Забвенная история Мэри Сью

Май оказался холодным и ненастным… На улице еще темно, скоро рассвет… Порывистый, холодный ветер гнал серые дождевые облака по синему небосклону, на котором еще виднелись маленькие звездочки и желтый месяц. А ленивое солнце спряталось где-то далеко на востоке и не желало выходить из-за гор и озарять Москву. В поместье было тихо, спокойно, изредка слышались протяжные вои бродячих котов, да лаи сторожевых овчарок. В просторной спальне на мягкой постели тревожно спала Марья. Она крепко схватилась за большую пуховую подушку, ее руки то сжимались, то расслаблялись, а ноги беспорядочно «ходили» по кровати, то в одну сторону, то в другую. Ей снился странный и пугающий сон… Будто она медленно босиком шагает по полю, а платье ее, белое и легкое, красиво развивается на ветру. Она посмотрела направо, и тут же на поле возникли страшные, ожесточенные сражения. Марье стало дурно, она отвернулась и посмотрела налево, но и там возникли битвы, еще страшнее, чем были. Марья не на шутку испугалась и побежала вперед, куда глаза глядят. Пальцы ног медленно касались влажной, сырой от крови, земли и от этого становилось еще страшнее… Но вдруг, вдалеке она заметила что-то странное, сильное любопытство заставило Марью бежать еще быстрее. Увидев перед собой мужчину, она остановилась. Он стоял на коленях, а голова его была опущена, так, что лица не разглядеть! Но особенный темно-русый цвет его волос, в точности как у самой Марьи, помог ей узнать в бедном парне любимого брата. Она стала звать его по имени, но тот не шевельнулся, затем она руками подняла его голову, села рядом и обняла, Веня даже не дернулся, его стеклянный, неживой взгляд устремился куда-то вдаль. Озадачившись странным поведением любимого брата, Марья стала трясти его, чтобы тот очнулся, но и это не помогло. Тогда она снова села рядом и просто склонила свою голову на его твердое, еле-теплое плечо. Но так продолжалась недолго… Она отчетливо услышала топот и ржание лошади, обернувшись Марья увидела черного, огромного, породистого жеребца, стоящего прямо над ней. Девица крепче обняла брата и слегка, не вставая с земли, попятилась назад от страха. В миг с коня слез черный, высокий, худой всадник с белым лицом и черными, глубокими глазами, в руках у него была острая коса. Он медленно и спокойно несколько раз обошел вокруг Марьи, ей стала чудиться ужасная картина. Девица увидела сражение своего брата со врагом. Веня дрался превосходно, но на него напали сразу три басурманина, одного он проткнул саблей, второго удалил рукой, а когда развернулся к третьему, то татар воткнул ему острый нож в живот. Веня медленно скорчился и вскоре пал на землю… Когда картина бесследно растворилась в воздухе, Марья наконец осознала, кем был этот странный всадник, но было слишком поздно, смерть уже отрубила голову парня своей острой косой. — Нет, Веня, нет! — Она проснулась в холодном поту. На ее громкий крик сбежались девки. Они окружили кровать и стали перешептываться, перебивая друг друга вопросами «Что случилось? Все ли в порядке?». Одна из них, что помладше, села на Марьину постель и прижала испуганную девицу к своему плечу. — Тише, тише… Все хорошо! Это был всего лишь сон! — она гладила Марью по шелковистым волосам пришептывая. Когда Марья более-менее пришла в себя, то сиюминутно велела служанкам покинуть ее спальню. Они остались с Сонькой вдвоем. — Сон плохой чтоль приснился тебе, госпожа? — Сонька встала с кровати и подошла к окну, медленно раскрывая шторы. — Да, приснился… — Марья вздохнула и плюхнулась на подушку, — Мне приснилось, будто я видела, как убивают брата… Как думаешь к чему это? Может из-за того, что я иду на бал в честь его смерти? Пф-фф, чавой? — удивилась Сонька и снова подошла к кровати. Она мягко положила ей ладонь на плечо и произнесла, — Ты ведь идешь на бал не в честь его смерти, а в честь того, за что