***
Грег гулял среди старых исписанных стен и казался таким… подходящим, что ли. Весь светился в лучах заката, темнел на фоне белого снега. — Смотри, — сказал он и протянул мне песочные часы. Песок падал вверх. Именно так. — Антиподы, — засмеялась я. — Похоже на то, — сказал он, — Тут даже новые часы покрываются пылью. И электроника выключается. — Может, это просто ты гасишь неоновые огни? Он в удивлении посмотрелся на меня. — Может, это Дом Восходящего Солнца, — задумчиво протянул он, — А может, это я Восходящее Солнце. А ты как думаешь? — Я ничего не думаю… Я просто ощущаю. Он с размаху швырнул разбитые часы об стену. Песок разлетелся вокруг нас. Как буран или песчаная буря. — Как будто мы феньки, — сказал он, — Очень… странно. — Кто тебе подарил эти бусины? — Та, которой больше нет… Пожалуйста, не заставляй меня вспоминать об этом. Я просто хочу ходить по замерзшим листьям и хрустеть ими. — Ты приходишь сюда, когда тебе грустно? — И после очередного выкрутаса Эрика. — Что он опять натворил? — Помог сбежать очередному буйному. Тот чуть не убил санитара. — Где он? — На чердаке. Прячется. Я побежала за этим бедолагой. Старалась не попадаться на глаза санитарам. На лестнице столкнулась с Ромео. — Убегаю от Зака, — пояснил он. — Кто такой Зак? — Очкарик. Че, запомнить никак не можешь? И ты туда же? Ладно, не суть. С утра выслушиваю его стенания из-за температуры. Ещё и моду от других взял сморкаться каждую секунду и вонять ингалятором. Бесит. Свой монолог он завершил изящным шмыганьем покрасневшего носа. — А что там за история с санитаром? — Оу, там такая шумиха была. Хорошо, что хоть всё обошлось. Не хватало ещё одного разбирательства, мне истории с Нелли хватило. Ты иди, поговори с Эриком, объясни, что так дела не делаются. Он ведь даже не из сострадания помог. Мы разбежались. Я подошла к двери. Закрыто. попыталась взломать замок, после десяти минут непрерывных ругательств у меня всё-таки удалось. В тёмном углу, за дюнами пепла и горой игрушек сидел, свернувшись в клубочек, Эрик. Сейчас он был не страшен. Скорее, подавлен и невероятно уязвим. — Что ты сделал? — осторожно спросила я. — Ждёшь смятения с моей стороны? — поднял голову Эрик, — Зря. Я не знаю, что это такое. — У тебя хоть иногда срабатывают тормоза? — У меня их нет. Он встал и подошел к окну. Птицы нахохлились, заслоняя птенцов. — Мне кажется, будто это происходит не со мной, — тихо сказал он, — Как будто я смотрю фильм или играю в игру. Всё происходящее кажется неважным или малозначительным. Как будто декорации. Как будто, как бы плохо не было, это всё не коснётся меня. Даже если меня начнут убивать, это не коснётся меня. Парадоксально, но это так. — Если ты играешь в игру, то нажми кнопку «отмена». Он нахмурился. — Что, не можешь? — усмехнулась я, — А потому что нет никакой кнопки. Это всё реально. Твои действия отражаются на живых людях. Мы все вокруг так же реальны, как и ты. И если я тебя сейчас ударю, это будет настоящий удар. И потом ты будешь ходить с настоящим синяком. — Что ты вообще понимаешь? — тихо спросил он, — Дура. Неужели до сих пор не заметила, что я такой же, как Хамелеон? Мы встретились взглядами. О да, знакомые глаза. Пустые, как будто кукольные. Её.Ореховое сходство
8 апреля 2018 г. в 15:41
С Хамелеоном мы заключили мир. Но на самом деле это была холодная война. Хамелеон была моим кривым зеркалом. У меня были друзья — у неё не было никого. Я завоевывала расположение людей — она открещивалась от тех, кто был с ней добр. Я сбегала по ночам — она по ночам спала. Я врагам сразу объявляла войну — она врала, подлизывалась и лукавила. Я была открытой — она была скрытной. Мы были дружной компанией палаты номер три, и в то же время были сами по себе. Ворожея тихо сходила с ума, истончая тёмную дымку. Хамелеон преображалась, делаясь всё безобразней. Сара… Сара таяла. Жюли сморкалась и жевала чеснок. Как будто чего-то не хватало. Нам всем. А может, даже кого-то.
