Таиша
Следующие несколько дней владычица Раттатака была не похожа сама на себя — как будто разладилось что-то в могучем стержне сплава из воли и целеустремленности, вокруг которого закручивалась всё быстрее и быстрее жизнь захолустной планетки: рассеянная и задумчивая, она немного приходила в себя разве что во время обучения солдат и тренировок учеников, остальное же время проводя за чтением и иногда — но чем дальше, тем чаще — уединяясь в своем кабинете. Тревожить её не решались: ученикам, у которых график был даже поактивнее, чем у бойцов, было некогда, а все остальные просто-напросто побаивались «Кровавой Мри», несмотря на то, что за все — недолгое, впрочем — время своего властвования та не сорвалась ни на ком без причины ни разу, да и виноватым наказания отмеряла щедро, но справедливо и, как правило, с пользой. Впрочем, было и исключение: Таиша, которой было едва ли не физически больно смотреть, как покорившая её — а зелтронка полностью отдавала себе отчет в том, что после Марии, способной превратить её в беспомощную марионетку легким усилием воли, любые другие хозяева будут восприниматься ею, как жалкий суррогат — женщина буквально разваливается на глазах от какого-то неожиданно возникшего внутреннего конфликта, слонялась за Госпожой грустным ненужным призраком… Но — вмешаться заставить себя не могла. Всё решил случай: в очередной раз засевшая в своем кабинете Мари не заперла дверь — и Таиша, сидевшая под ней и грустно на неё взиравшая, не выдержала и, на свой страх и риск, тихонько подошла поближе, прислушиваясь к тому, что там происходит. — Вжжух… Вжжик! Вжжух… Вжик! Вжжух… Ритмичные электронные звуки звучали безумно знакомо. Не удержавшись, рабыня, мысленно ругая себя за излишнее любопытство, сунула нос в дверь, чтобы посмотреть, что же там происходит. Картина была довольно-таки пугающей: сидевшая в кресле Мари, неуютно сгорбившись, задумчиво разглядывала дуло бластера, поглаживая указательным пальцем спусковой крючок и ленивыми движениями большого пальца то заставляя выпасть батарею, то подхватывая её и вставляя обратно. Во второй руке она держала наполовину пустой бокал с вином — но, судя по всему, давно об этом забыла. С ужасом смотря на это, зелтронка чуть неудачно подалась вперед, заставив дверь чуть скрипнуть, и, на миг похолодев от страха, тут же с облегчением выдохнула: вздрогнувшая от неожиданного звука Хозяйка с раздраженной гримасой отложила оружие на подлокотник и подняла на девушку мутный, остекленелый взгляд. «Да она же пьяна. Пьяна вдребезги, как она еще не упала и не уснула?» Ошарашенно подумала та, сконфуженно подаваясь назад. Удивление её было понятно: Хозяйка как-то говорила ей, что при всех её талантах в целительстве именно лечить она может толком только грубые повреждения — зарастить рану, отрастить конечность, что угодно… А вот более тонкие манипуляции, по её словам, ей были недоступны — а потому, например, повреждения, которые наркотики или стимуляторы могли нанести её, все-таки, еще юношескому телу, ей было исцелить нечем. И вдруг — вот это… Впрочем, последнее время та вообще была сама не своя — и алкоголь был лишь еще одной странностью. Уперев в рабыню чуть расфокусированный взгляд, та помолчала — то ли о чем-то думая, то ли просто пытаясь вспомнить, кто же это к ней вломился — и, наконец, спустя минуту чуть поморщилась и спокойно, безэмоционально сообщила: — А, Таиша… проходи. Не ож-жидала от тебя. Несмотря на количество выпитого — бутылка рядом с креслом почти пустовала, что с учётом невеликих габаритов пьющей было явно… чересчур, и двигалась, и даже говорила та почти нормально: так, некоторая размашистость движений, короткие запинки на словах, не более того. Нерешительно кивнув, Таиша вошла внутрь, с привычно пробегающими по коже мурашками погружаясь в ощущение сферы мощи, за которой прятались чужие чувства и желания. Это, уже привычно, заставило её затрепетать: ощущение уязвимости и односторонней открытости, вызываемое неспособностью видеть чужие эмоции, было… великолепным.Лучше, чем завязанные глаза, лучше, чем закрытые ушки, лучше, чем… ммм…
Чувствуя, как её соски твердеют, а дыхание учащается, она опустилась на колени перед столь юной на вид и столь древней на самом деле девочкой-женщиной и, на миг потеряв над собой контроль, обняла её колени, выпуская из-под контроля своё желание взаимности… Звонкая оплеуха привела её в чувство: чувствуя, как ладонь скользнула от горящей щеки вниз, она лишь порывисто вздохнула — и тут же рывок за кольцо на шее вздернул её вверх, заставляя задыхаться. — Сколько раз я тебе говорила контролировать феромоны? Скучным тоном уточнила держащая её Мария. Мгновенно ставший кристально-ясным взгляд — преображение было настолько быстрым, что невольно заставлял искать сравнения с разладившимся под грузом внутренних противоречий прессом воли, который по её вине вдруг заработал...подавляя, уничтожая, заставляя чувствовать себя настолько жалкой и безвольной, что… ах, Госпожа, это хуже всякого наркотика…