он отдал свою жизнь… В честь победы наших над злыми басурманами! — Ну, вообще-то да… — задумалась Марья и немного погрустнела, — Мне кажется он рад, там наверху, что я иду на бал. — Конечно рад! — подбадривала ее наперсница, — Конечно рад! — Ну вот и я так думаю! — Марья расположилась на кровати поудобнее, Сонька укрыла ее одеялом, — Что это за звуки? Слышишь? — Это со двора, наверное! — Сонька распахнула окно и посмотрела вниз, — Ого! Иди сюда, посмотри! — Где? Что там? — Марья мигом вскочила с кровати и бросилась к окну. Во дворе они увидели запряженную карету и Илону Михайловну, которая держит на руках младшую дочь. Девица быстро ринулась вниз узнать, что происходит, — Я мигом! Сонька не сразу сориентировалась, но вскоре побежала за Марьей. Та стояла во дворе у самих ворот и провожала взглядом карету, удаляющуюся вдаль. — Не успела! — вздохнула Марья, когда заметила Соньку, стоящую рядом, — Интересно, с чего бы это… — Бог знает… — Пожала плечами Сонька, но увидев, что Марья куда-то уходит добавила, — И Людмила Васильевна знает! А ты эт куда, а, госпожа! — Прогуляюсь пойду, свежим воздухом подышать! — Марья медленно задумчиво направилась в сторону крестьянских работ и поплелась, перешагивая с одного тапочка на другой. Сонька вот уже кинулась ее догонять, но та добавила, — И не иди за мной! — Во дает! — удивилась Сонька и вернулась в усадьбу. Петухи давно пропели, солнце поднялось, а Марья все шагает по узкой тропинке вдоль крестьянских огородов и думает о своем. И на крестьян, что один за другим, кланяются по пояс барышне, она внимание совсем не обращала. Казалось бы, она все идет, идет, а дорога все не кончается и не кончается, наконец она совсем устала и присела на рядом стоящий пенек, тогда сам собой стал назревать вопрос «А как же возвращаться?». Собрав последние силы в кулак, она кое-как добралась до главной дороги и стала ждать хоть кого-то. Но дорога все пустовала и пустовала… Марья совсем отчаялась как вдруг из ниоткуда появился старичок с маленькой телегой и худой еле живой кобылкой. — Эй, ты! Эй, эй остановись же! — Закричала Марья и замахала руками. — Тебе надо чаво? — Старик нехотя потянул сбрую на себя, и кобыла остановилась. Не узнал он госпожу в высокой девочке в спальном платье и с растрепанной косой. — Ты куда путь держишь? — Девица подбежала к телеге, она решила не говорить старику кто она на самом деле, чтобы удовлетворить свое любопытство. — Путь держу в город, на площадь Красную… — мужичок почесал затылок и заговорил, — детишек кормить нечем… — Довезешь ли ты меня, человек добрый, до усадьбы? — проговорила Марья и приветливо улыбнулась. — Ну садись тогда чтоль, — крестьянин развел руками и крикнул лошади, — Но! Пошла! Пошла! — Was zum Teufel (Черт возьми)! — ругнулась Марья и потянулась к дороге, да так что чуть не упала. — Ты чавой! С дуба рухнула?! — мужичок стал цыкать и мотать головой — Что случилось то? — Да тапок потеряла! — Марья посмотрела на правую босую ногу и вздохнула, — бывает… Около усадьбы Марья попросила притормозить: — Спасибо, добрый человек, — Марья спрыгнула с деревянной телеги на левую ногу, — тебя звать то как? — Гаврилой! — улыбнулся мужичок, но, когда увидел удивленное лицо Марьи, добавил, — Гаврилой Федоровичем Булкиным. — Ладно, Гаврила Федорович, прощай! Попрошу тебе полтора рубля за доброту выписать! — Марья побежала за усадьбу к черному ходу, а Гаврила Федорович так ничего и не понял. Подумал, мол послышалось ему, перекрестился и поехал дальше. Около черного входа уже как целый час караулила Сонька, не спуская глаз с маленькой дверцы. И вот, наконец-то прозвенел колокольчик и дверь отперлась, она увидела Марью в грязном спальном платье и в одном тапке. — Ты где ж это пропадала, госпожа? — удивилась Сонька и осмотрела ее с ног до головы, глаза ее зациклились на совсем голой ноге Марьи, Сонька озадачилась. — Потеряла! — Марья