху, на которой стояли разнообразные флакончики с кремами, и рядом узкая стиральная машина.
«Черт возьми, Ава, у тебя может быть хоть что-нибудь в другом цвете или нет?» — пробежала в голове мысль, но он все-таки перешагнул порог ванной комнаты. Умылся под струей ледяной воды, не желая даже включить горячую, освежил более-менее свою кожу и глубоко выдохнул в надежде, что вернет мозг к привычной работе.
Стараясь не думать обо всем том, что произошло с ним и Авой сегодня, Дженсон вернулся в гостиную. Разместился на одном из диванов и откинулся на спинку. Закрыл глаза. Сразу всплыл образ Авы. Ее измученный взгляд, бледное лицо и теплые пальцы, которые прикоснулись к его щекам.
— Черт возьми! Что же ты со мной делаешь?
Дженсон потер глаза, чтобы отогнать от себя образ доктора, а потом снял с себя куртку, бросил в сторону. Сейчас он почувствовал себя слишком измотанным, чтобы думать дальше об Аве и своем к ней отношении. Все завтра, завтра новый день, завтра снова ПОРОК, завтра точно все будет уже иначе. Дженсон был уверен, что завтра от его сентиментальности не останется и следа, отчего непременно станет даже легче дышать.
* * *
Почти бесшумно в зал входит Дженсон и располагается на предпоследнем ряду.
Доктор Пейдж стоит перед аудиторией и на автомате выражает свои мысли о возникших проблемах. Выглядит она усталой, но не обращает на это внимание. Ответственность не позволяет ей отдаться в пучину слабости и остаться дома.
Канцлер его замечает и подает знак через слабую улыбку, Дженсон тем временем отвечает ей теплым и нежным взглядом.
Женщина говорит какие-то научные фразы, оперирует медицинскими терминами, а Дженсон во все это совершенно не вникает. Он просто любуется Авой, ее природной красотой, изящными формами. Словно она для него идеал совершенства и самого прекрасного, что может существовать в их жалком мире.
Ее белоснежное облегающее платье чуть ниже колен, подчеркивающее все достоинства ее фигуры, такого же цвета длинный пиджак с широким воротом, эффектно закрывающим лебединую шею, песочные волосы, спадающие на ее плечи и такие усталые очи завершают образ этого великолепия, которое Дженсон имеет возможность лицезреть.
«Как же она красива, черт возьми!» ― думает он, не отрывая своего теплого взгляда от канцлера, прежде чем женщина заканчивает свою очередную фразу и выдерживает достаточно долгую паузу, а потом тяжело опускается на рядом стоящее кресло. Ее лицо морщится от внезапной и тянущей боли в голове, и она прикладывает несколько пальцев двух рук к вискам.
Дженсон сразу понимает, что с канцлером что-то не так. Он, не теряя лишних секунд, подбегает к Аве, окидывает ее с головы до ног тревожным взглядом.
В зале тишина сменяется на перешептывание и легкий шум.
― Воды! ― кричит Дженсон в сторону присутствующих. ― И живее!
Кто-то с дальнего ряда быстро покидает зал. Остальные же встают со своих мест, чтобы прояснить для себя, что же случилось с доктором Пейдж. Но Дженсон ближе, чем на пару метров никого не подпускает.
― Все, совещание закончено! Быстро разошлись! ― в приказном тоне произносит мужчина и снова обращает все свое внимание на Аву. Она бледнеет у него на глазах за считанные секунды, слабость полностью захватывает власть во всем теле.
Народ покорно подчиняется приказу Дженсона и следует к выходу, лишь тихо переговаривается между собой.
― Ава! Ава, тебе плохо? ― Дженсон пытается заглянуть ей в глаза, садится перед ней на корточки, но она закрывает лицо ладонями, старается прогнать все недомогание прочь. ― Что болит? Где болит?
― Все в порядке, не беспокойся, ― тихим голосом отвечает женщина, опускает руки на колени. Но глаз на Дженсона так и не поднимает. ― Голова закружилась.
― Сэр, вы просили!
Дженсон слышит голос одного из своих главных помощников, который только успел зайти в зал со стаканом бесцветной жидкости.
― Давай сюда! ― Дженсон жестом руки приглашает его к себе. Мужчина отдает заместителю главы ПОРОКа воду и любезно интересуется, чем еще может помочь. Однако невербальный ответ он получает от Авы, которая отрицательно качает головой.
― Свободен! И дверь за собой закрой! ― произносит Дженсон и даже не смотрит на помощника. Протягивает Аве стакан с жидкостью. ― Попей.
