Плантагенеты

— Матушка, как Вы подумали о таком ?! Гнусное предательство нашему соверену. Или честь фамилии для Вас пустой звук ? — шептала юная Елизавета. Объект всеобщей любви как дочь Эдуарда Четвертого во всех случаях жизни мягко, но настойчиво старалась придерживаться достойного поведения. Старшая принцесса Йоркского дома всегда испытывала особую привязанность к дяде, и у нее, в отличие от остальных членов ее семьи, фигура Ричарда не вызвала никакого внутреннего протеста. И, сейчас, верить не хотела, что его больше нет. История близких, несомненно ,как заверяли юристы, трагична. Отец всегда смеялся и заявил, что не считает свою женитьбу серьезной. В самом деле, он бросал девушек вскоре после первой брачной ночи, и им не оставалось другого выхода, как уйти в монастырь. Так же обстояло дело со сватовством к ее матери, красавице Елизавете Вудвилл. Эдуард женился на ней, рассчитывая позабавиться ею некоторое время, тем более что этот второй его брак был недействительным, но вышло иначе. Женщина верила в законность своего супружеского союза и родила наследников. Коварная, хитрая, не переставала, насколько это было в силах, разжигать пламя борьбы против ненавистного монарха, своего деверя. Для вражды имелась основательная причина — государь отстранил родственницу от всякой власти, называя алчной. И вот сейчас, в шаткости престола, ее мать идет на опасную авантюру, Елизавета не кто-нибудь— и женихи королевской крови не погнушаются ею. Но если не хочет до конца губить и заслужить ее справедливое проклятие, должна присоединиться к интригам. Стэффорды ведь тоже имеют право на корону как Плантагенеты, договорятся между собой, и выдадут замуж, выдадут насильно,упрочить то, что они называют своим правом... — Бог мой, ты еще ребенок! — печально сокрушалась вдовствующая королева. — Твой ненаглядный дядюшка — прошлое, в могиле. Что было раньше, то было раньше. Англия устала от междоусобицы, охотно примет своим властелином знатного лорда, а ты, если не образумишься, останешься недостойной вытирать пыль с его сапог. — Без чувств и уважения ? Такого будущего для меня ищите ? — оробев, лепетала принцесса. Черты взрослой холодили, усмешка мелькнула на губах ее. — Мужская любовь ? О, нет ничего хуже… Похоть, уныние, стыд встретиться после бесславной развязки, мечты о мести, вот на что они тратят наше время. У меня есть то, что наделит всем: золото может вершить суд, вести войну. Смотри… Она открыла тяжелые сундуки в своих покоях, набитые, вероятно, предметами леди. Ах, эта наивность! Ульяна терла виски. Домой, на Русь, ей возвращаться… В монастырь там упекут, за ересь латинянскую. При мысли о том, что чудное, нежное тело истязалось бы веригами и сохло от унылого поста, начинала мутиться голова и тошнилось. Нет, нет! Пасть так низко. С того мгновения, как обручилась да с корабля на землю ступила — жизнь ее стала одним непрерывным взлетом. Как же больно будет сорваться! Раз бывшей царицей английской, не может возвратиться в звание удельной княжны. — Да ниспошлет Всесильный Господь утешение… — жав четки, герцогиня Сесилия прибавила звук собственной речи. Когда юница оказалась с ней рядом и присела в реверансе, произнеся несколько слов приветствия, старая женщина лишь чуть повернула голову, коротко взглянула на невестку, сухо кивнула и, не произнеся ни единого слова, гордо устремила взор на лики святых. Нельзя сказать, что они были врагинями, но как же боялась русинка этой надменности, хмурости, длинных проповедей ! «Лучше видеть Ричарда мертвым, чем греховным, поступившим не как Йорк». Наверно, испытай Уля тревоги и смерти, потеряй как «Цыс» четырех сыновей, и сердце окаменело бы, дичее была. Имей