Восстание Фомальгаута

Статья в LA Times стала выстрелом из стартового пистолета для начавшегося ажиотажа вокруг «Восстания "Фомальгаута"». Пиарщики проекта, на начальной стадии прохлаждавшиеся в офисе или пялившиеся на съемочный процесс, теперь бегали с двумя телефонами в руках и отвечали сразу на два звонка. Запросы на интервью и фотосъемки поступали постоянно, но, по настоянию продюсеров, всем отказывали – и самым крутым изданиям, специализирующимся на кино, и мелким «желтым» газетенкам. Все СМИ по-своему задабривали – кому подкидывали эксклюзивное фото, кому присылали пару ответов на вопросы от Брэда Питта – но никто не удостаивался возможности посетить офис или павильон. Джеи не считали это решение продюсеров правильным, потому что лишенные конкретной информации журналисты начинали ее просто выдумывать. Или выискивать с таким рвением, что приходилось очень внимательно оглядываться, подходя к своей машине и даже открывая жалюзи по утрам. По крайней мере они считали это решение неправильным, пока Саймон не объяснил им, в чем, собственно, дело. А Саймон Холл съел собаку на гомофобии, как бы это жутко ни звучало. Сначала он хотел говорить деловито и безэмоционально, но потом у него перестало получаться – супруг Мэтта Бомера слишком близко к сердцу принимал все происходящее, даже будучи профессионалом. – Поверьте мне, друзья, – сказал он устало Джеям, – то, с чем вы столкнулись, выпестовано в людях столетиями, и обычными увещеваниями этого не преодолеть. Даже если вы будете взывать к логике, говорить, что вы не лезете никому в постель – вы ничего не добьетесь. Мы пытались это сделать, но у нас ничего не получилось. Вы можете привести мне в пример парней, которые каминг-аутнулись, и с тех пор живут себе припеваючи. Да, такие примеры есть. Я пиарщик Нила Патрика Харриса. Если бы вы только знали, сколько ему поступает угроз, неприкрытых непристойных предложений и отказов в ролях – мы это все скрываем, чтобы никого не будоражить... Вы знаете, какое последнее сообщение мы получили на официальный адрес Нила? «Ты уже трахаешь своих детей или они еще слишком малы для тебя?» Вы думаете, что пустив всех в свою личную жизнь, получите доверие в ответ? Вы очень сильно ошибаетесь... Может быть, настроив Джеев на все самое плохое, Саймон привил им определенного рода иммунитет. Поэтому когда они читали обрушившиеся лавиной обвинения в растлении, извращениях и прочую непристойность, они только улыбались, понимая, насколько все неизбежно. Статьи, многочисленные обсуждения в интернете, телевизионные сюжеты они старались просто пропускать мимо ушей. Неожиданностью стали пикеты у съемочных павильонов, к счастью, немногочисленные: не больше десятка человек обычно стояло около входа, тряся самодельными плакатами. Это было очень похоже на обструкцию, которую им учинили после закрытия «Сверхъестественного». Но пережить подобное на этот раз оказалось легче – они были не одни. Под ударом оказалась вся команда, кроме, наверное, господина Питта – в муже Анджелины и отце шестерых детей никто не рискнул заподозрить подлого извращенца. Хотя как раз Брэд не стремился уходить из-под удара, он стал появляться на площадке чаще, чем это было необходимо, в каждом интервью рассказывал, каким потрясающим фильмом будет «Фомальгаут», и посылал на хрен всех поборников нравственности. Родственники обоих Джеев отзвонились и дежурно высказали слова поддержки. В общем, жить было можно, если нарастить метровую бронированную шкуру, что у Джеев вроде начинало получаться. Дженсен предпочитал полностью погрузиться в переживания своего героя. У Росса не получалось думать только о функциональности и курсе «Фомальгаута», хотя он и изображал из себя воплощение деловитости и спокойствия. Близость Тристана выбивала его из колеи. Росс изо всех сил старался