***
Впрочем, долго зацикливаться на Уоллесе они не стали, снова нацелив все свое внимание на съемки. Находясь в подвешенном состоянии относительно финансов, Абрамс взялся за менее затратные в плане производства эпизоды. Зато они были куда более затратны для Джеев в плане актерской игры. Отношения между Россом и Тристаном перешли из стадии холодной войны в открытые боевые действия. Возвращаясь в прошлое своей планеты, они тем самым возвращались и в собственное прошлое. Старания Росса все забыть, закрыть наглухо дверь перед былыми чувствами, потерпело полный крах. И это разрушало молодого мужчину. Все свои эмоции, непреодолимую тягу к Тристану он считал непозволительной слабостью, признаком какой-то душевной болезни, помешательством. Тристан же казался непробиваемо спокойным, он думал только о том, как успешно справиться с миссией спасения Земли. Но это была всего лишь видимость: чувство вины глодало его настолько, что он почти не мог спать и вырубал себя лекарствами. Тристан не мог не видеть, что с Россом происходило что-то плохое, но интерпретировал это по-своему: он решил, что настолько противен бывшему любовнику. И это добавило ему мучений, он пытался избегать взаимодействия с Россом даже по работе – и сделал всем тем самым только хуже. Этот период непонимания вымотал обоих. – Да ну, – сказал Дженсен Абрамсу после того, как режиссер выговорил ему за неубедительную игру в одном из эпизодов, – меня и правда не убеждает его поведение. Зачем этому парню вообще дали язык и научили говорить? Все проблемы можно было бы решить одним нормальным разговором по душам. А тут парни уже столько сами про себя надумали, что с бутылкой не разберешь. Не, понятно, конечно, что если бы эти двое сразу поговорили, то половины фильма бы не было. Но вот мне эту дурость как-то надо сыграть. Джей-Джей в тот момент был в модусе режиссера, поэтому разговаривал законченными предложениями: – Я бы не советовал тебе судить этих людей с позиции собственного опыта. Один из них предал другого, и пусть он был уверен, что поступает правильно, в соответствии с требованиями общества и морали, предательство от этого ничем другим не становится. Трудно разговаривать по душам с человеком, который однажды уже разрушил твою жизнь, запятнал твое имя, отправил тебя в тюрьму, о которой ты до сих пор даже вспоминать спокойно не можешь. О каком доверии здесь может идти речь? Так что не стоит думать, что все вокруг – успешные актеры, у которых самой главной бедой в жизни был слишком длинный язык друга и закрытый прежде времени сериал. Поэтому давай делай то, за что тебе в итоге заплатят кучу денег, – превращайся в Росса Смита. Понял? Дженсен только молча кивнул, пораженный тем, как мастерски его отбрили. Но когда Абрамс решил, что разговор о работе окончен, он сообщил ему о звонке Уоллеса, вернувшись к своей неповторимой манере разговора – телеграфным стилем: – Денежный мешок звонил. Сказал, что обдумал. Проект типа перспективный. Еще бы! Денег вроде дает. Но надо обговорить детали. Детали хочет обсудить с тобой. Сегодня в семь у него. Адрес у моей секретарши. Съездишь? Дженсен неуверенно кивнул. Гадать о том, почему мистер Уоллес решил обговорить детали именно с ним, не приходилось. Хотя он уже думал, что финансист оставил эту идею, учитывая то, как резко Эклз выдернул у него свою руку. Ну, может, так простые биржевые брокеры и становятся главами корпораций: если они не останавливаются перед первыми трудностями. Абрамс тоже кивнул и неожиданно продолжил: – Только я хочу, чтобы ты кое-что уяснил. Если соглашение с Уоллесом не выгорит, ничего суперужасного и сверхъестественного не случится. Я уверен, что проект не будет свернут, Уоллес не единственный свет в конце тоннеля. Не стоит прилагать слишком много усилий для того, чтобы это соглашение состоялось. Никто тебя не упрекнет. Я донес до тебя мысль? Дженсен опять кивнул: чего ж не понять. Похоже, вся съемочная группа была в курсе, за что Уоллес собирается давать