Огненная чайка

      На ферме мы всегда встаём в полшестого. Солнечный свет мягок, в воздухе витают аромат лаванды и какая-то лёгкость, за окном травинки покрыты росой. Мать их называет слезами неба. Отец кормит скотину, мы с матерью едим тосты, запивая молоком. Иногда добавляем мёд, который покупаем у знакомых пасечников. Кухню заливает утренний свет, поют птицы, ветер шепчет что-то листвой. Идилия. Но в последнее время я не могу её чувствовать. Ночи выматывают, я чувствую непонятную тревогу, как будто надвигается буря.       Эта осень была буйно цветущей, холодной и дождливой. Дождь лил днём и ночью, грозя всё затопить, и иногда мне хотелось, чтобы это действительно случилось.        — А ведь ты прав, — сказала я. — Давит.       — Что давит? — охотно откликнулся Эрик. — Резинка от джинсов? Говорил же, подбирать надо вещи по размеру. Ох уж эти сельские!       — Город, идиот, — клацнула зубами я.       — Видишь? Я всегда прав, — горделиво подбоченился Эрик.       Огонь разгорался всё ярче, клубами валил серый дым. На мангале лежало мясо. Вокруг была мокрая трава. Тут повсюду кострища, следы от былого веселья, вот мы и воспользовались одним.       Барбекю было уже готово. Мы принялись его лопать прямо с вертела, обжигаясь и пачкаясь маслом. Мясо было снова подгоревшим, но сочным, горячим и очень вкусным. Если бы я ела его одна, то меня бы вырвало. А с Эриком вкуснее.       — Почему с тобой еда становится вкуснее? — спросила я.       — А я вообще отличная приправа, — прочавкал Эрик. — Еда всегда вкуснее, когда разделяешь её с кем-то.       — Ты проверял? — скептически спросила я, поливая мясо кетчупом.       — Нет, — радостно ответил Эрик. — У меня нет друзей.       — Странно, обычно такие, как ты, быстро располагают к себе людей, — удивилась я.       — А я исключение, — нахмурился Эрик. — Никто не выдерживает со мной дольше месяца.       — Неудивительно, — хмыкнула я.       Снова пошёл дождь и потушил костёр. Перед тем как погаснуть, огонь зашипел. Капли барабанили по железу, по дровам, распрямили мои кудри и намочили мою одежду. Я поёжилась: было уже достаточно холодно.       — Сколько времени? — спросила я у Эрика.       Тот посмотрел на небо. Сквозь тучи неуверенно пробивалось солнце.       — Время пить чай, — сказал он.       — Это сколько? — скрестила я руки на груди.       — А во сколько часов начинается английское чаепитие? — хмыкнул Эрик. — Пять часов, дурёха. Сейчас англичане садятся за столы, наливают чай в фарфоровую посуду, добавляют молоко, размешивают сахар, хотя кто-то пьёт без сахара, достают печенья, пирожные, кексы, торты, собираются всей семьей и неторопливо предаются сему эстетическому занятию.       — Ну ты сейчас загнул, — с уважением сказала я. — Аж самой захотелось попробовать.       — А что тебе мешает? — приподнял бровь Эрик. — Давай сейчас пойдём и нальём чайку. С тебя фарфоровая посуда, потому что у меня её нет.       — Нет, мне надо к врачу, — сказала я.       — К какому? — удивился Эрик. — И почему я об этом ничего не знаю?       — Потому что не твоё дело, — огрызнулась я.       Я решила пройтись пешком. Дождь участился, превратившись в ливень, но при этом было тепло. Жители бежали под укрытия, громко смеясь и защищаясь зонтами, газетами, плащами, дождевиками, мешками и портфелями. А я не пряталась. Шла в своих вьетнамках, майке и шортах. Мои волосы превратились в ржавые сосульки, лицо всё промокло и смыло жалкое подобие макияжа, которое я автоматически наносила каждое утро.       — А тебе без косметики лучше, — услышала я.       Парень в пиджаке и в шлеме сидел на мотоцикле. Кажется, то был владелец музыкального магазина. Мотор шумел, приглушая его голос.       — Ты так более живая, настоящая, — продолжил он. — А с косметикой похожа на куклу. Ну, рыжую бестию, горячую девочку.       — А я разве не рыжая бестия? — хмыкнула я.       — Нет, ты рыжая катастрофа, — улыбнулся владелец. — Не страстная ведьмочка из любовных романов, а тайфун. Цунами. Чайка.       С последнего я заржала.       — Дурачок, что ли? Чайки не рыжие. Они кучкуются и орут. Ничего из этого я не делаю.       — Очень даже делаешь, — рассмеялся парень. — А ты куда с таким радостным видом прёшь, кстати?       — В психушку, — растянула рот в безумной лыбе я. — Не подбросишь?       Он дал мне второй шлем. Я села и вцепилась в парня. Он дождался, когда я устроюсь, и ка-ак газанул! Дома, окна, прохожие превратились в размытые линии, встречный ветер дул в лицо, по ушам бил мотор. Не представляю, как он мог ориентироваться на такой скорости. Вскоре мне стало дурно. Тошнило, голова кружилась, поднялось давление. Тревожный звоночек. Когда я думала, что сейчас выпаду из сидения и начну дёргаться, водила наконец остановился.       Встала, сделала несколько шагов, пошатываясь. Наскоро пробормотала слова благодарности. Владелец музыкального магазина кивнул и поехал дальше. А я осталась перед серым зданием.       Оно всегда вырастает перед тобой внезапно, возвышается, как королевский замок. Одни говорят, что там всегда шумно и события сменяют друг друга как в калейдоскопе, в бешеном ритме. Другие — что там всегда спокойно, безмятежно, как в доме престарелых. Но все сходятся в одном: время там течёт всегда медленно. День там кажется неделей, неделя — месяцем.       