не замечать его, но не мог, просто не мог перестать любить этого мужчину. Он больше не доверял ему, не хотел быть с ним вместе, но он никак не мог вытравить из себя одно дурацкое чувство – когда Тристан заходил в комнату, в груди теплело, и мир обретал привычную гармонию. Дженсен как-то раз попытался представить себя на месте своего персонажа: что бы он чувствовал, если бы они с Джаредом расстались, но вынуждены были бы видеться в процессе съемок. Он пришел в состояние такого невыразимого ужаса, что больше не пытался представлять себе ничего подобного. Тем более, что у него появилась новая забота: Джаред неожиданно решил заделаться каскадером. В «Сверхъестественном» он тоже пытался сам выполнять определенные трюки, но в сериале не было сложных эффектов, требующих высокого мастерства. В «Восстании...» же было много зрелищных сцен: персонаж Тристана дрался, прыгал с высоты, плавал в бурном потоке, спасался из рушащейся пещеры... На этот случай у Джареда было два дублера – каждый со своей специальной подготовкой. Но Падалеки решил взбрыкнуть и объявил, что трюки будет исполнять сам. Как подозревал Дженсен – чтобы выплеснуть накопившийся за последнее время адреналин. Джаред выступил с демаршем, когда группа должна была приступить к съемкам зрелищного эпизода: жители одной из планет, на которые высаживается «Фомальгаут», сбивают глайдер капитана, и Тристан падает вниз, сквозь деревья, с высоты в несколько метров и, ломая ветки, катится вниз по склону. Абрамс объявил, что сцену будут снимать вживую, потому что фильм и так перенасыщен компьютерной графикой. Падалеки нехорошо обрадовался и сообщил, что немедленно приступает к тренировкам. Джей-Джей поднял бровь и спросил, при чем тут, собственно, Падалеки, в эпизоде будет занят дублер, к тому же, съемок крупным планом не будет. Это представляется крайне затруднительным, учитывая сплошные заросли, сквозь которые предстоит лететь герою. – Я хочу сам делать этот трюк, – уперся Джаред. Дженсен начал тереть левый указательный палец, как делал всегда, когда нервничал. Нет, когда очень нервничал. Ему хотелось отвесить Джареду затрещину, чтобы привести его в чувство. Чтобы он перестал вести себя, как упрямый мальчишка. Но Падалеки ненавидел, когда Эклз начинал его воспитывать, тем самым подчеркивая их разницу в возрасте. Поэтому Дженсен промолчал, лихорадочно придумывая, с помощью каких аргументов можно уговорить Джареда бросить эту рискованную затею. К счастью, его проблему одним махом решил Абрамс, пожавший плечами и заявивший, что эта сцена снимается с каскадерами – или ее вообще не будет в фильме. Впоследствии Падалеки «выторговал» себе довольно простенькую драку и два дня гордился, что ему удалось съездить по лицу Дэйву Батисте. Таким образом, работа шла своим чередом, несмотря на негативный ажиотаж вокруг фильма. Однако к середине съемок атака добродетельных родителей приняла особенно интенсивный характер. Собирались подписи под петицией о прекращении съемок, пикеты у павильонов становились все многочисленнее. И, наконец, Всеамериканский родительский комитет нанес удар там, где никто не ожидал. Финансирование съемок осуществлялось с помощью кредита, выданного продюсерской группе лос-анджелесским банком «City National Corporation». И бдительные ханжи повели информационную атаку на это финансовое учреждение. CNC объявили главным спонсором развратников, в Интернете начали раздаваться призывы бойкотировать этот банк. Руководство CNC держалось долго: репутация портилась, но фильм обещал неплохой доход, и главы финансовой организации не хотели отказываться от прибыли. Положение осложнялось тем, что всего пару месяцев назад отгремел скандал с одним из членов совета директоров, застуканных на «горяченьком» – благопристойный отец семейства оказался завсегдатаем дорогого