Забвенная история Мэри Сью

В комнате раздался протяжный хриплый вой, огромный черный толстенный кот сидел на подоконнике и распевал кошачьи песни. Это был любимый кот Илоны Михайловны, заядлой кошатницы, она даже хотела забрать его с собой в вотчину, но передумала. И теперь эта наглая, мерзкая рожа своим существованием отравляет жизнь всему поместью! «Ради всего святого замолчи, поганое чудовище! — нервно простонала Марья и спрятала голову под подушкой, у нее и без того голова болела, еще и визги кота под ухом. Спустя некоторое время, пока Марья тщетно пыталась скрыться от надоедливого шума, она произнесла. — Господи ну выгоните же вы его, забейте лопатой и закопайте! Делов-то! И как он вообще на второй этаж умудрился залезть!». Затем она, привыкшая спать на двуспальной кровати, потянулась, так как поняла, что доспать ей похоже не удастся, перевернулась со спины на живот и свалилась с маленькой кроватки прямо на холодный деревянный пол. — Was zur Hölle?! (Какого черта?!) — Марья взвизгнула от боли и потерла плечо. Слегка протерев глаза от сна, барышня заметила вовсе не свою роскошную спальню, а чуть более скромную комнатку наперсницы. К ней сразу же бросилась Сонька и помогла ей подняться. Озадачившись, Марья нахмурилась и кинула злобный взгляд на маминого кота. — Сонька, ты что это вздумала его у себя держать?! — Никак нет, госпожа! — уверила ее Сонька и пинком выгнала кота из своей спальни, в отличие от Марьи к коту она относилась равнодушно. Чтобы окончательно вызвать доверие у Марьи, она слукавила. — Если б ни Илона Михайловна, я б давно его Гарольду скормила! — Смотри мне! — барышня показала кулак и снова улеглась на кровать в раздумьях. Она непонимающе посмотрела на Соньку и спросила, — Как я вообще здесь оказалась? Ни черта не помню! — Совсем?! — удивилась Сонька и выпучила глаза, Марья смутилась и еще сильнее нахмурилась. — Нет, почему… — она судорожно стала вспоминать события вчерашнего дня, параллельно озвучивая их в слух, — помню, как боярина в пушку засунули, помню, как истории разные рассказывала, помню, как танцевали мы задорно, еще помню, как Буйносов, паршивец, меня в комнате запер и пить заставил! А еще… Не-а не могу вспомнить, как наотрез из головы вылетело. — Это при первой пьянке всегда так! — подбадривала ее наперсница, вспоминая свою первое веселье. — Я вообще так налакалась, что потом с кровати встать два дня не могла…, а ты видимо не много пила! — Я… да я сама вообще не пила! — возмутилась Марья и взялась за голову, почувствовав резкую боль в области висков. — Принеси воды! Улегшись поудобнее, она все же старалась вспомнить тот вечер, но каждый раз, когда Марья напрягала голову, ее посещала ужасная боль. Наконец, отставив все безуспешные попытки, она допила воду и задремала. Но проспаться ей так и не удалось… Только она закрыла глаза, как на окне снова появился ненавистные ей кот, завывший еще противнее предыдущего раза. — Не к добру это… — озадачилась Сонька, — он, когда последний раз такое вытворял, в прошлом году, твоего брата на службу забрали… — Сонька, ей богу, за себя не ручаюсь! — разозлилась Марья, взяла канделябр с деревянной тумбочки и разъяренно, со всей силы, пульнула в открытое окно. К счастью, а может и нет, кота она не задела, зато напугала знатно. Барышня встала с кровати и, пошатываясь, поковыляла к двери. — А ты больше в эту чушь верь! А верить все-таки нужно было… На первом этаже в доме Марья практически никого не обнаружила, лишь пару кухарок, которые смотрели на нее и нервно перешептывались. Весь рабочий состав поместья был на переднем дворе. Собравшись в кучку, они любопытно