Я сюда хожу давно. С детства я обиваю пороги кабинетов психиатров. Точнее, это делает мой отец. С целью помочь мне. Мама против. Она считает, что я не псих и мне нечего делать в психушке. Нет, мои родители хорошие и я с ними прекрасно лажу. Просто у них свои закидоны.       И вот я иду по знакомым коридорам. Летом я лежала здесь чуть меньше месяца. Сначала в одиночке, потом в общей палате. Пропила курс таблеток, познакомилась с местными психами. Интересно, как с тех пор всё изменилось?        Вообще, это такое место, где связи непостоянны. Все приходят и уходят, состав окружающей толпы меняется ежедневно. С ушедшими прощаются навсегда, потому что знают: больше нас с ними ничего не связывает. Наши пути разошлись. Хотя, некоторым удаётся поддерживать связь и вне больницы.       Навстречу мне идет Нелли. Множество косичек, веснушки, толстые коленки. Она улыбается мне, демонстрируя брекеты. Здесь она достаточно давно. Очень долгое время лежала в реанимации, а потом — в наблюдательной палате. С тех пор в ней что-то сломалось.       — Привет, Зои, — помахала она мне рукой. — Вернулась? Надолго? Или просто посетить мистера Эррони?       — Посетить, — кивнула я.       — На сколько записана?       — Семь часов.       — А ты чего так рано? Сейчас только шесть. Давай сходим в столовку. Сейчас столько новеньких!       Не дожидаясь ответа, она схватила меня за руку и потащила по коридорам. В столовую вёл широкий вход с всегда распахнутыми дверями, у которых дежурили санитары, следящие за порядком. Но даже при этом не обходилось без драк и перепалок.       Нелли подвела меня к столику у окна. Положив локоть на подоконник и подперев рукой подбородок, сидел растрёпанный мальчик в свитере, изъеденном молью. Он грустно смотрел на голые деревья и кустарники. Рядом с ним сидел смуглый парень с чёрными волнистыми волосами и полными губами. У него были пушистые, как у модели, ресницы и почти что колдовской взор чёрных глаз.       — Брайан? — удивилась Нелли. — Тебя уже выпустили?        — Ненадолго, — пробурчал Брайан. — И при условии, что буду хорошо себя вести.       — Ничего, всё позади, — ободрил его черноглазый. — Ты больше не попадешь в это место. Я буду помогать тебе.       — А это Зои, — представила меня Нелли. — Она тут, типа, старожил.       — Куда ей до меня? — хмыкнул Брайан.       — Ты интересная, — внимательно на меня посмотрел черноглазый. — Ты очень интересная. Было бы здорово, если бы ты осталась тут. Мне нужно о многом спросить тебя. А тебе — о многом узнать.       — Не хочу опять это слушать, — заупрямилась Нелли. — Давайте просто поедим.       Я посмотрела в тарелку с рисовой кашей и стейками. К горлу подступила тошнота. Всё закружилось в бешеном ритме, зажужжало, загудело. Мысли перебивали друг друга, я не успевала их додумать. Мир вдруг стал ужасно большим. Я почувствовала себя Алисой в стране чудес.        — Помогите, — прохрипела я.       — Сейчас, — подбежал ко мне черноглазый.       — Ромео, что это? — обеспокоенно спросила Нелли.       Ромео сжал в руках мое лицо. Чернота его глаз обжигала. На их дне притаилось что-то жуткое.        — Что ты чувствуешь? — спросил он.       — Страшно, — просипела я. — Сладкий запах. Приторно-сладкий. Жуткий. Меня сейчас вывернет наружу.       Ромео отвесил мне оплеуху. Потом другую.       — Держи себя в руках, — скомандовал он. — Нельзя. Ни в коем случае. Терять контроль над собой. А то хуже будет…       Внезапно он позеленел.       — Как-как ты сказала? — переспросил он, испуганно уставившись на меня. — Сладковатый…       Дальше я ничего не помню. Помню только, что всё закружилось в бешеном вихре, всё засосало в водоворот.       — Она приходит в сознание.       — Без тебя вижу, дурень.       — Припадочная, блин.       — Мистер Эррони, это неэтично.       Надо мной склонилось множество голов. Сама я лежала на кровати. Санитар занёс надо мной шприц.       — Нет! — Я ударила его по руке.        Шприц отлетел и разбился. Санитар громко выругался. Меня прижали к кровати.       — Всё в порядке, — мягко сказала я. — Не надо мне ничего колоть. Я в порядке, просто немного испугалась.       Несмотря на это, мне что-то вкололи. Явно неправильно, потому что мне было очень больно. Я даже вскрикнула.        — Так, Нелли сказала, что у тебя были галлюцинации. Так?       — Ну…        — Они сопровождались дереализацией?       — Да.       — Как обычно? Мир ненастоящий?       — Эм…       — Ты принимала таблетки, которые я тебе прописал?       — Да. Я пропила весь курс.       — Чувствовала какое-то действие? По-прежнему бессонница, кошмары?       — Вроде того…       — Значит, назначим тебе что-нибудь потяжелее. Сейчас тебе придётся полежать в реанимации. Твоё состояние нестабильно. Мы не хотим, чтобы ты навредила себе или другим. Скоро снотворное подействует, и ты заснешь. Здоровый сон — это важная составляющая реабилитации.       Вскоре палата опустела. Всё перед глазами расплывалось, веки как будто налились свинцом. Мне стало как-то тепло. Даже жарко. Проваливаюсь…