поджала губы и плечи. Сонькины брови, как стрелы, поднялись чуть ли не до конца лба, она еле сдерживала смех. Марье стала чуточку стыдно, — Тише ты! Они незаметно прокрались на второй этаж по «своей» лестнице и забрались в спальню. Там Сонька помогла Марье умыться и сменить одежду. Еще две девки сделали ей прическу — пучок, завязанный лентами и украшенный жемчугом. — Пора! — шепнула Соня и подозвала Марью. Та красивой вальяжной походкой пошла по лестнице по направлению в гостиную. Ее нежно зеленое бархатное платье с небольшим шлейфом медленно тянулось по лестнице, а туфли на невысоком каблуке, украшенные огромным количеством жемчуга и лент ритмично цокали по лестнице. За столом уже ожидали еда и важная Людмила Васильевна. — Опять опаздываете, внученька! — произнесла она, даже не глядя на Марью. Марья заметила чрезмерную серьезность в ее голосе, это напрягло барышню. — Что-то случилось, бабуленька? — Марья присела за стол и уставилась на бабушку. — Да… — тянула Людмила Васильевна. Она еще раз внимательно посмотрела на Марью, затем на оставшуюся часть стола, которая пустовала, — Ты разве не заметила отсутствие твоих родителей, деточка! — Разумеется, заметила! — негромко воскликнула Марья, — И как раз собиралась у вас об этом спросить… Людмила Васильевна конечно же прояснила сложившуюся ситуацию. Оказалось, что еще вчера ночью младшей сестре Алюне стало хуже, она болела астмой. И доктор посоветовал им сменить климат и проводить больше времени на природе, поэтому они вместе с Анной Павловной отправятся в вотчину в соседнем городе, пока малышке не станет лучше. Марья внимательно слушала и откусывала кусочек ягодного пирога, запивая его чашечкой кофея с молоком. Завтрак в этот раз оказался непривычно легким: ягодный пирог, свежие фрукты и ароматный кофей. Она задумалась, с чем это могло быть связано, как вдруг невзначай вспомнила слова отца. — Бабуленька, а мы сегодня к Михаилу Степановичу поедем? — Марья отложила пустое золотое блюдце и поднесла чашечку ко рту. — Сегодня… Сегодня… — пробормотала Людмила Васильевна, посмотрела на часы и озадачилась, — уже прямо сейчас, оказывается! Марья еле слышно пискнула от радости, допила кофей и велела Соньке прихватить пару гостинцев в дорогу, а сама помчалась в библиотеку за новой эксклюзивной французской книгой –журналом Mercure galant предпоследнего выпуска. Людмила Васильевна же велела подать золоченую карету, запряженную четырьмя фризскими лошадьми. Когда же карета была подана, первой в нее залетела Марья и заняла уютное место с левой стороны, у окошка, за ней Сонька, которая села рядом и положила гостинцы. Последней зашла естественно Людмила Васильевна, которая уместилась с правой части в очках и с книгой в руках. Марья открыла французскую книгу и начала листать… И листала до тех пор, пока не появился модный раздел с обзорами на платья и небольшими черно-белыми картинками. Девочки смотрели на платье за платьем и обсуждали, что сейчас модно, что есть в России и чего нет, но хотелось бы. Сонька постоянно ахала и охала от восхищения, это лишь забавляло Марью, которая тихонечко посмеивалась в ладошку. Так прошли все пол часа дороги, карета остановилась у небольшой деревянной усадьбы, огражденной высоким забором. Ленивый сторож нехотя, расторопно отпер ворота и разрешил проехать богатой карете, запряженной дорогими породистыми конями. В маленьком дворе, как раз было расчищено место для карет, а вокруг него росли пестренькие, маленькие цветочки. С порога усадьбы навстречу карете выбежал высокий, полноватый веселый мужчина в недорогом костюме. — Кто это пожаловал? Ох, Людмила Васильевна, дорогая, а я сразу вашу карету заметил, только вы ее вороньими фризами заправляете! — усмехнулся мужчина и подал руку Людмиле Васильевне. Вдвоем они прошли в небольшую избу, находящуюся рядом с усадьбой, а за ними вдогонку зашагали Марья с