борделя. CNC не реагировал на публикации в прессе, но когда группа интернет-энтузиастов начала расследование личной жизни сотрудников, вытаскивая на свет все более-менее пикантные детали, банк не выдержал давления... – У меня плохие новости, – без предисловия начал Джей-Джей, когда Джаред ответил на его звонок одним субботним утром. – Приезжайте на студию, поговорим. Новости действительно были плохими. – Мы с прискорбием сообщаем, что вынуждены в одностороннем порядке разорвать договор по предоставлению кредита, – зачитал письмо от банка CNC один из бухгалтеров, Джеи прежде его не видели, их всячески оберегали от финансовых вопросов. – Банк согласен со штрафными санкциями, которые на него налагаются в этом случае. Также банк настаивает на том, чтобы его название не упоминалось в связи с проектом «Восстание "Фомальгаута"». Бухгалтер обвел глазами съемочную группу, собравшуюся почти в полном составе, то есть, не одну сотню человек, и продолжил: – Поскольку CNC выступили инициаторами, у нас есть некоторые преимущества. Те же штрафы уменьшают наш долг, кроме того, мы можем диктовать определенные условия. Но это не спасает нас от главного вопроса. Мы освоили 200 миллионов из необходимых 350. Остальную сумму на нашем счету банк заблокировал. Нам сейчас срочно необходимо взять откуда-то 150 миллионов. Если у кого-то случайно в кармане завалялась эта сумма, желательно, чтобы вы раскошелились. Иначе «Фомальгаут» никогда не взлетит. У меня все, – бухгалтер сел, и тут же собравшиеся загомонили. Джеи подавленно переглянулись: конечно, все давно висело на волоске, но надежда все-таки жила в них. 150 миллионов... Если раньше у них были знакомые, которые знали какие-то выходы на финансовых воротил, то сейчас эти знакомые даже не принимали их вызовы. Дженсен знал, что Джаред просто очистил свою записную книжку, заново внося туда тех, кто все-таки вспоминал о его существовании. И номеров в его телефоне было очень мало. – Послушайте все, – чей-то голос перекрыл общий гомон. – У меня есть предложение. Джеи повернули головы: с задних рядов поднялся мужчина в форме нацистского офицера. У Джареда отвисла челюсть, но Дженсен вспомнил: – Это Питт сейчас снимается в новом фильме Тарантино, – сказал он. – У меня есть один знакомый финансист. Я уверен, что он может раскрутить свою группу на спонсирование вашего проекта, – после этих слов Питта все бешено зааплодировали. – Здесь возникает только одна проблема. Этот господин просто помешан на знаменитостях. Если бы лично я провел ему экскурсию по павильонам и офисам студии, деньги были бы у нас в кармане. Но у меня с завтрашнего дня съемки в Европе. Поэтому придется отдуваться вам – нашим главным героям, – он широко улыбнулся, показывая на Джареда и Дженсена. Вокруг засвистели и зааплодировали еще больше. Джаред развел руками: ну что ж, гиды так гиды, что не сделаешь ради денег. После этого народ, раз уж собрались, и все благополучно разрешилось, начал обсуждать более мелкие проблемы. А Джеи уставились на человека, сидевшего в двух рядах от них, – они впервые увидели сценариста – автора нашумевшей книги. К огромному удивлению обоих Джеев, Джордж Стивенс оказался совсем молодым парнем. Высоким, худощавым, стеснительным парнем, который, похоже, был очень подавлен поднятой шумихой. От начала и до конца совещания он просидел в углу, глядя на происходящее широко открытыми глазами, в которых явно читалось потрясение. За время бурных дебатов он не произнес ни словечка, совершенно абстрагировавшись от судьбы собственного детища. А когда началось обсуждение, встал и начал протискиваться к выходу. Джеи последовали за ним – у них назрел Весьма Важный Вопрос. Джаред с Дженсеном догнали Джорджа Стивенса у самого выхода из офисного здания. Парень шел и что-то говорил себе под нос. Дженсен