смотрели за ворота и оглядывались. Барышне тоже стало интересно, что же там такое, поэтому она, быстренько протискиваясь сквозь озадаченную толпу, приблизилась к воротам. За воротами Марья увидела карету, недорогую кожаную, но до боли знакомую… карету Игнатьевых. Раньше, когда они с Яшкой беззаботно по-соседски веселились, барышня ежедневно видела эту карету. Душа ее заподозрила что-то нехорошее, и когда она увидела плачущих Елену Дмитриевну и Катерину, подозрения ее подтвердились. — А что случилось? — тихо, испуганно спросила Марья у стоящей рядом кухарки. — Вот, смотрим, госпожа, как соседа нашего Яшку Игнатьева на службу забирают! — вздохнула толстая кухарка и покачала головой, — Мальчишке и восемнадцати нет еще, а уже жизнь под откос. — На службу?! — воскликнула Марья и онемела. В голове сами собой стали прокручиваться страшные воспоминания: как таким же серым утром ее покинул любимый брат, как через неделю пришла записка о его смерти и этот страшный сон, до сих пор будоражащий кровь. На месте Вени, она невольно стала представлять Якова и не нервы ее не выдержали, бедняжка упала в обморок прямо во дворе. На всех радостях Людмила Васильевна бросилась в свой кабинет и схватив перо, стала писать красивым почерком: «Доброе утро, любезнейшая Илонушка Михайловна! Спешу вам сообщить наипрекраснейшую новость, соседа нашего, Яшку Игнатьева, на службу забирают, причем непременно! С чем сие связано не ведаю, но за дочурку вашу рада! Кстати говоря, бал Марьюшка отгуляла хорошо, вчера изволила посетить какое-то царское веселье, перед этим уведомив меня, а я собственно докладываю вам! Как у вас дела, милая, как внученька моя? Впредь ответно пишите нам, каждую неделю! Ваша бабушка Людмила» В этот день Марья чувствовала себя как-то странно, ей не особо было жалко своего друга, из-за последних событий, но все же на душе было грустно и уныло. Особенно задевало барышню то, что, казалось, все вокруг этому рады: и Людмила Васильевна, и Сонька, и даже кухарки с садовниками, но при виде Марьи, все делали наигранный грустный и озабоченный вид. Это показалось ей верхом меркантильности и лицемерия, она буквально возненавидела всех вокруг и скрылась от всего мира в маленькой уютной библиотеке. Вечером, часов в семь, когда еще не стемнело, но было довольно прохладно, в библиотеку зашла Сонька, отдала Марье, свернутый комок бумаги и молча, торопливо вышла. Барышня развернула бумагу и торопливо прочла еле разборчивым почерком с каплями чернил и слез на бумаге: «Иногда бывает сложно Отпустить того, с кем жил Лишь словами ты разбудишь То что вспоминал всю жизнь Не забыть нам всё что было, Ты поймёшь всё, но потом. Катерина» Ни на кого не обращая внимания, она покинула усадьбу и направилась к их секретному месту, дубу, где ее уже ждала Екатерина, сестра Якова и лучшая подруга Марьи. Она сидела, обняв руками колени и плакала, тихо, в подол платья. Марья и подошла села рядом и приобняла Катю. — Он вернется? Как думаешь? — спросила убитая горем девушка, — Ну прослужит годок и домой… — Нет, ты должна глядеть правде в глаза, а не придумывать ложное марево! — серьезно произнесла Марья, затем голос ее слегка погрустнел. — Он не вернется, никогда! Ты звала меня погрустить? — Нет, не совсем, — дрожащим голосом произнесла Катя, — Помнишь, его последнее желание? Он хотел сбежать, с тобой и со мной, куда-то туда, далеко… Он бредил этой идеей! — Ну-ну, — Марья поджала губы, вспоминая их прошлый разговор с парнем, — и что? — Мы сделаем это ради него! — воодушевленно произнесла Екатерина. — Мы с тобой сбежим, вдвоем, против всех! — Катя, я не могу… — барышня не стала