Плантагенеты

Нет, конечно она не босячка! Правда, на слова о трудностях финансов пала в кресло и разразилась смехом, столь же истеричными, как и недавние слезы. Верные слуги уже и боялись, в уме ли их госпожа? Юная королева бегала по ставкам, умоляла, просила, заклинала, обращалась к знакомым. В ее голосе и речах было столько увлекательного, в ней была сильная воля, неустрашимость. Она не останавливалась ни перед какими средствами, лишь бы получить желаемое. Ах, досада — герцоги тоже чувствовали пьянящий дух свободы, хотели сладкий кусок. Получив отказ, Ульяна объявила вассалов мятежниками и приказала открыть сундуки, считать свое приданое. По-хозяйски упершись в бока, стояла средь дворца и наблюдала, как холопы носят, расправляют, развешивают добро. Связки мехов, соболя, бобры, куницы, огненные лисы, есть и горностаи, и огромные шкуры белых медведей, для красы на стену повесить иль на пол. Жемчуга, яхонты, утварь чеканная, на деле богата как крез, только бы деньги получить за все это. А ковры! Красные хорезмийские ковры, тканные хитрыми восточными узорами, наступишь — и нога тонет. Аристократы набрали русского добра, мехов, одежды, драгоценностей — в обеих руках не унести. Смешно оделись самым причудливым образом в шелка и бархат, волокли тяжелые собольи шубы, невзирая на наступившую днем жару, а в подоле одна дама тащила спутанную связку из самоцветных ожерелий. Вместе с епископом Кентерберийским посещала города и деревушки. Вне сомнений, были идеологическими противниками со святыми отцами, но время ли сейчас ругаться? Бесчинства, творимые дворянами, окончательно распоясавшимися в отсутствие крепкой, властной руки, были пресечены в течение нескольких утренних часов. Уже к тому времени, когда колокола на кафедральном соборе прозвонили к обедне, беспорядки были улажены, пожары потушены, а погромщики арестованы именем короля. Но и Ульяне нужно было многое от жителей. Всей фигурой не упрекала, но трогала, видом и словами, убеждала не оставлять Ричарда, исполненного к ним любви и благодарности: не лишать себя праведного возмездия за труды, для него понесенные, — не обольщаться лживой милостью врунов. Приветствовала, молила помочь ей воссоединиться с мужем. Все стремились видеть и слушать эту девушку, красноречивую от живых чувств и разительных обстоятельств судьбы ее, клали монеты. Вскинулась, знак, что говорить желает. Чего боятся, давно презрела обычаи Родины.Она мешала слова, на толмачей с переводом полагалась: — Добрые люди Англии! Ваше преданность Государю есть благое дело, все мы за него радеем. Враги желают погибели нашей, разорения, чтобы пожать свою корысть. Но правосудие Всевышнего не даст сим злодеям насладиться плодом вероломства. Кому Бог единожды дает величие, тот уже никогда не лишается сего блеска, подобно солнцу, всегда лучезарному, хотя и затмеваемому на час облаками. — Миледи, — пыталась убедить «Катеринушка», а также иные благородные женщины свиты. Особенно старались принцессы, утверждая, что наиболее разумное сейчас — доверить золото храбрейшим рыцарям. По крайне мере так бы поступила королева Анна. Ехать к французам, никому не нравился этот план, но был ли у них в действительности выбор? Если и так, то никто его не видел. Однако Ульяна и слышать не желала, страшно рассердилась, когда об этом зашла речь. — Королева! — возмущаясь, яростно топнула. Лоб её и щёки, открытые покрывалом, пошли красными пятнами, она слегка задыхалась. — Королева! А кто тогда я?! Ну? Вот приказ, готовьте лошадей. Ехала с радостью и любопытством. К счастью, летник одела, не перемерзнет. Так мало знавшая о жизни, мечтала стать властительницей, подобной гордой княгине Софье Фоминичне, память о блистательных посещениях которой была так хороша. Да, если не выйдет быть любимой, то сделаться подругой и наставницей. Но дядюшка выбрал свою гречанку по