деньги. Разговор с Джаредом дался ему труднее. Падалеки раздувал ноздри, засучивал рукава и рвался немедленно выяснять отношения с финансистом. Остановили его не столько убеждения, что Дженсен едет для обычного разговора и не собирается позволять Уоллесу ничего лишнего, сколько высокая вероятность очередного скандала. – Вот значит, что ты обо мне думаешь? – нарочито медленно произнес Эклз, чтобы до Джареда дошла угроза. – Ты думаешь, что я могу договариваться с людьми только посредством постели? Хорошенькое же у моего парня мнение обо мне. Как ты вообще снизошел до такой шлюхи, как я?.. Побледневший Джаред все-таки сообразил, к чему идет дело, и зажал себе рот обеими руками, демонстрируя, что больше не произнесет ни слова. Правда, через пару минут он предложил свои услуги в качестве шофера: чтобы хоть довезти Дженсена по нужному адресу и убедиться, что Уоллес сразу же у ворот не попытается напрыгнуть на своего гостя. Эклз свирепо отказался, и Джаред вздохнул: – Хорошо, я жду тебя дома.***
Дом, где жил Ли Уоллес, оказался именно таким, каким его ожидал увидеть Дженсен: кричаще роскошным. Все здесь было какое-то слишком: слишком аккуратно подстриженные деревья, где из кроны не выбивалась ни одна веточка, слишком ровные тропинки в саду, слишком голубая вода в бассейне, как будто ее специально подкрасили, да и вообще вода в бассейне осенью? Уоллес не стал приступать сразу к делу, а сначала повел Дженсена на экскурсию по своему жилищу: он сыпал именами дизайнеров и названиями брендов с явным удовольствием, отдельно задержавшись в гостевой спальне, которая, как оказалось, точно копирует королевский номер в швейцарском отеле президента Вилсона. Дженсену совсем не нравилось, как Уоллес тянет время, не спеша приступить к главному разговору. Он собирался в это время уже быть дома, а вместо этого второй час выслушивал похвальбу трендового маньяка, от которой его уже подташнивало. – Может быть, мы уже обсудим финансирование проекта? – окончательно потеряв терпение, предложил Дженсен. Уоллес расхохотался: – Отлично! Люблю такую прямоту в людях. Сразу берем быка за рога, да? Техасская привычка? Дженсен коротко кивнул, подумав, что Уоллес не поленился и почитал его биографию в википедии. – Что будешь пить? – поинтересовался Уоллес, направляясь к бару. – Спасибо, ничего, мне еще домой ехать, – вежливо ответил Дженсен. Странно, но его ответ почему-то заставил хозяина дома растеряться, он даже собрался что-то возразить, но быстро взял себя в руки: – Тогда чай? Кофе? Не понимая, почему у Уоллеса возникла такая насущная потребность хоть что-то влить в него, Эклз выбрал кофе. К счастью, Уоллес наконец-то решил, что хватит разыгрывать из себя гостеприимного хозяина, и начал говорить по делу. – Я прочитал сценарий, мои люди изучили финансовые документы и разработки маркетологов. По их мнению, вложение в ваш проект может быть довольно прибыльным, но очень рискованным делом. Взволнованные родители боятся, что Росс и Тристан станут супергероями популярнее Железного Человека и Капитана Америки. Откровенно скажу: кампания против фильма в Интернете мне совершенно не нравится. Но я буду готов смириться с этой обструкцией, если меня поддержит дружеское плечо. К сожалению, в наших кругах так редко встречается настоящая дружба. Все стремятся подсидеть друг дружку, оттяпать кусок рынка полакомее. А в тебе я вижу по-настоящему искреннего человека. Ведь мы с тобой станем... друзьями? Уоллес выделил голосом это слово. Дженсена бросило в жар. – Да, мы можем стать друзьями, – промямлил он. – Особенно если у нас будет общий проект. «Фомальгауту» так нужны деньги... Уоллес вздохнул: ему ясно объявили, что никаких авансов не будет. – Да, мы уже завтра подпишем договор. Там есть некоторые сложности, но они чисто технические. Может быть, завтра отпразднуем подписание договора? Дженсен смотрел на него и мало вникал в смысл его слов. Похоже, у него был настоящий жар, а не вызванный смущением от прямого намека. Реальность