повторять прошлую ошибку и сказала прямо. — Понимаешь, у меня только все наладилось, я просто не могу все бросить! — Когда у тебя умер брат… — начала она. — Я была с тобой рядом, только я! Я помогла тебе пережить это горе, как никто другой! И вот теперь у меня «умер» брат и ты обязана мне помочь. Ты ведь перед богом клялась! — Верно… — озадачилась Марья, вспоминая, затем вздохнула, — я ведь и нарушить ее не могу, значит… — Значит! — Катерина кивнула головой. — Ну так вот, послезавтра, то бишь пятого июня, мы с тобой встречаемся здесь, на рассвете. С собой возьмешь, денег, на первое время, еды… Ну, самое нужное, в общем! — Договорились. — вздохнула Марья и поднялась из-под дуба. *** — Госпожа, одумайся пока еще не поздно… — плакала Сонька, собирая в маленький кулечек хлеб и фрукты. — Одумайся, пока не рассвело! — Поздно, — Марья старалась держаться холодной и серьезной, ей до сих пор казалось, что все вокруг врут, включая Соньку, поэтому ее плачи и пламенные речи никак не действовали на барышню. — Сонька, только обещай, что никому не расскажешь, прошу! Дай мне сбежать! — Обещаю, — всхлипнула Сонька и сняла с пальца то серебряное кольцо с лебедем, — только ты не забывай меня… — И ты… — она сняла свое золотое и девицы обменялись кольцами, как знак верности и дружбы. Начало рассветать, Марья села напоследок на кровать и вздохнула, — Я верю, что это все не напрасно, что все будет хорошо, я действительно верю в новую жизнь… — Ну с богом! — наперсница обняла ее и вручила тряпичный кулек, совсем расплакавшись. — Ну все-все! — успокоила ее барышня и пошутила. — Что ж из князей в грязи. Она в грязной крестьянской одежде тихонько выбежала во двор и направилась к Данилке. Сонька заранее подговорила своего мужа, чтобы тот отвез их с Катериной в город. В небольшой, но доброй телеге уже рассиживала Екатерина с таким же небольшим тряпичным крестьянским кулечком. — Тебя прям не узнать! — удивилась Катя, с интересом разглядывая Марью и ее кулек. — А ты что с собой взяла. — Все самое необходимое! — фыркнула Марья и стала загибать пальцы. — Еды, хлеба и фруктов, денег, пятнадцать рублей, книгу, самую любимую, ну и украшения, папин медальон и Сонькино колечко… Совсем скоро они подъехали к Красной площади и Данилка уехал. Тогда Марья почувствовала сладкий вкус запретного плода свободы, она могла делать все что захочет и с кем захочет, и отвечает она теперь тоже сама за себя… Припасы девочки решили оставить на потом и перекусить купеческими пирогами. Они медленно расхаживали по купеческим рядам и остановились у самых горячих пирогов. — Вы чаво это здесь околачиваетесь! — окликнул их неприятный женский голос купчихи, — Небось стащить чего хотите? — Да нет же, купить пирогов хотим. — смутилась Екатерина. — Ага, знаю таких как вы… — задумалась купчиха и пригляделась к ним, да я тут каждую душу крестьянскую знаю, а вот вас нет! Вы кто такие? — Мы крестьянские дочери, работаем на полях у Ж… — убедительно оправдывалась Марья, но женщина лишь сильнее нахмурилась. — Вот она на крестьянку еще хоть как-то смахивает, а ты нет! — она посмотрела Марье в упор, — По ногтям вижу, что нигде ты не пашешь! Да и на шее у тебя цацки дорогие, из золота небось! — Ладно, допустим я не крестьянка, но вам, то с этого, что? — возмутилась Марья, — Вы не можете просто продать нам пироги? — Неа, не могу, — хитро ухмыльнулась любопытная купчиха, — Сейчас, коль не расскажешь, кем являешься, я Степаныча позову и скажу, что цацки твои краденные! Он тебя к царю быстренько отведет! — Вот, к царю не надо! — заметно испугалась Марья, восприняв слова женщины всерьез, — Допустим, зовут меня