Сонькой. — Ну, Людмила Васильевна, милая, зачем пожаловали? — Улыбнулся портной и сел на кожаный диванчик. Сама изба состояла из двух частей: рабочего кабинета портного и склада тканей. Такое себе а-ля мини ателье! — Да не одна… Федька сделай-ка чаю гостям! — И тебе здравствуй, Миша Степанович! — она присела на диван рядом с Михаилом Степановичем и взяла кружечку чая. — Слышал ли ты дорогой, что скоро бал царский состоится… — Слышал! А как тут не слыхать, коли ты лучший портной Московии! — засмеялся портной, попивая чаек. А затем резко посерьезнел, — Я с этим балом, по горло в работе теперь! Не знаю, как управиться… Осталось то всего-ничего, три дня! — Полагаю, вам не составит труда сшить на одно роскошное платье больше — Людмила Васильевна подмигнула и бесшумно отхлебнула горячий чай. — Ну, что вы, милая! Да я ночь спать не буду, чтоб платье для Ж… сшить! — он стал импульсивно размахивать руками, затем спросил, — Платье вам шьем? — Ну что вы, Мишенька! — засмеялась она, — Я уж не в том возрасте, чтоб по балам шляться! У нас вот барышня теперь подросла… Марья! Поди сюда, да по живей! В это время девчонки расхаживали по комнатам, рассматривали инструменты, да ткани, прикидывались и вели светские беседы с помощником портного Федькой. Больше всего Марье понравилась восковая кукла в человеческий рост с женской фигурой и нарисованным лицом. Она спросила у Федьки, но тот лишь пожал плечами. Услышав, что ее зовут, Марья покинула склад оставляя Федьку и Соньку вдвоем. — Хорошая она такая… — Федька посмотрел вдаль убегающей Марье. — Она? — Сонька головой указала на барышню — Ну да… Высокая такая, верст 6, точно… — Федька говорил оценивающе, — Красивая очень и платье роскошное! Ах… — Ты, это, даже не думай! — усмехнулась Сонька. Сама она была низенькой, но довольно симпатичной, с темными волосами, бровями и серыми глазами, но не было в ней что ли… Изюминки, как в Марье, «не цепляла». Но в отличии от других девок дворовых, она пользовалась неплохим спросом у мужчин и в свои восемнадцать была уже замужем, как год! — А че это? — самодовольно ухмыльнулся Федька и посмотрел на Соньку, которая чуть ли не заливается хохотом. — Она на бал с правой рукой самого царя пойдет… — хмыкнула Сонька и гордо подняла нос, — а ты? — А что я? — Федька погрустнел, — Я всего-навсего помощник портного. — Во-во! — Сонька похлопала ему по плечу. В это время портной уже вовсю делал замеры для платья и записывал их в незатейливый кожаный блокнотик. Когда все замеры были сделаны, портной все же от любопытства спросил про высокий рост девицы, на что получил ответ, что точный рост составляет семьдесят с половиной дюймов, а с каблуками все семьдесят два. «Ничего себе! Так ты ж выше меня будешь!», — удивился он. Пользуясь моментом Марья все же спросила про куклу, которая ее так заинтересовала: — Это наша русская «Пандора», — он похлопал по плечу куклы и поправил ей волосы, — Сам сделал! — «Пандора», где-то я это слышала… — Марья пыталась вспомнить. — Так у тебя ж в этой модной книжке наверняка что-то такое есть, — он взял у нее из рук журнал и стал листать. — Вы знаете французский? — удивилась Марья. — Нет, — улыбнулся Михаил Степанович и посмотрел на нее, — но я умею смотреть на картинки. Он несколько минут тщательно листал книгу, затем загнул листочек и произнес: «Потом посмотришь!». — А теперь скажи мне, какое платье ты хочешь? — он сел на диван рядом с Людмилой Васильевной. — Ну, описать, наверное, сложно будет… Но так, как рисовать я не умею, попробую. — Она присела на стульчик, стоящий рядом с письменным столом, вздохнула и начала, — Цветом платье должно быть розовое, причем не малиновый и не коралловый, не лиловый, не пурпурный, гадость! Такой… Знаете, очень нежный, перламутровый, светлый… — Такой… — она ущипнула себя за бледную щечку, которая в тот же миг озиралась нежно розовым цветом. Портной стал подбирать