Наказание.

Первое, что бросается в глаза —  огромное окно, на подоконнике которого сидит Со, повернувшись спиной к входной двери. Комната полностью белая, с одной резной дверью, только это самое окно черное, лакированное, и Чанбин в своей излюбленной темной одежде около него даже не выделяется. Явно услышав скрип двери, слизеринец поворачивается, насмешливым взглядом смотря на настороженного Феликса, что держит в ладони палочку, и смотрит слегка нахмурившись, и сжав губы в тонкую полоску. Чанбин спрыгивает с подоконника и начинает подходить к Феликсу, одновременно запуская руку в карман мантии. И гриффиндорец, напуганный собственными мыслями, в которых Со убивает его и продает органы на черном рынке, а кровь использует в приготовлении зелий, выставляет палочку перед собой, зажмурившись, и выкрикивая негромкое «Протего». Но ничего не происходит. Феликс не замечает никаких вспышек, и, приоткрыв один глаз, смотрит на удивленного Со, будто застывшего, держащего в одной руке карандаш, а другой тянущегося к двери, а затем громко смеющегося. Феликс впервые видит, чтобы слизеринец смеялся так громко, звонко, ведь все, что он раньше мог приметить за ним — холодный взгляд темных глаз и гулко брошенные оскорбления. — Ты это чего, боишься меня? — наконец хрипит Чанбин, все еще не до конца насмеявшись. — И вовсе нет! — у Феликса щеки опять розовеют, а у слизеринца на правой руке под вроде бы темной мантией проглядывается красное свечение. — А где же твоя храбрость, которой так гордятся все гриффиндорцы? Или ты попал на знаменитый факультет за красивые глазки? Голос Со все такой же холодный, но в глазах больше не проглядывается издевка, а только что-то недоступное пока Ли, и блондин успокаивается, позволяя себе убрать палочку в карман. — Тебя бы Пожиратель увидел, и тот бы испугался, — бурчит смущенный Феликс и проходит вперед, опускаясь на кровать и тут же словно что-то осознавая. — Подожди… Тут одна кровать? Со пускает легкий смешок, смотря на гриффиндорца с ноткой иронии. — Только сейчас заметил? Феликс смущается еще пуще, заставляя браслет Со светиться еще ярче, но слизеринец на это внимания не обращает, опускаясь рядом с Феликсом, заставляя того отскочить. — Ты... Хотел со мной поговорить? — Ли водит взглядом по комнате, подмечая любую шероховатость, лишь бы не смотреть на брюнета. — Да, но сейчас я не думаю, что в этом был смысл. Свой вариант действий я изложил в записке, и, думаю, он будет самым лучшим, ведь у тебя ничего другого нет, — Со смотрит на Феликса, что, забывшись, во все глаза уставился на слизеринца, и позволяет неловкой улыбке на секунду появиться на губах. — Что, слишком сложно выражаюсь для тебя, грязнокровка? — Прекрати меня так называть… —  Феликс отводит взгляд в угол, прикрывая расстроенные глаза; браслет Чанбина меняет цвет на синий, а браслет Феликса, наконец, начинает светиться желтым. — Давай проясним сейчас сразу все, — голос Со звучит как-то удрученно, и тот потирает затылок, задевая локтем Ли. — Я вернусь поздно, поэтому... — Хорошо, — спокойно соглашается гриффиндорец, незаметным движением палочки создавая небольшой сгусток магии и отправляя аккуратно в окно, с близким именем того, кому письмо предназначается, на губах и в голове. — По поводу кровати... Чтобы весь месяц кто-то один не спал на полу, может, будем решать это каждый день? — А я-то думал у тебя в голове одни просторы и ветер, так громко воющий, что на обеде в Большом зале я иногда его слышу, — Со ухмыляется нагло, а Феликс лишь бросает злой взгляд, сверкая карими, но не такими темными, как у Чанбина, глазами. — Магией. Экспеллиармус. Кто первый выбьет палочку из рук, тот и спит на кровати. Ли кивает, и, подскочив, отходит к окну, слыша стук обуви слизеринца по полу. — Раз. Два. Три! Ликс оборачивается, слегка путаясь в своей мантии, но заклинание не выкрикивает, в отличие от слизеринца, проговаривая лишь в голове. Невербальная магия становится сильнее, нежели та, что использовал Со, и серебряная палочка падает на пол. — Вау, — Феликс на такую удачу и не рассчитывал даже, и не замечает изменений в цветах их браслетов — змея становится синей, а лев зеленым. — Хорошо, сегодня на полу сплю я, — Со, кажется, расстроен, но виду не подает. — Уроки я делаю после занятий сразу, так