воспринималась как-то странно: вещи то становились слишком материальными, то расплывались в какой-то дымке. – Обсудим это завтра. Сейчас мне нужно ехать. Мне что-то не по себе. Дженсен чуть ли не бегом спустился по широченной лестнице, спроектированной очередным знаменитым дизайнером. Он обшарил все вокруг глазами, но не обнаружил, куда Уоллес убрал его куртку. Дженсен махнул на нее рукой – до машины добежит, замерзнуть не успеет – и начал рваться в дверь, но не смог ее открыть. И тут же его сзади накрыло жесткое горячее тело. – Сбегаешь? – осведомился хозяин дома, вжимая Дженсена в дверь. – Цену набиваешь? Ну хорошо, я подожду. Если бы Дженсен сейчас мог нормально соображать и разговаривать, он бы сразу послал Уоллеса далеко и надолго, но он смог пробормотать только «Умгм...» – Давай я угадаю, как ты любишь, – прошептал Уоллес ему на ухо. – Тебе нравится, когда тебя трахают, не спросив согласия? Там, где внезапно захочется твоему ебарю? Прямо у входной двери, когда ты, ничего не подозревая, будешь просто снимать верхнюю одежду, придя домой после выматывающих съемок? Но тут к тебе подойдут сзади, сдернут с тебя джинсы сразу с трусами – и вот ты через несколько секунд уже стоишь на четвереньках, а в твою дырку врывается огромный горячий член. И ты смотришь в большое зеркало напротив и видишь, как тебя имеют, словно развратную сучку, и как твой собственный член стоит как каменный, пытается трахнуть воздух и просто умоляет, чтобы его взяли и надрочили как следует. Пока финансист занимался своими фантазиями, Дженсен приходил в себя. Кажется, ему это удалось, и он выпрямился, повернувшись и отклонив голову назад, избегая чужих губ. – Ну хотя бы поцелуй меня, – Уоллес прижал Дженсена к себе, и Эклз отчетливо почувствовал чужой возбужденный член, вжимающийся ему в пах. – В качестве аванса, – усмехнулся он. И опять мозг отказался сооружать длинные словесные конструкции, поэтому Дженсен только помотал головой и, наконец одолев дверь, побежал к воротам. Он не видел, с какой странной усмешкой смотрел ему вслед Уоллес. Дженсен еле смог доехать до их дома, по пути он останавливался несколько раз. Сжимаясь в водительском кресле, он пережидал моменты, когда его начинало откровенно трясти. Сердце колотилось как сумасшедшее, словно норовя выскочить из груди, пот бежал по спине, его то и дело бросало в жар. Настолько плохо ему не было, наверное, никогда в жизни. Дженсен не был наивным мальчиком, чтобы не догадываться, что произошло. Ему что-то подмешали, вероятно, переборщили с дозой. Он не был большим знатоком стимулирующих веществ, но примерно представлял себе, чего не составит труда раздобыть в окологолливудской тусовке. И чем усердно пудрят носы начинающие актеры – дабы раскрепоститься, развеселиться и – он правда не знал этого на собственном опыте, но слышал рассказы – повысить сексуальное влечение, чтобы вставало даже на престарелых папиков, обещавших оказать протекцию. По всей видимости, от Дженсена ждали того же самого. «Зашибись, раскрепощение, – думал он, стараясь отдышаться, – как бы все это не кончилось печально». Вариант вызвать врача Дженсен отмел для себя сразу. Передозировку кокаином скрыть не удастся, никто не поверит, что порошок ему подсыпали, а наносить очередной удар по репутации «Фомальгаута» он хотел меньше всего.***
Хотя от дома Уоллеса до их с Джаредом жилья ехать было часа два, добрался он только к раннему утру: слишком велик был риск в таком состоянии если не поздороваться лоб в лоб со встречной машиной – ночью движения тут почти не было, то просто улететь в кювет или врезаться в дерево. Руки тряслись так, что он не смог попасть ключом в замочную скважину, и он позвонил. Джаред открыл ему быстро. Хотя было раннее утро, непохоже, чтобы он сегодня ложился спать: на нем были джинсы и джемпер. Увидев Падалеки, такого родного и надежного, Дженсен позволил себе расслабиться. – Джа-а-а, – выдохнул он, повиснув на шее у Джареда, – я так устал... Помоги мне... Путающееся сознание наконец ускользнуло от него, но теперь, дома, он не боялся. Обмякнув на руках у Падалеки, он совершенно не заметил, как у того на лице промелькнуло неприятное брезгливое выражение.***