лоскутки ткани под этот цвет. — Платье должно быть очень пышным с сильно накрахмаленным секретом! Фрипон — юбка будет легкой, воздушной, наверное, лучше выбрать тюль, но это вам виднее… — Я тебя понял! — соглашался портной, уже рисуя у себя в голове картинку будущего платья. — Что же насчет модест — юбки? — Конечно парча с красивыми узорами и вышитыми цветами! — замечталась Марья, — И вот, знаете, чтоб модест-юбка была продолжением лифа, они были бы чуть светлее, но насыщеннее! Обязательно много кружев на лифе, рукавах, их кстати, надобно длиной чуть ниже локтя и свободные, еще кружева на низе фрипон-юбки. Декольте неглубокое, корсет на китовом усе, чтоб хорошо держал талию. Еще лучше, если к кружевам добавить розы, живые, аль искусственные, это неважно! Главное, чтоб красиво! Такая а-ля princesse des fleurs (принцесса цветов)! — Превосходный вкус, барышня! — восхитился Михаил Степанович, встал с дивана, сел за стол и принялся рисовать, попутно спрашивая самые мельчайшие детали, — А декольте, как у мадам Монтеспан или маркизы де Ментенон? А розы вышитые крупно или помельче? А камнями какими украшать? А кружева мелкие или крупные? Наконец рисунок был закончен! Когда Марья взглянула на него, то ее сердце налилось кровью, она восхищенно вздохнула. Перед ней было именно то платье, о котором она мечтала. — Неужели это действительно придумала я? — от переполняемых эмоций она покраснела и разволновалась. Михаил Степанович показал рисунок Людмиле Васильевне, та одобрительно кивнула Марье. — Талант! Людмила Васильевна! — улыбнулся портной и погладил Марью по голове, — надо бы сохранить эскиз? Как ты там сказала, а-ля чего? — a-la princesse des fleurs? — Марья рассмеялась. — Ну да, оно самое! — обрадовался мужчина, он подозвал Марью к столу и указал пальцем на левый верхний угол, — Поди-ка напиши вот здесь свое «Флёрс»! Так, знаешь, что! А забирай-ка ты на память себе эту бумажку, авось посмотришь и вспомнишь меня, доброго портного русского Мишку Ледяева! Только вот здесь подпиши красиво имя свое и фамилию! — Спасибо большое! — от радости она обняла его, — Век вашей доброты не забуду! — Приезжай ко мне почаще, будешь музой моей! — захохотал портной, — идеями делиться! — Непременно! От радости Марья чуть ли не на потолок залезла! Это было ее платье, от начала и до конца придуманное ей, ни у кого таково больше нет и не будет! Даже сами королевы и фаворитки королей завидовали бы ей, увидев это платье! Ну, точнее она так думала! Она обняла любимую бабушку, затем любимую наперсницу, которая уже вовсю обжималась с Федькой! Потом и любимую, с очень недавних пор, куклу, она даже хотела обнять Федьку, но чудо не свершилось! Как только Михаил Степанович перерисовал эскиз, на котором расписалась Марья, они сразу отправились домой. В карете Сонька чуть ли не под микроскопом рассматривала рисунок платья. — Эко диво! — она вертела его в руках и пыталась увидеть все, постоянно расспрашивая «Что это такое?», «А это зачем?», — даже не верится, что ты умеешь платья придумывать… — В общем-то это просто… Нужно лишь иметь богатое воображение и хороший вкус! — хвалилась Марья. За всю время, проведенное вне дома, девочки знатно проголодались и в две щеки уплели все фрукты и сладости, припасенные Сонькой. На обратном пути они смотрели в окна, обсуждая все на свете, начиная от споров о сегодняшнем обеде и заканчивая слухами о ведьмах и Ворожках. Вскоре от переизбытка эмоций и утомления обе заснули на мягких сидениях кареты. Людмила Васильевна все так же, молча, продолжала читать книгу. Когда карета проезжала красную площадь она попросила остановиться, чтобы прикупить кое-что у купцов местных. — Бабулечка, а можно мне тоже с тобой? — Марья выглянула из-за кареты и крикнула вдогонку Людмиле Васильевне. — Интересно, а кто ж за каретой посмотрит? — остановилась Людмила Васильевна и прижала руки к бокам, слегка