Наша обычная жизнь (флешмоб № 2, сборник драбблов)

— Вы, конечно, как хотите, — мрачно заявил Ник, — а я так не играю. — Николас, тебе двадцать один год, а ты все как маленький, — поддел его Акменра. И услышал в ответ: — Вот именно! Я уже совершеннолетний, а мой отец со мной ни черта не считается! И мало того, что…связывает свою жизнь с человеком моложе собственного сына, да еще и устраивает из этой церемонии какой-то дурацкий маскарадный фарс! — Во-первых, — произнёс Акменра спокойно и рассудительно, — насчёт моложе — это вопрос весьма неоднозначный. И ты это знаешь. Во-вторых — не он устраивает, а я. А в-третьих — ты же знаешь, что по вашим современным законам вся эта церемония вообще фарс, не более? — Ыыы… Почему вся? У нас по всей стране с пятнадцатого года это разрешено. — Между двумя совершеннолетними дееспособными людьми, — Акменра попытался улыбнуться, но получилось у него плоховато. — Дееспособность — это в том числе наличие документов. Понимаешь? А свадебная церемония с вещью может пройти только в рамках конкретного музея и только потому, что твой папа все свалил на мои древнеегипетские мозги. Ну, с некоторым допущением, конечно. А раз все делается из-за древнеегипетских мозгов, то и наряд у меня должен быть древнеегипетский, церемониальный, а не тот современный костюм, о котором ты так печёшься. Мой папа, который прибыл для совершения обряда по нашим канонам, закономерно обиделся бы на меня, выйди я на церемонию в современном прикиде. Понимаешь? — Чёрт, Ак. Это что же получается: ты… — Да, друг мой. По вашим нынешним законам я — вещь. А твой папа — фетишист-извращенец, — Акменра наконец улыбнулся и даже негромко фыркнул, сдерживая смех. — Да пошли эти законы знаешь куда? — снова взорвался Ник. — Они не учитывают наличия скрижали, и потому… — И потому, — перебил Акменра, — доктор Макфи не зря говорит, что я не вещь, а юридический казус. И только поэтому он согласился участвовать в церемонии с современной стороны: в горе и в радости, в богатстве и в бедности, и всё такое. — А костюм всё равно жалко. Я так мечтал, еще тогда, в торговом центре, что однажды вы… вдвоём, вот в этих костюмах… — Николас! А помнишь, ты в тринадцать лет мечтал, чтобы в принципе разрешили однополые браки, и мы с твоим папой смогли — как это говорится? — создать семейный союз, а ты бы на церемонии нёс мой плащ, как шлейф невесты? Ну вот, почти все твои мечты сбылись: как минимум браки официально разрешили по всей стране, и плащ ты тоже… можешь понести, если хочешь. — Чёрт, Ак, прекрати. Я правда уже не знаю, что я больше сейчас хочу: ржать или материться. Акменра состроил суровое лицо: — Материться нехорошо. Я запрещаю тебе, как твой отчим. Люк, я ведь твой отчим? Ник не выдержал и заржал: — Да ну тебя… аххаха! Я больше не могу! — Привыкай, Ники, новые родственники — это серьёзно. Твой дедушка Меренкаре должен гордиться тобой. Он, правда, уже тобой гордится, и начал еще в Лондоне, но вдруг? Ник замолчал и посмотрел на Акменра уже серьёзно: — Знаешь… если мечты имеют такую силу, то я, пожалуй, продолжу. Я буду мечтать о том, чтобы однажды вы смогли… по нашим законам. Я у деда еще спрошу, какие возможности есть у скрижали на этот счёт. Ты прости, Ак, но я этого так не оставлю. Я насмотрелся за все эти годы, как вы оба… замумукались. Как отец еще давно возле саркофага по утрам торчал и крышку гладил! Мне хотелось башкой об стенку биться, такая у него физиономия была. Я не знаю, конечно, что ты сам на эту тему думаешь, но я бы… К чёртовой матери эту вашу скрижаль, видал я эту магию в гробу! Акменра рассмеялся. — Вот именно: в гробу! А если без шуток… давай вместе мечтать. И дедушку потрясём, безусловно. Пусть дедушка для начала увидит, что тут все серьёзнее некуда. А потом мы его и потрясём. Вдвоём. Нет, втроём. Что-то мне подсказывает, что он, если что-то знает, то… расскажет. А если не знает — сами будем думать. Как тебе? — Здорово, — радостно выдохнул Ник. — И, Ак… я очень рад, что вы наконец… А костюм припрячьте, правда. Вдруг да пригодится ещё.