проницательность, рассудила бы, что в несчастной говорит тщеславие — мать поверженного в бою короля, достойный финал легенды! Но если только остался верным христианином. Сын – мученик, как это согреет последние дни! Небеса вознамерились призвать его к себе, короля земли английской. Человек древней школы, провела детство в мире, где каменные соборы говорили о смирении и благочестии, щедрости и богоугодных делах, менестрели воспевали рыцарскую доблесть и изящество, простой люд и вельможи бичевали себя за пороки, а ведьм сжигали на кострах. Но эта девчушка, такая же яркая, как цветы на ее варварских нарядах, осуждала. — Ваши слова чудовищны. Можно ли говорить такое ? — северянка не хотела участвовать в лицемерии. Как именно должны поступать Йорки не знала : слишком разной была ее новая семья. «Сластена» Эдуард, искатель выгод Кларенс, хоть братьев не застала, о них не шептался только ленивый. К счастью или горю, ни того, ни иного не находила в своем величественном супруге, но, ах!, тот безумен, безумен, иссушен чувствами к первой жене. Упрямо и твердо вздёрнула подбородок. Вот и нет! Никто не отменит блеск тяжёлого обручального перстня, надетого ей холодной, сильной рукой, тягучий, обволакивающий запах ладана, голос, как ей казалось, хрипловатый и гулкий, дающий клятвы. Рано утром доложили, ищет ее проситель. Чужестранец, как и она, но, правда, француз. Порядки в резиденции не были слишком строги, потому что король не опасался ни вероломных врагов, ни жаждущих милостей, будучи уверен, что достойно встретит и тех, и иных. Не шумела, что разбудили, какой там сон, в трудном положении. Она порывисто хватила защитника, Ульяма Кэтсби, давила ему крепко и твёрдо. Взглянул на свою госпожу широко раскрытыми, почти остановившимися зелёными глазами, с ужасом, отчаянием — новости всегда страшны. Гость одет в парадное платье : расшитое жемчугом сюрко, беличий плащ, шляпа с лихо заломленными полями. Был высоким, крепким,хорошенько сбитым мужчиной, однако не настолько, чтоб его можно было назвать тучным. — Искренне надеюсь, Мадам, Вам знакомы обычаи рыцарства. Следует относиться с милосердием, и убийство вне брани есть акт незаконный, а жена, вассалы обязаны за пленного. Да, цена велика, но и сан его громок. Шевалье Франции, мы хотим выкупа за Ричарда Плантагенета. — Боярин… сударь, — поправилась на европейский лад, чем докажете благородные требования? Неужто впрямь шёл к ней, руководясь алчностью? Вломился к ней, измученной, уставшей, в предрассветный час, надеясь, что сейчас она ещё более уязвима, чем при свете дня в окружении своих немногочисленных друзей? Что за нравы, ведь цезарь не холоп или скотина какая. Ей передали ларец. Предвкушала мерзость в духе грубой силы, но нет, ничего изуверского. Нутро ее ликовало. Жив! ЖИВ! Теперь все будет на местах — и крестьяне, и лорды, и … Его нрав. Застала, хотя в горечи, ледяным, истомленным, но все же сохранившим свою привлекательность. Кроме того, даже во всех своих слабостях, умел оставаться королем и сохранял внешние признаки своего величия. Избегал всего вульгарного и смешного. Вспоминая о нем, представляла себе истинного кесаря и, как кесарю, готова была простить ему многое. Сложив эти доводы, радостно запрыгала. Вдовой не станет еще много лет! Подкрасила перед зеркалом несколькими мазками румян лицо, движением распустила пышные волосы — она была у себя дома и от счастья могла позволить такую вольность. — Но Вы банкрот, Миледи! — это все, что мог сказать Норфолк о пропаже денег. Казначея нашли убитым ножом в горло. Больше не причитал и лишь мрачно молчал, глядя то в окно на проносящиеся мимо угрюмые осенние пейзажи, то на женщину, скрипевшую зубами напротив него.