Он очнулся через несколько часов и некоторое время соображал, где находится. Ага, это была гостевая спальня в их доме, и он лежал одетым на нерасстеленной кровати. Гостевая? Одетым? Ничего не понимая, Дженсен сел на постели, внутренне подготовившись, что сейчас голова взорвется от боли. Но ничего подобного не произошло, видимо, сильный организм справился с нашествием враждебного вещества. – Джаред! – крикнул он. – Джа! Ты где? Падалеки появился через пару минут. Мрачный и насупленный, он не дал сказать партнеру ни слова. Похоже, свою речь он заготовил заранее. – Интересно, зачем ты вообще сюда вернулся? – спросил он. – Мог бы оставаться у своего нового любовничка. Какой я был идиот, что позволял тебе вешать мне на уши лапшу, мистер «Между нами точно ничего не будет, за кого ты меня принимаешь, ты мне не доверяешь». Да на тебя вчера стоило взглянуть один раз, чтобы понять, чем ты занимался полночи. Ну ты и сволочь. – Ты... ты о чем вообще думаешь? – в шоке выдавил из себя Дженсен. – Я думаю, что вместе нам делать уже нечего, – и только тут Дженсен заметил стоявшую у двери спортивную сумку. Похоже, Падалеки уже собрал вещи. Симптомы передозировки прошли, однако у Эклза стиснуло грудь куда сильнее, чем вчера. – Ты уходишь? Ты даже не знаешь, что произошло, – попробовал он остановить Джареда. Но тот скрестил руки на груди: – Во-первых, я прекрасно себе представляю, что произошло. И мне не нужны подробности, какого размера член у Уоллеса или сколько раз ты кончил, пока вы трахались. А во-вторых, с чего ты взял, что я собираюсь уходить? Это ты уйдешь. Это ты связался с другим, а не я. Я не хочу, чтобы на нашей кровати валялся какой-то самодовольный богатенький хлыщ. Я уже сделал доброе дело – собрал твои манатки. Так что, будь добр, уберись отсюда до полудня. В 12 должен прийти мастер, сменить замок в двери. – Замок сменить? – растерянно уточнил Эклз. – Да, чтобы ты никогда не смог сюда вернуться. Дженсен Эклз был гордым парнем, но сейчас была не та ситуация, чтобы демонстрировать задранный нос. Он пытался поговорить с Джаредом, пытался донести до него мысль, что все совершенно не так, как он себе представляет, однако Падалеки был абсолютно глух. Пока Эклз хватал его за руки и рассказывал, что он не смог бы изменить ему, потому что его очень-очень любит, Джаред собирал его, одевал и постепенно вытеснил к выходу, а затем всучил в руки сумку и совершенно неискренне пожелал счастья в новой жизни. Дверь за Джаредом закрылась. Дженсен думал, что хуже, чем вчера, ему быть просто не могло. Как же он ошибался. До этого момента он даже не представлял себе, что такое настоящая боль.***
Поскольку свою квартиру Дженсен недавно продал, ехать ему было некуда – разве что к родителям в Техас. Но оттуда пришлось бы слишком долго добираться на съемочную площадку «Фомальгаута». Поэтому он просто поселился в гостинице. Давно Дженсен не чувствовал себя гостем в этом городе... Они с Джаредом встретились на следующий же день. В гостинице Дженсен только и делал, что размышлял о том, как это произойдет, составлял планы разговора, придумывал самые убедительные фразы для рассказа о произошедшем, мелькали мысли даже предложить пройти анализ на наркотики – гугл подсказал ему, что следы вещества будут в крови еще пару дней. Но когда он подошел на площадке к Джареду, тот скользнул по нему таким пустым равнодушным взглядом, словно в его жизни никогда и не было никакого Дженсена Эклза, кроме малознакомого партнера по съемкам. – Послушай, в этом гостиничном номере такая жесткая кровать, что я всю ночь ворочался и думал о доме. Ты еще не остыл? – начал Дженсен беззаботно, но Джаред не дал ему договорить, сказав презрительно: – Что, докатился до гостиниц, не взял тебя любовничек к себе? Сочувствую. Только не