― Спасибо, ― Ава берет в руку емкость и подносит ко рту, делает несколько небольших глотков, а потом откашливается.
― Не спеши, не торопись, ― трепетные фразы следуют от Дженсона.
Ава ставит стакан на рядом стоящий столик и смотрит теплым и понимающим взглядом на мужчину. На его лице читает неподдельное волнение и Аву даже немного бодрит эта забота Дженсона.
― Тебе лучше? ― спрашивает он, нежно берет ее ладонь в свою, ощущает, насколько ее пальцы едва теплые.
― Намного, ― Ава добрым взглядом смотрит на Дженсона и светло улыбается. ― Благодаря твоему вниманию и заботе.
― Приходится, раз сама не умеешь о себе заботиться, ― шутит Дженсон. ― Не успела отойти от наших приключений уже принялась за работу. Пора прекращать это дело.
― Дженсон…
― Не спорь! ― он специально перебивает ее, знает, что женщина будет протестовать, и смотрит на нее немного суровым взглядом. ― Я лучше знаю, что тебе надо. Я отвезу тебя домой.
― А кто собрание продолжит? Давай позднее я с радостью воспользуюсь твоим предложением.
― Ты опять за свое? ― Дженсон заметно повышает голос и уже начинает немного злиться, что Ава игнорирует его слова. ― Посмотри, ― Дженсон поворачивает голову в сторону, обращает ее внимание на пустые стулья, ― все уже разошлись. Всем все понятно и без тебя. Пойдем! ― он подает ей руку, дает возможность принять решение самой.
― Упрямец мой, ― Ава улыбается краешком губ и теплым взглядом смотрит на Дженсона, нежно касается ладонью и кончиками пальцев его щеки. ― Дай мне минутку на сборы, ладно?
― Твоя воля, ― Дженсон разводит руками, принимает позицию доктора. ― Только я все равно останусь и прослежу за тобой. ― Дженсон смотрит на наручные часы. ― Минута пошла. Через шестьдесят секунд я применяю силу. И это не шутка!
― Мне уже становится страшно, ― подыгрывает ему Ава.
Он отходит в сторону, дает женщине возможность собраться. Дженсон пристально следит за каждым ее шагом, действием, поворотом, пока доктор Пейдж складывает документы в стопку на столе. Потом она берет из шкафа свое серое пальто ниже колен и накидывает на плечи.
― Я готова! Успела?
― Успела, ― довольным тоном отзывается Дженсон. ― У тебя еще осталось семь секунд. Ты быстро справилась.
― Испугалась твоего наказания, ― улыбается Ава и проходит к выходу. Дженсон лишь отмечает про себя, что раз Ава шутит, значит, с ней не так все плохо, как он уже себе сумел вообразить, и следует за ней.
* * *
Дженсон распахнул глаза, будучи не в состоянии сразу понять, откуда услышал какой-то грохот и звук бьющегося стекла. Сколько прошло времени с тех пор, как он немного отключился от мира реальности и погрузился в дрему? И даже сумел посмотреть такой прекрасный сон. В нем Ава такая родная, такая близкая, и Дженсон ее понимал, волновался и заботился, словно они вместе уже сто лет.
И откуда у мужчины могут быть такие сновидения? Впрочем, это было уже не важно, необходимо было понять причину неприятного звука, идущего из ванной.
— Ава! Черт! — сказал Дженсон сам себе и рванул в сторону ванной комнаты. Он не ошибся, доктор Пейдж громила все, что попадалось ей под руку. Пол был уже усеян полотенцами, бутылочками, флакончиками и это еще не предел. На глазах у мужчины Ава с особой злостью и силой бросила на пол стеклянный узкий флакон духов. Дженсон махнул головой, решил, что пора остановить действия Авы, пока она сама не покалечилась.
— Доктор Пейдж, хватит! Прекратите! — окликнул он ее, но женщина даже не обратила на него никакого внимания. Тогда он быстро подошел к ней с боку и схватил за обе руки. Ава сопротивлялась, пыталась вырваться, закричала: «Пусти!», но Дженсон хватку не ослабил. А наоборот прижал Аву к себе спиной, скрестив ее руки на груди, и вывел за порог ванной.
— Пусти! Пусти меня! — кричала Ава, пытаясь освободиться от оков Дженсона, но безрезультатно. Мужчина был во много раз ее сильнее и ему не составляло никакого труда удерживать Аву.