— Пятнадцать. Послушно отозвалась она помимо воли, как зачарованная глядя в эти спокойно-безжалостные глаза. Чуть подумав, королева пожала плечами и равнодушно изрекла: — Два дня. После чего ткнула в несколько кнопок на заветном пульте — и, игнорируя жалкий скулеж рабыни, чья грудь и дырочки спрятались от её пальцев, откинулась в кресле, игнорируя то, что от резкого движения остатки вина в бокале выплеснулись ей на грудь. «Мм… целых два дня…» Пытаясь согнать с лица тоскливое выражение, констатировала про себя рыжая, зачем-то оглаживая гладкий пластик, скрывающий от неё грудь. Как всегда бывало, недоступность высвобождения лишь подхлестнуло её возбуждение: задышав чаще, она возбужденно прикусила сустав указательного пальца и подняла глаза на Госпожу… Спокойное, отстраненное выражение лица той как-то невероятно сильно подчеркнуло истинный возраст её тела — и, приглушив остальные эмоции, напомнило, зачем же она сюда вообще вломилась. Вновь приобняв изящные девичьи ножки, она устроила подбородок на аккуратных коленках и, смотря снизу вверх, негромко, печально сказала, даже не надеясь на ответ: — Госпожа, что случилось? Последние дни Вы сами на себя не похожи… что с вами? Некоторое время та не реагировала — но, спустя некоторое время, ладонь Марии неторопливо зарылась в рыжие волосы девушки, превращая её аккуратную прическу в что-то непонятное, а потом она нехотя, с глубоким сомнением в голосе уточнила — будто бы и желая разговора, и не желая признаваться в этом желании самой себе: — Ты и правда хочешь узнать? Млеющая от немудреной ласки зелтронка встрепенулась и с убежденностью в голосе отозвалась: — Я же вижу, что Вас что-то мучает… Такие вещи нужно высказывать вслух. Даже Вам. Чуть подумав, она просияла и, улыбаясь, с детской непосредственностью предложила: — А если вы не хотите, чтобы это кто-то знал — просто сотрите это потом из моей памяти, вот и всё! Коротко улыбнувшись этой демонстрации доверия, королева коротко, отрицательно покачала головой, помолчала — и, наконец, негромко сообщила: — Я боюсь, рыжик. Боюсь того, в кого я могу превратиться в этом мире. Королева не делала секрета из своего происхождения для ближнего круга, хотя и не распространялась об этом широко: что забавно, это работало скорее на усложение возможности выяснить концы в распространяемых о ней среди солдат и простых крестьянах, горожанах и остальных историях — переплетение домыслов, придумок, приплетения фольклора и преувеличений заставляли любого независимого слушателя вместе с очевидной шелухой отсеивать и любые проколы Марии при вживании в это место. Впрочем, и Таиша, и ученики, и пара наиболее толковых и умеющих держать язык за зубами военных знали больше, хотя и в самых общих чертах — и сейчас рабыня, затаив дыхание, готовилась узнать о своей загадочной хозяйке много нового. Та не подвела — помолчав, женщина продолжила: — Я — незванная пришелица из мира войны, Таиша. Империя, которой служила я, не была мирной на протяжении своей истории ни дня, родившись на крови, поднявшись на крови и держась на крови. Крови защитников. Крови врагов. И крови тех, кто мог бы стать врагом. Незаметно для самой себя датомирка выпрямилась, слепо глядя вдаль, а в её звенящем от сдержанной силы голосе звучала мрачная, неудержимая гордость: — Я была на переднем рубеже этой нескончаемой войны против внутренних и внешних врагов. Двести лет я жертвовала миллионами, чтобы решать судьбы миллиардов, приносила, как и многие другие, на алтарь долга защитницы совесть и честь, человечность и идеалы, многажды ставила на кон человечность и душу, и, под конец, очень удачно умерла, разменяв жизнь горстки бойцов на спасение целого сектора… Из женщины вдруг будто выпустили воздух: она выдохнула и, сгорбившись, негромко продолжила — и теперь в её голосе явственно звучали непривычные, растерянные нотки: -…и я оказалась здесь. Во вселенной, где галактическое государство тысячу лет существует без армии, без флота и, по сути, без правительства. Где то, чем занималась я, делают джедаи — и, несмотря на их кодекс, на то, что они не просто непрофессиональны, а просто в силу того, что они провозглашают и к чему искренне стремятся, не могут быть не то что профессиональны, а даже эффективны — делают достаточно, чтобы это государство от потрясений уберечь… Помолчав, она вздохнула и, спрятав лицо в ладони, чуть приглушенно закончила: — Я боюсь превратиться из защитницы в чудовище, что сломает эту идиллию, Таиша. Я привыкла быть центром бури, я привыкла пускать пожары навстречу пожарам — и я до беспамятства боюсь, что в мирной галактике создам бурю сама. Просто по привычке, просто потому, что не умею ничего другого и не смыслю, как жить иначе… Женщина замолчала, замерев в новой позе. Потрясенная Таиша, почувствовав, что она - теперь - тут лишняя, осторожно отодвинулась от королевы и, стараясь двигаться бесшумно, на цыпочках пошла к выходу, но на выходе её остановило негромкое - Ты права. Это стоило сказать вслух. В голосе Госпожи вновь звучала спокойная уверенность и привычная стальная воля, без следов подрывающих их изнутри внутренних конфликтов - и повеселевшая рабыня, с трудом сдерживая счастливый писк, выскочила за дверь. Впрочем, попытавшись вознаградить себя за этот подвиг, зелтронка немедленно наткнулась пальцами на бездушный, гладкий пластик и скорбно вздохнула: два дня.Еще целых два дня...