Плантагенеты

— Шах и мат, Ваше Величество… Передвигая фигуры, выточенные из слоновой кости, Маграрет, графиня Ричмонд и Дерби, не переставала зорко следить за юной королевой. В этой гибкой, смехотворно пухленькой девушке, с мягкими косами, ребячеством, и глазами, полными чарующего, юношеского сияния, возмущало абсолютно все! Жест, шаг, дыханье…. Ни в повадках, ни во всем облике не имелось особого изящества или врожденного аристократизма, и, насупившись, эта «У» походила на белку. Но хуже иное, она — еретичка, и шепчется с демонами. Ясно, Господь проклянет за такое! И нет сомнений, Ричард Третий загнал себя в ловушку, вступившись в брак, в аду ему быть. Надеясь, что вот-вот король ответит за грехи, леди Маргарет криво ухмыльнулась. С гладким, но на редкость узким лбом, худая, с лицом закоренелой постницы и супровостью губ, эта женщина, не будучи по-настоящему некрасивой, оградила себя от удовольствий, носила на себе печать иступленной веры. Представительница династии, она славилась необычной карьерой: родив еще совсем маленькой, в ту пору, сама играла куклами, овдовела. Первое время казалась помешанной, заперлась от всех, ушла в себя и месяца три выносила присутствие только одного духовника. Строгий пост, молитва, чтение книг, изо дня в день, без всяких отступлений. Однако, любовь к сыну холодила, нашла дело, корому отдалась порывисто и страстно. Дело это было — Англия для ее мальчика, ее Генри. Долгие годы безрадостного, полного унижений изгнания, несправедливое лишение в пять лет всех своих фамильных владений, вечный страх его выдачи врагам, унизи¬тельные просьбы денег у французских принцев. Но теперь-то все окончится… Муж, граф Томас Стэнли, легко сориентировался в обстановке, и первый явился с повинной на нее. Он открыл все ее связи с заговорщиками, передал письма, которым обменивались, и при этом так сокрушался тем, что недоглядел за своей супругой, что ему поневоле хотелось верить. Давно уже предвидел, что трудно ему будет обойтись без семейной драмы, приходилось начинать тяжелую, раздражающую борьбу с ярым фанатизмом.  — Ах, государь, простите неразумную супругу, — рыдал Стэнли. — Зловредная карга двадцать лет назад предсказала моему пасынку Тюдору чущь, и теперь моя бедная, сбитая с толку, жена мечется, уверенная в правдивости слов. Знала вероломство, и в чью пользу смотрит граф. Смерть хворой Анны едва не уничтожила Йорка, казалось, сам оборвет свое дыхание. Ни проблеска чувства, ни искры веселости, пустыня, одинокая, холодная. Утверждал, что перестали существовать красота и обаяние, для него никого нет, и… взял дикарку. Леди старалась предаться религиозным размышлениям. Но чувства ее были остры, не могла спокойно мыслить о Боге, не могла победить себе раздражения от встречи с новой хозяйкой. Ее утро началось крайне дурно. — Еще партию! Если Госпожа дозволит… — Норфолк хватил руку Ульяны, откровенно собираясь помогать королеве. Русинка жадно ловила мастерство. «Не игрушки даны правителям в руки…»! Мысленно, очень поверхностно, спорила голосу дяде. Конечно, игрушки! Шахматные пешки, которых не жаль, если требуется ими жертвовать. В том числе и ферзем… Большой политик никогда не воспринимает тех, кто умирает в его войсках, и тех, кто работает на его землях, как людей, имевших, как и он сам мысли, мечты и желания. Им приказывают — они делают. Верный штат слуг поднимася на любое ее слово, и рано начала тосковать. А причина совсем рядом, этажом ниже. Когда объявили о сватовстве, воздух будоражил, и отчаянно хотелось, чтобы латинянин оказался статным, цветущим и добрым и влюбился в нее с первого взгляда. Теперь дулась как мышь на крупу. Иногда рвалась к нему всем существом своим. Но вот светлый луч исчезал с его бледного, таинственного лица: он, может быть, сам того не замечая и не желая, делался рассеян, уходил в свои мысли. И веяло ледяным холодом на трепещущую в волнении Улю… Порыв ожесточения потрясал ее, душила глухая злоба. — Там не кровь с молоком, а даже просто крови нет! — фыркала, ища недостатки. Душно, жар струился от раскалённой земли, отчего все вдали казалось неясным, расплывчатым. Пахло гарью. Но в тусклом от дыма небе появились кучевые облака — предвестники скорой грозы. Чуть слышный шорох казался преувеличенно громким. Уже мерещилось, что за дверьми снуют туда-сюда не один, а несколько. Поглядеть, что там такое, а то покоя не знать. На цепочках болталась масляная светильня, тени пробегали. А они стояли, Елизавета Вудвилл и оруженосец. Наемники поднялись на борт кораблей в Онфлере, и переправились по Сене к заливу Ла-Манш. Через шесть дней, перед закатом солнца флотилия вошла в воды Милфорд Бэй… Письмо имело вид крайне жалкий: оно было смято, как если бы читающий не сдержал своего гнева, а потом спохватился. События лета имели разрушительное давление на психику Ричарда, — в нем уже мало оставалось от того, кто слепо верил благу. Равновесие шатнулось, на него часто нападали приступы ярости по малости, которые не на шутку пугали окружающих его лордов. Делался суров, начинал вести аскетический образ жизни. Значит так и быть… Выдохнул легко, и ощутил радость от конца неопределенности. Победа или смерть! Вот, не нужно ломать голову, какие интриги плетут французы и Тюдор, и опасаться новых предательств. Да, он выступит, постарается одолеть их в честном бою, как полагается мужчине.