наклонив голову вперед. — Ну так, этот… — Марья думала, — кучер, как его там, и посмотрит! — Сеней меня зовут! — проговорил грубый мужской бас. Ну в любом случае, что бы Марья не предлагала, Людмила Васильевна не позволила ей покидать карету. Поначалу она сильно расстроилась и тяжело плюхнулась на сидение кареты, затем выждав, пока Людмила Васильевна скроется из виду, ткнула Соньку в бок: — Эй, ну-ка пойдем, вылезай! Только отсюда, — Сонька быстро спохватилась, до того, как Марья вытолкнула ее на землю, к счастью она не упала. Марья подбежала к Арсению и прошептала, чтобы тот подальше убрал карету, иначе Людмила Васильевна заметит. Тайком они пробрались к купеческим лавкам, подождали пока Людмила Васильевна уйдет и подошли поближе к украшениям. Марья внимательно и обходительно, с ноткой высокомерности, ходила от одной лавки к другой, выискивая что-нибудь особенное. Вдруг Соньке на глаза попадается два красивых кольца: одно серебряное с синим сапфиром в виде лебедя, украшенное маленькими кварцами по кругу, символизируя воду, а второе золотое с огромным рубином в виде жар-птицы, а украшено оно было небольшими гранатами в виде огня. Сонька показала их Марье: — Смотри, какое чудо… — сказала Сонька и протянула Марье кольца. Марья взяла серебряное кольцо в руки и посмотрела на него, затем на Соньку, потом снова на него… — Эй, купчиха! — откуда-то послышался веселый, нахальный голос, — За сколько, отдашь мне эти два колечка, что барышни смотрят. — Я дико извиняюсь, Сэр, но я собираюсь купить эту прелесть, так что… — она обернулась, чтобы посмотреть в глаза нахальному типу, но остолбенела, пытаясь выдавить хоть что-то из себя, — позвольте мне это сделать… — Не позволю! — Сказал он и хитро улыбнулся, — Ну так что, купчиха! — Пятнадцать рублей и три алтына — противным, хриплым голосом произнесла старая купчиха. Мужчина быстро протянул деньги купчихе, Марья даже не успела опомниться. Она огорченно протянула ему два кольца. — Ты, Марья — schönheit (красавица), меня недооцениваешь! — он заулыбался пуще прежнего, взял золотое кольцо обсмотрел несколько раз и отдал Марье, а серебрённое отдал Соньке, — тебя зовут-то как? — Соня Стрелова, — заробела она, немного покраснев. — Наперсница моя, Сонька, я тебе о ней рассказывала, — Марья похлопала Соньку по плечу. — Будем знакомы, — он поцеловал ей руку, — Александр Данилович Меншиков! — В общем, данке огромное за щедрый подарок! — Марья посмотрела в сторону кареты, и увидела Людмилу Васильевну, она наспех договорила и побежала, — Но нам очень при очень пора! Она схватила зачарованную Соньку за руку, и рванули со всех ног. — А где-карета-то? — Сонька почесала затылок и осмотрелась вокруг. — Твою мать! Я не знаю, — Марья нахмурила брови, растерявшись. Но слева послышалось тугое, низкое ржание фризских жеребцов, — туда! Они еле успели добраться до кареты до прихода Людмилы Васильевны. Как только та села, обе притворились спящими и припрятали кольца. Карета снова тронулась и девочки «проснулись». — Сейчас Меншикова твоего видела… — Людмила Васильевна посмотрела на Марью, — стоит, с кем-то разговаривает, хотела подойти, но не судьба! — Вот и хорошо! — выдохнула с облегчением Марья. — Это почему же? — удивилась Людмила Васильевна, брови ее поднялись, а старенькие щечки сжались. — Все, что ни делается, все к лучшему, — улыбнулась Марья и посмотрела на Соньку, та кивнула. По приезду домой Марья сразу же направилась в библиотеку. Она зашла и задрожала. Там стоял адский холод, оказалось, что еще со вчера, когда Марья писала письмо, она забыла закрыть окно и за сутки, комната полностью промерзла. Марья бросилась закрывать окно, но это не помогло, нужно было разжигать камин. И она впервые в жизни пожалела, что не умеет этого делать, а Сонька, которая всегда этим занималась отстала где-то по дороге, бог знает, когда она вернется. Но Марьей одолела