— Успокойся! Угомонись! — приказал Дженсон по пути в спальню. Уже в комнате опустил ее за плечи на кровать и грозно посмотрел в ее озлобленное лицо. Ава глубоко дышала, стреляла глазами по комнате, думая, чего бы еще разбить. Дженсон закрыл за собой дверь и опустился перед женщиной на корточки. — Все? Остыли? Может, объясните, какого черта это было?
Ава наградила Дженсона колким и холодным взглядом, готовая в любой момент начать против него войну.
— Еще раз дотронешься до меня... — пригрозила Ава, нахмурив брови.
— То, что?
— Убирайся! — прошипела она, сквозь зубы.
— Доктор Пейдж, вы в своем уме?
— Убирайся вон из моего дома!
— Какие еще будут указания?
Кажется, сейчас Дженсон заигрывал с огнем. Но ему на это все равно. Важнее разобраться, что творится с Авой. Почему она снова проявляла к нему агрессию?
— Пошел вон, я сказала! — Ава снова закричала, да с такой силой, что начало першить в горле, и поднялась с кровати, указала рукой на дверь. Дженсон тоже принял вертикальное положение.
— Доктор Пейдж, в Жаровне вы были гораздо спокойнее. Давайте вспомним эти чудесные времена и нормально поговорим, а?
Ава тут же схватила с прикроватной тумбочки фарфоровую статуэтку молодой дамы и зашвырнула ее в Дженсона. Мужчина едва успел увернуться, и фигурка при столкновении с деревянной дверью тут же усеяла пол осколками.
— ПОШЕЛ ВОН, ДЖЕНСОН! — закричала Ава уже не своим голосом, насколько он был низок и силен. Ее глаза сверкали яростью. Желание избавиться от мужчины стояло выше всего.
Всегда спокойная и уравновешенная доктор Пейдж была сейчас копией какого-нибудь душевнобольного, в истерике бившегося об стену психушки.
— Как скажете, — Дженсон кивнул и развел руками в стороны. Сделал несколько шагов назад, убрав одну руку за спину, нащупал ручку двери и нажал. Говорить что-либо еще он не решился. Да и противно стало. Либо Ава действительно не понимала, что творит, либо совершала это осознанно с какой-то своей целью.
Дженсон снова посмотрел в глаза доктору Пейдж. В них за эти секунды ничегошеньки не поменялось. Взгляд все такой же холодный и злой. Нет, явно не по своей воле она сходила с ума.
Ава едва совладела с собой, чтобы еще чего-нибудь не запустить в Дженсона, пока его фигура не скрылась за дверью. Его присутствие рядом рождало в ней самые что ни на есть негативные эмоции и, выплескивая их наружу, ей становилось легче.
Ушел. Однако больше ничего бить не хотелось. Ава вдруг почувствовала полнейший упадок сил и опустилась на кровать.
«Что я творю?» — задалась женщина вопросом. Но ответ так и не получила. Она с тоской посмотрела на осколки и резко встала. Распахнула дверь и вышла в гостиную. Пусто. Никого.
— Дженсон? — позвала Ава мужчину, полагая, что он ослушался ее приказа. Но он не отозвался.
Тогда доктор Пейдж проверила вторую комнату. Там тоже лишь одна мебель.
— Дженсон! — снова произнесла Ава имя заместителя, но он так и не откликнулся.
Ушел. А она так его обидела. Обидела своим отвратительным поведением.
Женщина откашлялась, отметив про себя, как инфекция дерет горло. И где она успела простыть? И до такой степени съехать с катушек, чтобы повышать голос на своих сотрудников, и бить в доме все, до чего может дотянуться.
Ава вернулась в гостиную. Небрежно посмотрела в каждый ее угол и вернулась в спальню. Обошла кровать и открыла дверь, ведущую на крытый просторный балкон. Зашла в него и распахнула окна. Персиковое небо дало ей понять, что солнце только-только выглянуло из-за горизонта и осветило Последний город своими теплыми лучами. Напротив в таком же небоскребе на верхних этажах открыты окна, значит, в квартирах кипит жизнь. Легкий ветер подул в ее сторону, дав ее коже ощутить утреннюю свежесть.
Наступил следующий день.
Доктор Пейдж еще несколько секунд печальным взглядом посмотрела на соседние высотки, а потом закрыла рамы. В правой ладони почувствовала острые покалывания, словно тысячи мелких иголочек одновременно вонзались в ее руку. Ава подняла ее на уровне груди, ощутив, что мышцы явно протестовали этому. Сжала ладонь в кулак и снова расправила дрожащие пальцы. Покалывания не прекратились.
Доктор Пейдж насторожилась и положила вторую ладонь к себе на руку. Ей показалось, что ее вены слегка набухли...