сначала даже подумал, что он разговаривает по телефону, но не увидел гарнитуры. Впрочем, его интересовало совсем не это. Когда Большая фигура Джареда выросла у нее на пути, юноша вздрогнул и даже сделал попытку сбежать, но в случае с Падалеки, снедаемым любопытством, это было бесполезно. Он пер напролом, как танк, со своей обезоруживающей улыбкой. – Послушай, нам сказали, что наше участие в фильме было главным условием при продаже сценария. Нам очень интересно, почему именно мы? Парень вытаращился на них так, словно ему сказали, что Земля в самом деле держится на трех китах. – Вы правда не знаете? – спросил он. – Нет, – помотал головой Джаред, а у Дженсена внезапно возникло ощущение, что истина лежит на поверхности, но они ее никак не могут увидеть. Тут новоиспеченный классик внезапно расхохотался, отбросив все свое смущение. – Я просто в шоке, – объявил он. – Дженсен Росс Эклз и Джаред Тристан Падалеки не понимают, почему их взяли на роли персонажей Росса и Тристана! Кстати, это же касается и Мэттью Стейтона Бомера, – сказал он, увидев Мэтта, как бы случайно оказавшегося рядом. – О! А вы Дженсен Росс и Джаред Тристан? – обескураженно сказал Мэтт. – А я и не в курсе. Тогда бы я точно задумался. – О чем? – по-прежнему не понимая, осведомился Падалеки. – Да о том, что я писал этот текст, представляя именно вас в главных ролях, – перебил собиравшегося ответить Мэтта писатель. – Вы с Дженсеном вдохновили меня на написание «Восстания». Мэтта я видел именно таким неоднозначным персонажем. Бомер явственно надулся. – То есть, это что же... – ошеломленно протянул Эклз. – Мы снимаемся в фанфике? – О нет, – нахмурился Джордж. – Не называйте это так. Это книга. А вы просто прототипы. Но я был очень рад видеть в фильме именно вас. Все они некоторое время переваривали это откровение. – А почему тогда этого астарха тессиан зовут не Уильям? – поинтересовался Мэтт. – Он же Уильям Брэдли Питт, насколько я знаю. – Потому что я писал астарха не с него, – пожал плечами Стивенс. – В моем тексте никакого Брэда Питта не планировалось. Он вообще в фильм сам напросился. И гений-писатель отправился на выход, оставив троих звезд своего фильма стоять с разинутыми ртами, глядя ему вслед.

***

Напросившийся в фильм Уильям Брэдли Питт выполнил свое обещание очень быстро: уже через два дня Джаред и Дженсен проводили экскурсию по съемочному павильону для Ли Уоллеса, главы Уоллес Партнершип групп. Спаситель фильма оказался довольно молодым для финансового воротилы, способного запросто вытащить из кармана 150 миллионов: он был на вид немногим старше Дженсена. Невысокий, полноватый, при кажущейся мягкости у него был твердый волевой подбородок и колючие темные глаза. Темные волосы были зализаны назад, как делают теперь, наверное, только банкиры. Но несмотря на подчеркнутый традиционализм в прическе, в остальном Уоллес воплощал собой понятие «тренд». Побывавший некоторое время моделью Дженсен легко определял бренды и производителей. По его приблизительной оценке, мистер Уоллес носил на себе несколько десятков тысяч долларов. И делал это не с элегантной небрежностью, а с демонстративной показушностью. Если бы была его воля, он обвешался бы не только ярлыками, но и ценниками. Джеи вовсю старались угодить гостю. Они рассказывали наперебой, травили байки и актерские анекдоты, в зеленой комнате даже разыграли сценку по ролям. Уоллес улыбался, даже аплодировал, но мыслями явно был где-то далеко. Через три часа охрипший от постоянной болтовни Дженсен решился спросить напрямик: – Вам нравится наш проект, мистер Уоллес? Вы дадите ему шанс на существование? Банкир задумался, затем ответил: – Проект мне, конечно, нравится, но я вижу в нем некую незавершенность. Нам нужно обсудить это слегка подробнее. И он уверенно накрыл своей ладонью ладонь Дженсена.