подходи ко мне, я на мелочевку не размениваюсь. Дженсен отшатнулся, словно увидел перед собой ядовитую змею. Теперь он со всей ясностью осознал: между ними действительно все кончено. И мир потерял для него свои краски. Вот когда он по-настоящему понял Росса Смита, все его чувства до мельчайших деталей. Наверное, Росс так же испытывал ужас при виде Тристана, ожидая, что его снова оскорбят, выкажут свое презрение. И совсем таким же был ужас при мысли, что Тристана он больше не увидит, потому что он готов был стать тенью на стене, лишь бы быть рядом с любимым человеком… Абрамс пару раз похвалил его за игру: «Это невероятно, Дженсен, ты очень одаренный актер, ты не играешь, ты живешь персонажем». А потом перестал хвалить, и Дженсен понимал, почему: режиссер догадался, откуда взялась такая достоверность. Это были странные дни в жизни Дженсена Эклза. Единственно важной вещью для него стала роль. Он действительно проживал ее. Дженсен знал, чем все закончится для Росса, и изо всех сил стремился к этому прекрасному финалу. Он уже поставил точку в собственной истории. Где-то рядом увивался Уоллес, приглашал «выпить вина вечерком с утренним кофе на десерт», делал всякие намеки, пытался облапать и раздевал взглядом, Дженсен то косил под идиота, то просто сразу говорил «нет» – ему было все равно. Он хотел только одного: побыстрее сделать Росса счастливым. Хоть для одного из них, преданного и безвинно приговоренного, все должно было закончиться хорошо. Однако он не представлял себе, что с определенными сценами может не справиться. Это была кульминация всего фильма. Тристан Смит менял прошлое, признавая свою ошибку в отношении Росса, отказываясь давать против него показания. – Вы говорите, что он собирался продать чертежи «Фомальгаута» иностранной разведке? – иронично произнес Тристан-Джаред. – С чего бы ему так поступать? Это не военная техника, а мирный исследовательский корабль. С чего шпионам интересоваться безобидным корабликом? Или на самом деле «Фомальгаут» не так уж и безобиден? В любом случае, если Росс говорит, что не делал ничего подобного, значит, он не делал. Он мой любимый человек, и я всегда ему доверяю. Во всем. Абсолютно доверяю. Падалеки произнес свой текст, и все посмотрели на Дженсена, ожидая его реплики. Эклз около минуты простоял совершенно молча, его лицо пошло некрасивыми розовыми пятнами. Затем он поднял руку и выдавил из себя: – Простите меня, я не могу. Просто не могу. Он быстрым шагом покинул съемочную площадку и скрылся где-то на складе. Несколько человек – ассистенты режиссера, гримеры, просто подсобные рабочие – искали его там, но безрезультатно. В тот день решили снимать другой эпизод, а появившегося на следующий день Дженсена никто даже не пожурил. Особенно когда он, порепетировав, видимо, шутя справился с отложенной вчера сценой. Как бы то ни было, съемки фильма приближались к своему концу, Абрамс был вполне доволен получающимся результатом, но один человек, как оказалось, совсем не был удовлетворен тем, что выходило в итоге – финансист Ли Уоллес. С каждым разом приглашения на чай становились все настойчивее, Дженсену все труднее становилось их игнорировать. И в один прекрасный день – точнее, вечером в пятницу Уоллес поставил ультиматум: – Или я сегодня увижу тебя у себя, или я забираю деньги из проекта. Проект. Росс. Да, это были все еще значимые для Дженсена слова. Поэтому он снова появился в доме Уоллеса, все таком же помпезном, правда, в бассейне во дворе уже не было воды. Прелюдия была очень короткой: Ли Уоллесу уже совсем не терпелось. Он даже не расстроился, что Дженсен наотрез отказался от всех предлагавшихся напитков. Пара фраз о погоде, три пары фраз о съемках – и Ли положил ладонь на колено Дженсена. Эклз вежливо улыбнулся и убрал его руку. Вот тут Уоллес взорвался: – Тебе не кажется, что ты устанавливаешь слишком высокую цену на свою задницу? Я не спорю, что она хороша. Но я вбухал в ваш фильм уже 90 миллионов, а благодарности за это не