Огненная чайка

      — Нет, вы не похожи, — твёрдо ответила я, — Потому что ты Оборотень. А она такая и есть.       — Да что ты прицепилась ко мне, как Мать Тереза? — накинулся он на меня.       Швырнул об стену. Моё дыхание перехватило, в глазах на мгновение потемнело.       — Что, думаешь, изменишь меня? — надвигался Лицедей на меня, — Катись ты со своей любовью в Пропасть!       Я испуганно смотрела на то, как он приблизился ко мне, больно сжал мои плечи, впившись в них длинными, давно не стриженными ногтями. Наши лица сблизились. Мой горбатый из-за перелома нос терся об его широкий. Я не отводила взгляд. Я смотрела ему прямо в глаза, хоть и знала, что волки это не любят.       — Знаешь, чем я страшнее Хамелеон? Для неё это более, чем реально. Для неё это не игра. Это нечто большее, чем вражда. Это убогая, тянущаяся к великой. А мы оба величавы, оба вожаки и первооткрыватели. Но для меня это не по-настоящему. Она тебя убивает — и чувствует всю твою боль, весь твой страх, осознает, что это более, чем реально. Тебя убиваю я — и не воспринимаю твои чувства как нечто стоящее моего внимания. Понимаешь? Для меня ты не более, чем наваждение!       Я двинула коленом ему под дых. Он согнулся в три погибели и закашлялся. Поднес руки ко рту. Отнял. Крови на пальцах капельками стекает на пол. Я с ужасом заметила, что она начинает темнеть. Если внимательно приглядеться, то от неё идет пар. А если прислушаться, то она едва слышно шипит.       — Видишь? — хохочет он, — Что, боишься? Да, давай, покажи зверю страх! Дай мне причину растерзать тебя!       Он вытащил вилку. Его лицо было измазано кровью, глаза остекленели и как будто смотрели сквозь меня. Как на экран телевизора. Я хотела попятиться, но сзади была стена. Хотела отбежать в сторону, но он схватил меня за руку и воткнул в неё вилку. Принялся расширять рану.       — Больно? — прошептал он.       Нельзя. Нельза показывать ему свою боль.       — Лицедей, — позвала я.       На мгновение его взгляд прояснился, но лишь на мгновение. Он вынул вилку. Моя кровь была такая же, как у него.       — Что… — ошеломленно спросила я.       Впрочем, не смогла закончить вопрос. Ком встал поперек горла. Я могла лишь загипнотизированно смотреть на тонкую струйку крови. В ушах зашумело. Ноги подкосились. Очень, очень плохой знак.       — Сейчас вылетит птичка, — загоготал он.       Падаю. Он нависает надо мной и заносит вилку.       ПЛОХО       ПЛОХО       ПЛОХО       Я лежу на полу. Тот же чердак. Справа от меня пепел перепачкан кровью. Рука заботливо перевязана. Грег вытирает моё лицо салфеткой. Лицедей лежит на полу и хнычет.       — Что происходит? — хрипло спросила я.       — Ты довела, — кивнул Грег в сторону Лицедея, — И на меня накинулась. Посмотри. Я похож на тигра.       Он продемонстрировал царапины на руках.       — Извини, — смутилась я, — А что я говорила?       — Что его ждет то же самое, что и Гарри какого-то, — выдохнул Грег, — Что он будет терзать себя и не чувствовать боли. И будет слышать твои удары об стену в соседней комнате. И будет слышать, как ты проклинаешь Халатов. И даже звукоизоляция не спасет.       — Почему? — удивилась я.       — А всё ведёт именно к этому, — пожал он плечами, — Черная кровь растворит в вас всё. Будете обедом паука — пустые хитиновые оболочки.       — Откуда ты знаешь?       — Вы сказали.       Он подошел к Лицедею, рывком поставил на ноги.       — Хватит уже спектакли устраивать, — устало сказал он.       Лицедей оперся о него. Они молча вышли, а я осталась сидеть.

***

      Начало зимы протекало неприятно, учитывая возрастающее напряжение между мной и Эриком, но уютно. Несмотря на все старания Халатов, мы высыпали во двор, ловя языками снег, делали снеговики, играли в снежки.        А Дилан действительно приходил. Приносил плакат, диски с британской нирваной и книгу «Тарантул». Я чуть не разревелась на месте. Потом я спросила у мисс Алингтон, почему он не может принести бургеры, по которым я основательно соскучилась, а она отвела меня к объявлению:

ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ НОВИЧКОВ И ПОСЕТИТЕЛЕЙ Убедительная просьба не пытаться пронести: Телефоны, планшеты, ноутбуки Порнографию Оскорбительную литературу и музыку Острые предметы или предметы, которые можно использовать как оружие Алкоголь Сигареты Наркотики Психотропные препараты (больница сама в состоянии обеспечить своих пациентов необходимыми лекарствами!) Фотоаппаратуру и звукозаписывающие устройства Фастфуд А также не приводить животных Спасибо за внимание!!!