Марья, допустим фамилия у меня Ж… допустим эти цацки одна тысячная всех моих драгоценностей, допустим, ногти мои и в помине не видали грязной работы, и что с этого? Врешь… Врешь чертовка, — застыла продавщица. — Богу судить, вру ли я! — произнесла Марья и гордо улыбнулась, — Так пироги вы нам продадите? После еще нескольких уговоров, любопытная купчиха все же продала им уже остывшие пироги. Девочки поплелись дальше по ярмарке и вскоре, минуя ее, подошли к реке и сели на бережок, завтракая. За увлеченной беседой, оказалось, что у них совсем нет плана и они понятия не имеют, что такое рыбацкие избы и где они собственно находятся. У Марьи началась скрытая паника, она подумала, что домой вернуться точно не самый лучший вариант, но и как дальше быть она тоже понятия не имела… Вдруг на дороге появился старенький мужичок в драной крестьянской одежке и с хилой телегой. Девочки торопливо подбежали к нему и слезно умоляли довезти их до, так называемых, рыбацких изб, на что тот согласился, но предупредил, что дорога крайне неблизкая и она сможет довезти их только до половины пути, так как сам направляется в другую сторону. На этом и сошлись. И уже на четверти пути, Марья поняла, что не близко, это мягко сказано. Они лежали с Катей на небольшом стоге сена и изредка переговаривались, вот и сейчас: — Знаешь, Машка, — вздохнула она и посмотрела в глаза собеседнице, — хорошо это иль худо, что я не знаю, что будет дальше, я не знаю, что будет завтра… Когда я жила в поместье, я примерно всегда знала, что меня ждет, а сейчас и ума не приложу… — Хорошо, я думаю, — улыбнулась Марья и тоже задумалась, — ведь мы от этого и бежали, а сейчас вздохни грудью воздух полный свободы и почувствуй счастье! — Я чувствую его, всем сердцем! Честно! — засмеялась Катька, затем добавила, — Знаешь, у нас все будет хорошо! Ведь, все что не делается, все к лучшему! За короткими душевными разговорами незаметно проходили секунды, минуты, часы и вот совсем стемнело! — Долго еще? — спросила Катерина, зевая. — Вам долговато еще будет… — усмехнулся старичок и поехал еще быстрее. — Нет, Машка, я пешком идти еще столько же не смогу, я ночью не спала… — грустно вздохнула Екатерина и покосилась на Марью. — Что делать будем? На улице ночевать? — Нет, уж на улице страшно… Брр! — вздрогнула барышня, от одной только мысли об этом. — Надо ночлег искать, к кому-нибудь переночевать попросимся, может постоялый двор где, не знаете? — Вон там за углом есть один! Тогда я вас там и высажу! Катерина была посмелее, собственно поэтому она без дольки смущения, громко постучала в деревянную дверь. На пороге из встретила приветливая женщина лет тридцати — хозяйка этого двора и повела гостей в дом. Ничего не спрашивая, она поставила им две большие чашки похлебки с солью, а также выделила им комнатушку на втором этаже деревянной избы. В то время как в другой комнатке, соседней, располагались разбойники, которые уже заприметили серебряное кольцо на пальце барышне. Как только обе девочки поднялись в комнату, те пошли за ними и застали их врасплох. Их было трое, два сразу же схватили по кульку, вытряхнули их на пол и стали рассматривать вещи, на предмет «сокровищ». Третий же, что побольше и посуровей, подошел к самим барышням с ножом в руке и спросил, нет ли у них чего-то ценного. Сразу увидев на ушах, у Катьки дорогие серьги, тот схватил ее за ухо. — Не трогай! Это фамильные! — прошипела бойкая девица и вцепилась зубами в руку разбойника, тот сначала опешил, затем быстро, несколько раз ударил ее ножом в грудь, она бесчувственно упала. Потом он подошел к Марье, она добровольно сняла Сонькино