За каменными стенами

Рыжие разрезанные всполохи мелькают перед глазами, с солнца лучами огненными сливаясь воедино за секунды до — сечатка ловит цветные круги и пряди; Драко слышит задорный смех, а затем падает в пропасть, буквально ощущая под тяжестью собственного тела порывы холодного октяборьского ветра. Малфой в себя приходит среди бинтов и округлых склянок; голова гудит неумолимо, в памяти рисуя те самые колокольчики из розовых губ на фоне готического шпиля Астрономической башни. Парень помнит, как треснул о землю его новенький нимбус, щепками деревянными разлетаясь в разные стороны, благо кости не пришлось соскребать с замеревших в придыхании трибун — профессор Трюк взметнула палочку, и Драко повис в воздухе под свистящий левикорпус. Мадам Помфри же осторожно кашляет в кулачок у двери в мед крыло где-то, слизеринец лениво поднимает глаза. — Я рада, что ты пришла навестить мистера Малфоя, Фредерика. Это очень любезно с твоей стороны — Прошу, зовите меня Фредди. Мне очень жаль, что именно мой бладжер так его задел. И местная медсестра учтиво кивает девушке, что стоит рядом с видом побитого апельсинового котенка; она складывает руки за спиной в замочек, нашивки на ало-золотой форме демонстрируя, а взгляд — полный чистого раскаяния и доброты — кажется совершенно неуместным в следующее мгновение: — Ха, я же говорила, слизняк, что эта победа будет за мной, — тараторит рыжая, плюхаясь на край его кровати, — Видел бы ты себя, когда мяч был в миллиметрах от твоего смазливого личика и… Бум. Раненная птичка летит камнем вниз. — Уизли, если ты пришла сюда надоедать мне своими плебейскими речами, то лучше катись в свою сточную канаву. — Эй, — Фредди кривит в обиде брови-губы так, что хочется ее хрупкую защитить и спрятать от жестокого мира (неправильно это все, нельзя, поправляет себя Драко), — Говоришь, словно в тебя наргл заполз. Ну не дуйся ты, змеиная морда, — она тычет локтем своим острым прямо в перевязанный мальчишеский бок, и хочется стукнуть ее бесящую чем-то тяжелым по голове, — По правде, это была Джорджи. Хохочет гриффиндорка, словно маленькое дитя на высоких нотах и с запрокидыванием мандариновой шевелюры на спину, оголяя родинки-шрамы и белые зубы; Малфой бы предпочел покой и снотворное, или обезболивающее, или и то, и другое, но точно не неугомонную близняшку-Уизли рядом — она как гром среди ясного неба появляется, и выстроенный Драко мир катится к чертям. А еще она выводит, бесит, приводит в неоправданную ярость, и иногда ее удушить голыми руками хочется, хоть убей; парень списывает это на львиную нашивку, промагловские взгляды по жизни и, немного, на Оливера Вуда. — Я, кстати, тебе кое-что принесла, — Фредди в карман тянется, вынимая из него что-то непонятное; слизеринец по инерции отодвигается от нее дальше, — Да не бойся ты, хорек, это подарок. И она кладет Драко в ладони парочку «друбблс» и улыбается — светло, искренне, не наигранно. Малфой знает, что из этой жвачки получаются красивые синие пузыри — Фредди лишь «пока» бросает, поднимаясь, и походкой своей прыгучей идет к выходу. Так и заканчивается их не начавшийся горе-роман, дурдом скорее всего, личные кошки-мышки со смертью. За первым поворотом только гриффиндорка слышит внезапный громкий тадам и бух, а после крики слизеринского принца и «мерлинова борода, Уизли!» — от ненависти до любви ведь один шаг, а играть с Драко слишком весело; вместо пузырей в жвачке была взрывная смесь — один из лучших розыгрышей рыжей девчонки. Малфою действительно хочется ее задушить.