А тем временем зима вступала в свои права. Ветер выл в трубах, ударял ветками об окно. Дни становились холоднее, ночи длиннее, темень гуще. Население больницы ходило в свитерах, шарфах, рукавицах, шерстяных носках. Дрались за обогреватели, толпились у батарей, сидели на подоконниках, несмотря на холод, пока Халаты их не сгоняли. Сморкались, жаловались на больное горло, дышали в ингаляторы. Закутывались в пледы и одеяла, как в плащи, и ходили так по коридорам, пока Халаты не заставляли их одеться нормально. Часами торчали в тёплом душе, грелись чаем, кофе и посиделками в компаниях. Из сада перебрались в палаты, которые превратились в настоящий закрытые мирки, маленькие и уютные.
По ночам больше не гуляли. И только мы с Эриком, Саймоном и Грегом сбегали втихаря, накинув куртки на пижаму, и ходили по заднему двору, пробирались на крышу, а иногда выбирались в город, гуляя под дождем и снегом. Неоновые огни отражались на мокром асфальте, фонари почти не горели, моторы шумели, свет в окнах забегаловок гостеприимно горел. Денег не было, но иногда хозяин ресторана мексиканской кухни выносил нам такос, и мы ели, сидя на ступеньках служебного входа. Незамедлительно приходили собаки и кошки, и мы обязательно с ними делились. Кошки ласково мурчали, собаки высовывали языки и как будто улыбались, и мы гладили их всех. Саймона распирало от удовольствия больше всех.
А потом к нам перебралась Сандра. Такая жалкая, одинокая, неловко переминающаяся на пороге. Ничего общего с той уверенной Сандрой, которую знали в школе. Свалявшиеся волосы, отсутствие макияжа, покрасневшие глаза, неопрятная одежда и угловатость. Она, видимо, не узнала меня, а я предпочла сделать вид, что не знаю её. Мы приняли её в свою компанию, но понимали, что она одиночка. Связана по рукам и ногам этими цепями. Изуродованная, истерзанная душа в таком же теле. И главное то, что она настолько отчаялось, что ей это даже нравится.
Вечность решил ей помочь. Он видел то же, что и я, даже намного больше. Если Лицедей смотрит сквозь время, то Вечность смотрит сквозь материю. И только он услышал тихий смех её покорного слуги. И только он разглядел правду среди её истерик, плача и ненависти. Заставил её выпалить правду, выплюнуть, как горькую пилюлю.
— Когда-то я тоже такое испытывал, — как-то шепнул он мне, — Когда потерял Травницу. Невыносимо больно было оживать, но было бы хуже, если бы я стал таким, как она. И ей будет хуже, если она не отпустит его.
— Что будет? — спросила я.
— Много чего, — пожал он плечами, — Но то, что это будет хуже смерти, это точно. Поверь, лучше не думать о таких вещах. Не смотри в бездну слишком пристально, иначе возникнет глупая идея найти её дно. И в поисках этого дна ты сама не заметишь, как свалишься вниз.
И больше мы к этой теме не возвращались.
На одной из ночных прогулок мы встретили того самого парня, с которым я когда-то жарила сосиски. Мальчики опять уплетали такос, а я под шумок ускользнула с таинственным незнакомцем.
— Как романтично, прям не могу, — фыркнул он, — Че тут делаешь в таком виде?
— Из психушки сбежала, а что? — невинно спросила я, — Кстати, я так и не узнала твоё имя.
— Дилан, — ответил он, — Я Дилан.
— Зои, — кивнула я, — «Тарантул» ты написал?
— Очень смешно, — фыркнул он, — Понимаю, почему ты загремела в психбольницу. Я бы тебя в палате с мягкими стенами запер.
— Злой ты, — обиделась я, — Навестишь хоть?
Я написала ему адрес на бумажке. И телефон больницы. И упросила его принести подарки. А потом прибежали мальчики и заставили меня познакомить с ним. Дилан свалил при первом удобном случае, напоследок выдавив из себя мило-угрожающую улыбку.