кольцо, всячески отвлекая внимание от очень дорогого и ценного медальона, что подарили ей родители на пятнадцатилетие, но мужчина его сразу заметил. Своей сильной рукой он схватил золотое украшение и попытался сдернуть его, но цепочка из чистейшего золота оказалась очень крепкой. Вдруг разбойник резко услышал, что кто-то поднимается на второй этаж. От желания легкой наживы и безжалостности, он приставил нож к горлу Марьи и грубым тоном заорал «Живо снимай!». Получив долгожданный медальон, грабитель скрылся через окно, а Марья в состоянии шока сидела на полу и обнимала Екатерину. — О господи, она здесь! — в дверях показался Алексашка, он облегченно вздохнул и произнес. — Нашел, мин херц, нашел! — Какого черта? — она нахмурила брови и посмотрела на него. — Это я должен у тебя спросить, какого черта? — то поджал губы и брови, помог Марье подняться и повел ее к выходу. — Какого черта, ты не дашь мне сбежать? — разозлилась она и выдернула свою руку. — Да, если б не я, ты бы сейчас валялась рядом со своей мертвой подружкой! — обиделся тот, — И это вместо спасибо? — Спасибо! — виновато, но все так же стоя на своем, произнесла барышня. Проходя через первый этаж, она случайно встретилась взглядом с обеспокоенным Петром, от страха сердце ее дрогнуло, и она отвернулась. В карете она уже спокойным голосом спросила у Меншикова, — Вы теперь меня всегда выслеживать будете? — Нет, ну, а ты, когда с царем лобызалась, ты, о чем думала? — усмехнулся он. — Неужели ты думаешь, что он тебя теперь в покое оставит? — Чего- чего ты несешь? — Марья выпучила глаза и покосилась на Алексашку, — Что я делала? — Ты что это, не помнишь ничего… — тот странно улыбнулся и приподнял брови, после одобрительного кивка Марьи, тот сказал. — Ну, даже не знаю, повезло тебе или нет, я и сам, не знаю, что это было, но ты можешь и у самого мин херца спросить? — С дуба рухнул? Еще чего! — возмутилась Марья, — Ни надо ничего делать! — Тоже вариант! — Алексашка пожал плечами и замолчал. Через несколько минут в карету залез царь и она тронулась. Петр был совсем не глуп и явно чувствовал свою вину в побеге Марьи, поэтому особо не разговаривал, да никто особо не разговаривал, лишь потом он все же спросил: — А кто это девица была, которую зарезали? — Подруга моя, единственная, ее звали Екатерина Игнатьева. — Ясно, — пробормотал Петр, затем увидев на шее Марьи кровь, наклонился и вытер ее, спросив при этом, — много ль украли? — Да нет, денег, прилично, еды и, — она держалась спокойно, но вспомнив про медальон она не выдержала, слеза покатилась по ее бледной щеке, — м-м-медальон украли, который мне п-п-папенька подарил! — Ну, не расстраивайся, — она положил ей руку на плечо и спросил, — Хочешь, я тебе новый подарю, еще лучше? — Хорошо, — она заставила себя успокоиться и мило улыбнувшись ответила, — спасибо! — Ты только не пугай нас так больше! Когда они подъехали к Марьиной усадьбе, ее охватил резкий и очень сильный страх наказания, но Петр, заметивший, как у барышни дрожат руки, взял ее за одну из них и собственноручно повел прямо в дом. Внутри дома, в гостиной, сидела обеспокоенная Людмила Васильевна, которая с утра себе места не находила, увидев Марью, она тут же хотела накричать на нее, но как только в дом зашел сам царь, та опешила и замолкла. — Дите, ни обижать, ни наказывать! Готовить к царскому дню рождения, смотрите мне! — звонким басом произнес Петр, ободрительно обнял барышню и покинул поместье вместе с Меншиковым. Забавен тот факт, что Людмила Васильевна все еще думала и лелеяла надежды, что у Марьи роман с Меншиковым и тот возьмет ее замуж. Ох как же она глубоко ошибалась!