что время по вечерам твое. И уходит, громко хлопнув дверью, оставляя Ликса стоять у окна, щурясь от ярких лучей и заставляя до конца осознавать ситуацию. Хенджин и Чонин перехватывают его у какого-то громко кричащего портрета, чуть спотыкаясь на резко переместившейся лестнице. — Я получил твое письмо, — Хван улыбается, довольный тем, что смог расшифровать его, — О чем ты хотел поговорить? — Давайте пойдем на Черное озеро? — Голос Феликса предательски ломается, и друзья удивленно на него смотрят, но тот лишь успокаивающе машет руками. При выходе из замка погода меняется как по взмаху волшебной палочки: солнце скрывается за набежавшими тучами, легкий ветер забирается под тонкие рубашки, даря холод, и редкие капли дождя падают на ладони. Галька хрустит под ногами у парней, а волны шумят еле слышно, с помощью ветра разнося брызги далеко на берег, и Феликс садится, почти падая, на траву, набирая в руку немного блестящих камней. Друзья садятся рядом, молчат, давая время собраться с мыслями, лишь Чонин что-то рисует в воздухе. — Знаете, — наконец начинает Феликс, кидая первый камень в темную воду. — У нас кровать в комнате одна. На секунду молчание заполняет берег, кажется, что смолк даже гудящий ветер, шум воды, и будто весь замок и его обитатели обратились в слух, подслушивая самые грязные разговоры парней. Но затем Хван прыскает в кулак, начиная смеяться все громче, его смех подхватывает Ян, и, в конце концов, Феликс тоже улыбается, кидая уже третий камень. — Это то, о чем ты так срочно хотел сообщить нам? — Нет, совсем нет. Просто даже после недолгого общения с этим напыщенным бобром, мне нужно расслабиться. Чонин скалится, обнажая передние зубы, ерошит волосы и становится так похож на слизеринца, что Феликс сначала даже пугается. — Ой, Феликс, у тебя браслет ярче светиться начал! Блондин замечает, что браслет действительно приобрел новый оттенок, уходящий во что-то темное, и резко спрашивает: — Вы знаете, что обозначают эти цвета? Хван качает головой, а Чонин неуверенно мнется: — У меня в детстве был браслет, который так же менял цвета, но, конечно, ни о каком эмоциональном связывании речи не шло — так, побрякушка. Но, может, здесь схема такая же, кто знает. Синий всегда обозначал грусть, красный — смущение или злость, желтый — неловкость, далекую от смущения, или разочарование, зеленый — счастье, серый — опасность здоровью, а черный означал состояние, близкое к смерти. Феликс смотрит на все темнеющий браслет, который стал уже цвета морской волны, но затем отдергивает рукав и решает забыть. День проходит на удивление быстро, и когда Феликс возвращается в комнату, уже забрав нужные вещи, за окном давно темно, и звезды мерцают на небе. Ликс довольный, счастливый, с теплой улыбкой на губах, только что сбежавший вместе с друзьями от охранника, а в комнате темно, и азарт погони не дает включить свет. Тихое «Люмос» — и на кончике палочки зажигается огонек, схожий с самой яркой звездой на небе, а перед глазами Чанбин, свернувшийся клубком на холодном полу, натягивающий на себя ничтожно тонкую и маленькую простынь, и что-то шипящий во сне. Ликс уходит в душ, позволяя себе включить нормальный свет, и старается отвлечься, вспоминая сегодняшний полет на метлах, перевернувшегося, а после выплевывающего песок Чана, и любимые лимонные дольки, отобранные с боем у Хенджина, но перед глазами только Чанбин, что сейчас мерзнет на мраморном полу, продуваемом замком со всех сторон, без возможности согреться. И душа гриффиндорца сдается. Феликс выходит, натягивая футболку на влажное тело, и, наспех вытерев волосы, отодвигает одеяло на кровати, и, вздохнув тяжело, подхватывает Чанбина на руки, крепко прижимая того к себе за талию и плечи. — Такой легкий...— шепчет Феликс, укладывая в мягкую кровать на удивление не проснувшегося слизеринца. Только сейчас Ли замечает огромные тени, залегшие под глазами Со, нахмуренные брови, и крепко сжимающие его футболку тонкие пальцы. Браслет Чанбина светится красным, и Феликс, вспомнив слова Чонина, краснеет и сам, быстро нырнув под пуховое одеяло, стараясь не разбудить слизеринца и позволяя тому держаться за его футболку. — Спокойной ночи, Со Чанбин, — непроизвольно вырывается у Феликса перед тем, как окончательно погрузиться в тяжелый сон.