огромная лень, поэтому она просто легла на диванчик, укрылась тонким пледиком и стала ждать Соньку пока глаза не слиплись. Она проснулась от прикосновений Соньки. Она стояла возле диванчика, натягивая на Марью плед. — А этот мужчина, которого мы встретили… Это ты с ним на бал пойдешь? — поинтересовалась Сонька, разжигая камин. И вот, вмиг комнату озарил желтый свет и тепло. — Ага-сь, — зевнула Марья и повернулась на бок. — Красивый такой… И Богатый, наверное… — Сонька посмотрела на полу спящую Марью. — Ага-сь, — еще тише, почти бормоча произнесла Марья, вскоре она заснула. Ее разбудила Сонька, у нее в руках находился маленький, свернутый клочок бумаги, наперсница протянула его Марье. Еле как в скрюченных, неровных, грязных буквах она разобрала: «Сечас возл дуба, ндо поговрить, Якв.». Она прочла это вслух и непонятливо взглянула на Соньку. — Ну беги, раз так… — вздохнула Сонька и грустно покосилась на дверь. Она не любил всю эту дешевую заварушку с Яковом, отчасти из-за того, что ей далеко не симпатизировал глупый и напористый парнишка, а отчасти из-за того, что Сонька считала, будто она несет ответственность за Марью целиком и полностью… Она глянула в большое библиотечное окно в золотой раме, — Дождь собирается… Поспеши! — Я вернусь… -крикнула Марья и со всех ног бросилась к их лестнице. Она так и не докончила фразу, однако Сонька и так все поняла… Тучи на небе сгущались с невероятной силой, из-за этого начало быстро темнеть. Она выбежал из-за ворот, несмотря на удивленное лицо сторожей. Марья бежала по дороге, переступая грязь и лучше, платье со шлейфов моталось по грязной земле… Наконец на горизонте показался огромный старый зеленый дуб, который служил их священным местом. — Что за спешка? — запыхавшись произнесла Марья и обняла Якова, — Неужели что-то важное? — Разговор есть, -холодным и отчужденным голосом заговорил Яков, он сел под дуб и вздохнул, — Ты знаешь, что твои бестолковые родители теперь запретили нам видеться из-за твоего дурацкого замужества. — Догадывалась! — пробормотал себе под нос Марья и еще сильнее прижалась к Якову, но тот все еще холодно сидел и думал. Она часто прощала ему резкие и грубые высказывания в свой адрес или в адрес семьи из-за сильной любви, а также втихую дарила дорогие подарки, но любил ли он ее…? Конечно, нет! Так продолжалось довольно долго, но в последнее время Марья все больше охладевала к нему, догадывалась о не взаимности чувств и много думала об этом, — Отчасти они правы! — Я придумал, что делать будем! — он слегка отодвинулся от барышни, а она, увидев такое презрительное отношение к своей персоне, и вовсе встала и на метр отошла. Но Якова это ничуть не смутило, он был занят своим «детищем», планом, — Мы с тобой, а еще с Катериной сбежим! — Куда? — засмеялась Марья, она естественно не восприняла всерьез слова возлюбленного. На что, тот заметно обиделся и отвернулся. — Куда — куда… К рыбакам! — заворчал он, — Займем хижину рыбацкую, будем рыбу ловить, да жить — тужить! Ты согласна сбежать, любимая? — Ну… — Марья задумалась, теперь она серьезно задумалась над его словами, взвешивая все за и против. И все-таки пришла к мнению, что не готова жертвовать своим положением и комфортом ради уже почти погасшей любви… — Так, согласна? Согласна?! — Яков подсел рядом и посмотрел ей в глаза. Он откровенно давил на нее, ему нужно было ее согласие, ее спонсорство, ее присутствие… И чтобы окончательно растопить холод в ее сердце, он слукавил. Он поцеловал ее в губы и произнес, не от чистого сердца, — любимая? — Согласна… — произнесла Марья и стеснительно посмотрела в пол. Она не знала, что делать дальше, но сердце забилось часто, а воздуха как будто не хватало. — Ну вот и отлично! — Яков снова охладел и сел под дуб. Марья поняла, что поступила зря, но смелости сказать об этом ей не хватило. Яков снова отвернулся, — Значит, так! С собой взять