вижу никакой. Не то чтобы Дженсен смотрел через розовые очки на свои отношения с Ли. Он слишком хорошо понимал, что скрывается за вязкими долгими взглядами, и прекрасно отдавал себе отчет, что просто динамит мужчину. Но при этом ни на одну миллисекунду Эклз не допускал мысли, что в результате они окажутся в одной постели. Пусть Джаред повел себя как первостатейная свинья, предавать его и окончательно обрушивать их отношения он не собирался. – У тебя есть фильм, который точно принесет прибыль, не может не принести. А я, так уж получилось, не продаюсь. Так что сорри. – Ну ты и сучка, – удивленно сообщил ему Уоллес. – Да таких, как ты, в Голливуде пачка на квадратный метр. Ты кем себя вообще возомнил, ковбой престарелый? Тебе в кои-то веки выпал шанс стать топ-актером, и этот шанс сейчас полностью зависит от меня, так что кончай кочевряжиться, снимай свои тряпки и вставай в позу. И в подтверждение своих слов Уоллес ударил Дженсена по лицу – небольно, как-то снисходительно, открытой ладонью, как бьют априори слабого противника, чтобы сделать не больно, а обидно. Но своей цели Ли не достиг – Эклзу обидно не стало. Он посмотрел на Уоллеса задумчиво, по привычке размял кисти рук и зарядил финансисту такой удар в челюсть, что тот слетел с дивана, врезался в противоположную стену и на некоторое время потерял сознание. Из-за этого обморока Дженсен лишился шанса произнести пафосную речь, указавшую бы Уоллесу правильное направление для путешествия. Поэтому Эклз только постоял над поверженным телом, вздохнул и отправился в свою гостиницу. На следующий день съемочной группе стало известно, что «Уоллес партнершип» прекратила финансирование проекта. Что поделать – как и в прошлый раз было созвано общее собрание. – Итак, наш бюджет 350 миллионов. 200 миллионов мы сумели стрясти с банка, еще 90 миллионов нам прилетело от господина Уоллеса, чтобы его на том свете демоны имели во все дыры, – пробубнил все тот же спикер от отдела бухгалтеров. – Мы провели ревизию и санацию, продумали все возможные варианты и сократили бюджет на 10 миллионов долларов. Но, как ни крути, а нам требуется еще 50 миллионов на досъемки и постпродакшн. В банки с заявлениями на кредит сейчас соваться бесполезно – на нас уже висят два неотданных долговых обязательства. Предлагаю совместно обдумать ту редкостную хрень, которая сейчас по недоразумению называется нашим финансовым положением. Спасибо за внимание. На этот раз всеобщего гомона после его слов не последовало. Положение и правда было тяжелым. Абрамс, сидевший во главе стола, зорким взглядом осматривал зал, но никто даже глаз не поднимал. Пока наконец не встал один человек. Ну кто же это мог быть – конечно, же Брэд «Выручалочка» Питт. На этот раз он был не в немецкой форме, а в обычном цивильном костюме, но все равно он удивил многих: его присутствия вовсе не предполагалось. Все уставились на него, как на спасительный оазис в пустыне. И он не подкачал – в определенной мере. – Мне по контракту полагается 15 миллионов долларов. Я могу отказаться от гонорара – в обмен на проценты от возможной прибыли. Согласитесь, прибыли, возможно, и не будет, а так я сразу сокращаю вам нужную сумму до 35 миллионов. Представитель бухгалтеров встал и печально посмотрел в глаза Брэду, не произнеся ни слова. – Понял, – вздохнул Питт. – В эти ваши циферки моя зарплата и не включалась, так? Бухгалтер покорно кивнул. «Звезда» задумалась. – Ну хорошо, – сказал он, вздохнув. – Есть у меня тут небольшая заначечка... Таким образом нужная вам сумма сокращается вдвое. Но остальное, парни, вы ищете сами. И разбираться с Энджи, которая придет сюда выяснять, почему нашим драгоценным деткам не хватает на новую одежду от супермодельера, будете тоже вы, поняли? Потому что я буду репетировать роль глубоко амнезийного чувака, который и видит-то вас впервые. Хотя для многих из присутствующих число 25 миллионов было не менее запредельным, чем 50, зал все равно вскочил и зааплодировал, сбивая ладони.