портрету, а Ричард просто обет жениться дал. О, молодость… пусть невинность перестала быть тебе именем, но наивность, беспечность и сладостное легкомыслие — вполне, вполне. На мгновение карета превратилась в вихрь кружева и шелков, из-под которых доносилось сдавленное девичье хихиканье. После трапезы её фрейлин, которых она имела, согласно обычаю, испросили позволения отослать. Война, до смерти пугавшая некоторых особо впечатлительных, —что и говорить, дело трепетных сердец недостойное. Русинка провела эти несколько часов преимущественно в молчании, отвешивая поклоны — более похожие теперь на кивки, ибо мало кто из представленных ей мог сравниться в знатности и положении с ней, — и повторяя одни и те же заученные приветствия. Гарнизон был не слишком многочисленен, скорее, разномастен. Расчеты состоялись, чего ждать? — Где Государь? — спросила она, с трудом справившись с комом в горле. — Где мой супруг? Я приказываю проводить меня к нему! С одобрения большинства, страж передвинул рычаг, запиравший дверь. За дверью был узкий ход, в который мог пройти один человек, а за ходом спиралью уходила вниз винтовая лестница — одна из многих лестниц, к которым питал явную слабость зодчий цитадели. Подобрала шлейф, ступила за французом следом — весьма уверенно. Свет от факела едва выхватывал три ступеньки, и Уля шагнула на верхнюю, а потом ниже и ниже, по мере того, как спускался рыцарь, которому следовало, помимо того, чтоб освещать ей путь, ещё и следить, чтоб не оступилась. Они не говорили друг другу ни слова, двигаясь возможно быстрее, шумно дыша сквозь сжатые зубы, пока не спустились на три пролёта и обманщики не справились с задачей — с криком Йорк рухнула в ловушку. Когда силы ее возвратились, напрягала голос, призывая на помощь, однако услышать здесь было некому. В ответ не раздалось ни единого дружеского отклика. Глубокая, удручающая тишина окутывала гнусную темницу. Упрямо потянулась к свету и достала до решетки, которую без труда откинула. Возможно, ее нарочно оставили открытой, чтобы облегчить спасение из мрака и тлена! Платье несколько изодралось, туфли окончательно потерялись. Цепляясь за единственную надежду, эти выступающие камни, непримиримо лезла и выбралась в соседнюю клетку. Со свода на ржавой цепи свисала лампада, низкие стены смыкались вокруг. Обвела взглядом этот страшный приют, и кровь застыла в горячих жилах. Дрожащие в воздухе холодные испарения, зеленеющие от сырости поразили непереносимым ужасом. Богородица, это есть склеп! Тусклые лучи, падавшие сквозь прутья, позволяли различать предметы вокруг: в кандалах был человек. С широко раскрытыми, остановившимися глазами, с ужасом, отчаянием и неясной мольбой Ульяна смотрела на короля — Ричарда Третьего. Волосы его, некогда просто очень темные, а ныне грязные от пота, липли. Ядовитая бледность покрывает смуглую от природы кожу, и теперь не просто иссушен, будто мертвец перед нею. Одолевая женскую слабость, молясь небу, исследовала гибнущую плоть: черная, дикая рана зияла в боку и ниже. Возится с исступлениями физической оболочки не шло к ее сану, но другого не дано. Ведая о нравах сеньоров, крестив руки, тщетно пыталась разобраться, его пытали или таким вышел из боя? Отсутствие надлежащего ухода, лютый холод тьмы подвергли жгучей муке. Не слишком умная в искусстве врачевания, северянка не знала что с ним — лихорадка или что еще хуже. Убедившись в присутствии, вынырнул из беспамятства, искал ангела. Судорога прошла по всему его телу, выкручивая, и он прохрипел, давясь кровью из уст: — Энн… здесь… Прости… Энн! При иных обстоятельствах, не осталась бы в долгу за такое, чертов латинский горбун, калека! Но они венчались христиански, и стало быть, совсем чужим быть не мог, а ведь и чужих жалеть иногда надо… А если это его последние часы? Хотела быть очень ласковой, целуя в макушку. — Тшш… Это я.