Огненная чайка

      Эта зима была не холодной, но мокрой. Тем не менее остальные носили шарфы, шапки, свитера, сапоги чуть ли не до колен. То была скорее дань приватной моде, чем цель утеплиться. Я ходила в майке и шортах, а когда становилось слишком холодно, то накидывала на плечи кожанную курту, и потому меня за глаза называли ведьмой. Но признавали, что рядом со мной почему-то теплее.       Мы несколько раз убегали из больницы посреди ночи и гурьбой бежали по направлению к заброшенному зданию, забирались на последний этаж, располагались на остатках крыши и пели под гитару или укулеле. Мы — то есть Брайан, Блейн, Ромео, Нелли, Кларисса и Мариам. Последняя сетовала на то, что она только на дневном стационаре и не может ночевать с нами. Ромео говорил, что нечего ей здесь делать. Брайан мрачно кивал, погружаясь в воспоминания о Клетке.       Потом мы возращались, принося запахи дыма, сухих листьев и тёплой земли, ложились спать, каждый видя свой сон. И если как следует сосредоточиться, то можно было почувствовать, кому что снилось. Кларисса рассыпалась, и с каждой ночью какую-то её часть уносило ветром. Или то был жуткий водоворот? В любом случае, то место, куда она попадала каждую ночь, было нехорошим, и она рвалась оттуда, но безуспешно. Вокруг Брайана сгущалась тьма. Она струилась по его венам и артериям, текла из него подобно чёрному дыму и слизи, наполняя палату враждебными тенями. А у изголовья кровати Ромео сидел тёмный силуэт, и что-то в нём было от самого Ромео.       И только у кровати Блейна сгущался космос, переливаясь тысячью оттенков, сверкая звёздами и галактиками. Это его звёздный плащ и звёздная постель, и только там он чувствует себя кем-то.       Вечером мы ходили на крышу. Иногда к нам присоединялись компании, иногда мы присоединялись к ним. Танцевали, прыгали, скакали, бесились, танцевали, гонялись друг за дружкой, рисовали на двери и стенках вокруг красками, сидели на краю, свесив ноги, и встречали закат. Кларисса лежала сзади и сморкалась в платочек, Ромео предлагал ей лечебный чай, а она всегда отказывалась, Нелли и Блейн обнимались в сторонке, Брайан сидел в одиночестве и о чём-то думал. В те минуты он был похож на нахохлившегося воронёнка.       — Есть такая народная песенка в Исландии, — сказала я ему в одну из таких посиделок. — О вороне, которому зимой нечего было есть, и он замерзал.       — Исландцы, как всегда, поражают высокой концентрацией позитива в творчестве, — невесело усмехнулся Брайан. — Одна сказка об утопившейся великанше чего стоит.       Я включила примус, забрав травяной чай у Ромео.       — Ты чего такой невеселый? — спросила я.       — Прислушайся к ощущениям, — посоветовал Брайан. — Ты же чувствуешь торнадо и землетрясения.       Я расслабилась, закрыла глаза. И чуть не обмерла: вокруг него настолько сгущена тьма, что даже если закрыть все двери и окна в комнате и занавесить шторами, то всё равно будет светлее. И на самом дне притаился нечеловеческий страх.       — Как мне это надоело, — пробормотал Брайан. — Это когда-нибудь закончится? Мне иногда кажется, что я и не жил вовсе. И правда, чернокрылый Ворон.       — Что, надежды на спасенье нет? — спросила я.       — Ну, разве что если кто-нибудь согласится разбить своё сердце за меня, — мрачно улыбнулся Брайан. — Кто-то, с кем я связан всю жизнь. Кто-то, кто посылает мне хорошие сны.       — Ну надо же, — хмыкнула я. — То один болезнь соглашается разделить с возлюбленной, то другая разбивает за него своё сердце. Любить вас нормально не учили?       — Не знаю, — буркнул Брайан. — Думаешь, мне самому хочется, чтобы за меня умирали?       Он лёг рядом с Блейном, дав понять, что не намерен продолжать этот разговор. На его место села девушка с розовыми волосами.       — А ты у нас кто? — проворчала я.       — Радуга, — улыбнулась девушка. — Мои глаза меняют цвет в зависимости от настроения. Видишь, какие у меня сейчас?       — Зелёные.       — Это значит, что я спокойна. Когда я зла, они чернеют. Когда мне грустно, они становятся синими. А при страсти — красными.       Я чуть не подавилась чаем. Она ехидно на меня посмотрела.       — Это не очень удобно, знаешь ли. Люди всегда видят меня насквозь.       — Сомневаюсь, что они видят изменение цвета твоих глаз. Иначе давно бы сдали тебя на опыты.       — Они чувствуют изменения моего настроения. А вот мои глаза для них всегда серые… Только ты их видишь. Я у многих спрашивала.       — Здорово…       Мы замолчали. Она смотрела вверх, на перламутровое небо, а я вниз, за сады без листьев и цветов, пожухлую траву, припорошённую снегом. Белые хлопья падали вниз, плавно кружась и оседая на мои волосы и руки. Сзади кашляли Нелли, Кларисса и Блейн. У Нелли был надрывный, лающий кашель, она задыхалась, и в тот момент, когда я повернулась, чтобы предложить помощь, на её платке показались пятна крови.       — Да ты вся горишь, Нелли, — ужаснулась темнокожая девушка. — Быстро в инфекционку.       — Всё в порядке, — просипела Нелли.       Блейн молча подхватил её на руки и побежал вниз. На лестничном проёме мы столкнулись с санитарами. Те молча потащили Нелли в инфекционную палату. Врач в очках остановила Блейна и Клариссу и осмотрела их горло, измерила им температуру и отправила их вслед за Нелли. Мы с Ромео испуганно переглянулись.       — Что теперь будет? — едва шевелящимися губами спросила я.       — Не знаю, — прошептал Ромео. — Но кто-то из них уже не вернётся.       Я почувствовала клокочущую ярость.       — Это всё Кларисса виновата, — процедила я. — Халаты тоже хороши. Как они могли впустить больную сюда?!       — Может, проглядели, — рассеянно отозвался Ромео. — Ласка вообще очень лояльная. Нас до сих пор с побегами не поймали частично благодаря ней. Ладно, не кисни. Пошли в палату.       — Как я могу вернуться в палату?! — вспылила я. — Она же умрёт! Как я могу это допустить?!        — Это её выбор, — сказал Ромео. — Я уважаю чужой выбор. Потому я сейчас вернусь в свою палату и буду ждать начала ужина. И тебе предлагаю сделать то же самое.        Я решила подсмотреть. Окна палат инфекционного отделения выходят на внутренний дворик. Дождавшись, когда Ромео отвлечётся на разговор с девочками, я улизнула в сад.        Снег медленно падал крупными хлопьями, грозя заполнить собой всё. Я задрала голову. Потемневшее пустое небо, тянущиеся к нему стены, чёрные ветки деревьев, одетые в снег, словно в фольгу. И чёрные провалы окон. В одном из них показался Вечность. Он смотрел на меня, прислонив ладонь к стеклу. Расстояние между нами было достаточно большим, но я видела отчаяние в его глазах. То был первый и последний раз, когда я видела его таким.       — Говорят, что между людьми, встретившими первый снег, останется связь на всю жизнь.       Я попыталась оглянуться, но тот же голос меня остановил:       — Не оглядывайся. Я исчезну.       — Получается, у меня связь как минимум с сотней людей?       — С тобой так сложно…       Я поёжилась от холода. Голые плечи целовали снежинки.       — Скажи ещё что-нибудь… тёплое. Я так хочу весну.       — Попадёшь на восьмую — станешь королевой.       — Тогда мне придётся поседеть и пожертвовать родителями. Алисе и не снилось.       — О, Алисе очень даже снилось!       — Мы говорим о разных Алисах…       Незнакомец рассмеялся.       — Не кисни, Буревестник. Всё наладится, и весна придет. Но вот близко к воде не летай. Перья намокнут. Икару и не снилось!