      — Тупость какая-то, — фыркнула я, — Как холодное оружие можно использовать и пакет с яблоками. А фастфуд почему нельзя?       — Можно спровоцировать пациентов с булимией, — пояснила мисс Алингтон, — И заведующая придерживается принципа, что здоровое питание — залог правильно протекающей реабилитации больных.       — А что, она может протекать неправильно? — проворчала я.       — Ну, у неё своё понимание лечения, — пожала плечами мисс Алингтон, — Прошлая вообще за раздельное питание была. И лечебные голодовки устраивала, пока против неё не взбунтовалась половина персонала и все пациенты. Ничего, выйдешь — наешься.       А вечером я увидела на стене заднего двора старое объявление:

Дань Палате Мародеров Пластинку (не менее, чем пятилетней давности) Перо ворона Значки (10-15 шт) Игровые фишки КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещается с собой иметь: Часы (любого вида) Свитеры, не изъеденные молью Красные шнурки Литературу, не одобренную Львом (за списком обращаться непосредственно к нему) Удушающие украшения (бусы, ожерелья), галстуки, бабочки

      — Да у них запретов больше, чем дани, — фыркнула я, — Про значки и фишки понятно, про пластинки тоже, хотя не очень понятно примечание, а вот остальное что?       Я закрыла глаза и попыталась представить Льва. Каким он был? Глава мародеров… Они что, Гарри Поттера начитались? Хотя, если пластинки, то, наверное, тогда этих книг не было ещё. Хотя, как знать? Может, это не такое уж и давнее время, учитывая то, каких динозавров техники иногда приходится лицезреть.       Лев, наверное, был очень уважаемой фигурой. И по характеру тем ещё авторитаристом, раз уж список разрешенной литературы оглашал. Наверное, гордая осанка, лохматые волосы и проницательный взгляд, от которого невольно съеживаешься.       На глаза мне попалась другая надпись:

Молодой глава Палаты Лимонного Дерева приглашает юных лимончиков присоединиться к его общине. Наши двери открыты для летающих, ползающих и плывущих. Если вы устали от гнета мародёрского прайда, то наши двери открыты для нас. Смерть Льву и его последователям! Мы — дети новой эры и не требуем дани!

      Я прыснула. Видимо, у них велись серьёзные войны. Причем под носом у Халатов, которые, возможно, и не догадывались о лимонах и прайдах.

Дети мои, забудьте о лимонах и львах, послушайте: в окно Ластика, где цветет куст розы, вы можете просунуть дары узнику паутины! Приносите всё, что хотите, но со слоем пыли не менее трех милиметров!

      — Да что за страсть у них к старым предметам? — удивилась я, — Даже в те времена, по которым сходят с ума все наши, это существовало?       Я прислонилась к стене. От неё веяло теплом.       И всё бы ничего, но потом заболел Блейн. Это было ударом для нас всех. Я корила себя за то, что недоглядела. Сама мысль об инфекционном отделении вызывала у него неподдельную панику. Впрочем, у меня тоже. И всё-таки он ушел. Это случилось ночью, во время наших хороводов. Мы с девочками высыпали во двор, и он был тут как тут. Хотел предупредить о зиме. Я не раз слышала от Иных, что что-то надвигается, но не воспринимала это всерьёз. Даже Элис что-то говорила об эпидемии. Вспоминая о Нелли, я даже слушать её не хотела. Да, очень холодная зима, почти все ходят с соплями, ну и что? Потом пожалела.       Блейна уволокла Кларисса, а мы с девочками принялись кружить хоровод. Официально, чтобы отогнать болезнь, но на деле нам было просто скучно. Мы хотели расслабиться. Гремучая смесь: потерявшая возлюбленного, темная со страшными видениями, и я, бескрылая чайка. Была ещё Сара, но она была не в счет.  А потом что-то пошло не так, как будто меня отбросило в сторону. Я подумала, что это сделал кто-то из девочек.       А потом… А потом я сполна ощутила, что все, все, даже Элис, абсолютно чуждая нам, были правы. Очередной приступ, из которого я ничего не запомнила, только удушающий страх и желание сбежать отсюда подальше.