рублей десять на первое время, еду и все важное! Встречаемся здесь на рассвете, этим днем следующей недели, то бишь июня пятого, все ясно? — Ясно! — сухо ответила Марья встала из-под дуба, оттряхнула платье и поплелась домой. — Ну за что?! За что я полюбила его? И была ли это вообще любовь, аль мимолетное увлечение? — она медленно плелась по дороге под звуки сильного ветра и начинающейся грозы, — Разве можно любить человека за красоту? Нет… И даже сам Уильям Шекспир писал: «Влюбиться можно в красоту, но полюбить — лишь только душу!». Эх, вот кто меня понимает… По ее щеке катилась холодная соленая слеза, а голова как будто кружилась. Горестно было на душе, обидно, что ей вот так воспользовались… — Нет! Не люблю я этого мерзавца! Он не достоин быть любимым мной! — она дернула рукой, достала записку и еще раз прочитала. Затем порвала ее, — Как я могу полюбить того, кто не умеет писать! Ха-ха, вот смехотворно! Марья попала под дождь, оттого сильно замерзла, первым делом она велела набрать себе горячей воды в золотую ванну, но, однако это не помогло — она по-прежнему сильно мерзла… Укрывшись двумя пуховыми одеялами и еще меховым пледом, она лежала на кровати и дрожала. Сонька сделала ей крепкий горячий чай. — Пойду принесу еще чашечку… — Сонька скрылась за дверью и оставила Марью одну. Та медленно поднялась, подошла к большому шкафчику и немного порывшись в барахле, откопала большую книгу в кожаном переплете и с золотым замком. Открыв замок, она снова разместилась на теплой постели и принялась грустными глазами пролистывать «Ромео и Джульетту». В это время Сонька ловко крутилась на кухне, обгоняя кухарок и поварих. В гостиной ее заметила обеспокоенная Людмила Васильевна, которая принялась расспрашивать наперсницу, та под большим давлением и страхом госпожи, рассказала, что Марье нездоровиться… Обеспокоенная бабушка поднялась на второй этаж. Она тихо приоткрыла дверь и увидела Марью, красную, дрожащую и грустную. — Мерзнешь? — спросила она и подошла к кровати. — Мерзну, — дрожащим голосом произнесла Марья и жалобно посмотрела на бабушку, — А любил ли Ромео Розалину? А вообще существует ли любовь? — Не знаю, внученька! Не время! — она мягко нагнулась и поцеловала Марью в раскаленный лоб. Резко она побледнела и крикнула, — Сонька! Сонька, за врачом! Зови врача Герберта! Сонька испугалась и подняла на уши все поместья. Важный, толстый немецкий доктор Хельмут Гербер примчался на своей маленькой карете к усадьбе примерно за десять минут, благо дом его неподалеку! Он быстро, запыхавшись и поддерживая пузо руками, таки добрался до спальни. — Гутентаг мадам! — он подошел к кровати, в руках у него был маленький белый чемоданчик с красным крестом, а сам он был одет в белое платье до колен. Посмотрев на «умирающую» Марью, первым делом, он потрогал ее лоб, — Горячо! Это schlecht (плохо)! — Так, lieb (милая), открой ротик, — он достал из чемоданчика, прибор, напоминающий стеклянную палочку, но с черной полоской в середине, Марья никогда такого не видела и немного испугалась, но рот открыла. Через некоторое время Хельмут достал градусник и посмотрел, лицо его напряглось, увидев это, на градусник взглянула и Людмила Васильевна, но единственное, что она поняла, так это то, что уровень чёрной полоски выше уровня красной отметины на полтора деления. Доктор Герберт посмотрел на Марью и вздохнул, — дас лихорадка! Температура высокий! Будем лечить! Он достал темный бутылек, накапал пару прозрачных капель на ложку и поднес ко рту Марьи. Та даже опомниться не успела, когда почувствовала горький вкус во рту, она скорчилась и чуть не выплюнула противное лекарство, но Сонька протянула ей чашку с чаем.

***

Марья болела уже третий день, послушно принимая лекарство и соблюдая постельный режим. Потихоньку ей становилось лучше, но бал уже завтра, и вопрос о ее присутствии там до сих пор оставался открытым…