Гореть; не сгорать

С каждым днем все больше — Шерил говорит, что домой не вернется, а потом напивается. Кроет собственное прошлое, своих родственников матом отборным. Вероника ведь была уверена, что та так просто не умеет. Видит все более отчетливо, как та катится в какую-то беспросветную жопу, в пропасть самую настоящую. В такую, из которой не выкарабкаться, не выйти. Помогла бы, да сама не уверена, что на ногах удержаться вообще способна. У нее собственная беспросветная жопа, если присмотреться и обратить внимание на происходящее, а не обманывать себя вечно, повторяя, что справляется-справляется-молодец. Как вообще можно кого-то спасти и вытащить, когда ты и сама себя вытащить не можешь? Ответов нет; а Шерил все равно помощь нужна. (Доиграется ведь просто до того, что ей поможет кто-то другой, кто-то, кто более значимым рискует стать всего лишь потому, что просто вовремя окажется рядом.) И все же не решается почему-то провожать ее до дома, звонить после полуночи, чтобы просто проверить, что та жива и уже дома, занимается своими делами, но в полной безопасности. Не решается даже лишний раз написать. Либо просто не хочет. Шерил губы идеально обводит блеском в женском туалете и язвительно опускает очередную девчонку, что просто взгляд на ней дольше кем-то там положенных двух секунд задерживает случайно. Вероника губы поджимает, когда сжимает ее ладонь в своей, подпихивает обезболивающие; прекрасно знает, что у Шерил голова болит. Или же она так просто говорит, а сама давно джингл-джэнгл принимает. Вероника боится в это лезть, правда может оказаться слишком жесткой. А у Шерил ни одного симптома наркоманки. Если бы Вероника еще в этом разбиралась. А Шерил больше Джейсона не вспоминает, как будто просто забывает о том, что у нее был близнец. Ни имени его, ни каких-либо намеков на то, что их раньше двое было, Вероника просто не слышит. И нет, это совсем не настораживает и не напрягает. Просто диким каким-то кажется. Как и то, что рыжие волосы вдруг в один вечер слишком ровно-косой линией всего лишь на уровне плеч и не ниже. С ней творится что-то день ото дня, но Шерил лишь улыбается и губы под поцелуи подставляет, сама целуется все более жадно и несколько нетрезво смеется, предлагая заказать еды, потому что желудок совсем от голода сводит, а она вроде как перегибает с диетой. Засыпает на диване минут за десять, чуть меньше, до того, как привозят еду все же. И что-то совсем наивно-заботливо-отчасти-детское заставляет Веронику просто остаться рядом, съесть пару роллов и улечься рядом на диване, сжимая чужую ладонь. Утром находит ее на кухне, уже после того, как умывается. Просто идет туда, надеясь найти растворимый кофе и что-то более-менее съедобное, а вместо этого девушку свою видит. В джинсах и лифчике, не накрашенную еще. Зато с ножом в руках. И взгляд у Шерил такой сосредоточенно-прямой, она на лезвие смотрит слишком пристально. — Шерил? — у Вероники голос нервный. — Опусти нож. А у той улыбка вдруг на губах. Дикая совершенно. — О, ты думаешь, я хотела в себя его воткнуть? А ты дура, Лодж. Ни тон, ни слова не успокаивают. Вероника подходит осторожно-медленно, каждый шаг просчитывая; а Шерил следит внимательно, все столь же внимательно, но уже за ней. И нож из рук выпускает слишком спокойно-легко, когда та его буквально вытаскивает из пальцев, на тумбу в сторону кладет. Вероника обнимает ее порывисто, ладонью волос касаясь, к себе прижимает. Шерил щекой к плечу ее прижимается и смотрит все так же несколько тупо перед собой. Жмется чуть ближе. Говорит: — Тебя как-то с самого начала не получилось ненавидеть. Вдох сипло-громкий в ответ. Размеренное: — Ну и какие бы проблемы ты этим решила? Разве хоть что-то стало бы легче? Знаешь, я ведь даже спрашивать не буду, что именно ты хотела сделать. Все равно это не привело бы ни к чему хорошему. Губами коротко к плечу Вероники прижимается на пару секунд и отстраняется, из рук ее не старается выпутываться особо. — Я в порядке, — с улыбкой на губах ободряющей. — Я слышу это постоянно. Только вот слова Вероники все равно звучат уже куда-то в сторону спины Шерил, потому что та в комнату возвращается. Лодж переносицу трет и все же по шкафам шарит. Им обеим, кажется, нужна помощь. Жаль только, что вслух никто ее никогда не попросит.