«Я прямо сейчас сотру эту улыбку с твоего лица.
Я вырежу тебе новую этим маленьким блестящим лезвием.»
Да, этот город и в подметки не годится Сент-Энтьену, Страсбургу и Реймсу, ведь там, где их нет, Вас может поразить замысловатое устройство выставок: верху по диагонали расположены разноцветные зонтики в виде крыши деревенской хижины; внизу на металлических прутьях висят шелковые чулки, словно обтягивавшие округлые икры; там есть чулки всех цветов: черные с ажуром, красные с вышивкой, тельного цвета, усеянные букетиками роз, и атласная вязь их казалась нежной, как кожа аристократки. Но это дела прошлого, которые не стоит затрагивать и вспоминать девочке, которая случайно оказалась на перекрестке Zeitakuna и Pan. Но она же совсем ничего не помнит. Куда же она шла, чтобы так безрассудно сбиться с пути и испуганно озираться по сторонам? На вывеске, которая со временем стала грязно-серого цвета, черными буквами было выведено какое-то непонятное слово, которое она не смогла прочитать, хотя Верниция каждый вечер, приходя домой, приносила тоненькие книжонки с разноцветными иллюстрациями, которых тут никому не суждено достать, даже подставляя свою шею для укуса. Человечество всегда стремилось к приобретению новых знаний, и это не мудрено. Процесс овладения тайнами бытия всегда был и остается выражением творческой активности разума. Старшая всегда читала принесенные ею же книги. Ах, а как она красочно переделывала повесть на свой лад, и у нее получалось в сто раз лучше, чем у автора учебника, но девочка росла любопытной и чаще всего сдерживала свой порыв узнать о чем-то или о ком-то. Иногда она не выдерживала и сама задавала вопрос, и тогда ей приходилось обстоятельно все объяснять, потому что при всей своей любознательности девочка понятия не имела о самых простых вещах, бывших на земле до ее появления. — Заблудилась, конфетка? — ехидно спросил силуэт. Голос был явно мужской, и ошибиться с половой принадлежностью визави девчушка вряд ли смогла бы. — Или ищешь что-то интересное? Малышка в полном недоумении смотрела, как из темного закоулка выходит вампир, но она не чувствовала перед ним страха. Верниция помногу за день повторяла брату, что из всех хаотично злых оживших существ, которые преследуют мир, нет более ужасного, чем вампир. Бесшумно перемещаясь в ночи, они убивают живых без милосердия или сострадания, но почему же тогда она их не боится? — Чего молчишь? Мигом прижав ее к стене, мужчина начал накручивать локон волос на палец, медленно садясь на корточки, чтобы их лица были на одном уровне, но когда он начал приближаться к ее лицу, похабно улыбаясь, девочка юркнула вниз и пустилась в бега, лишь бы он ее не догнал. Молниеносно с удивлением пришел страх. Все знают, что вампиры — существа, которые превосходят человека не только в ловкости, процессах жизни и облике, они также превышают их в силе, поэтому мужчина, схватив девчонку за талию, повалил на грязную землю, не давая возможности проскользнуть между ним. — Внешность на троечку, спортивность на двоечку, — оскалился вампир, устремляя взор малахитовых глаз на нежную шею. — Попрощайся с жизнью, конфетка. Мало кто из людей всерьез задумывался о природе такого явления, как кончина. Девочка громко заверещала, пытаясь отстранить от себя это чудовище. Оно вгрызалось острыми клыками прямо в горло и, казалось, что голова отвалится от тела. Она перестала чувствовать эту боль. Дыхание стало застойным и влажным, а температура тела повышалась с максимальной скоростью, и так же падала. Ее бросало в жар так, что хотелось вылить на себя ведро ледяной воды, но затем в холод, заставляя малышку биться в мелкой дрожи. Голова наполнилась неприятным шумом, громким звоном, жужжанием. Девочка чувствовала, что с быстротой движется через темный туннель. Это путешествие души, она испытывает шок, потом замечает, что оказалась снаружи своего тела. Она попросту видит его со стороны. Она начала хрюкать и ее всю трусило, веки подрагивали, и это ее только забавило. Она умерла. Она мертва. Она труп! Она видит, как к ее телу подбегают двое таких же чудовищ, как тот мужчина, но они ее спасают?.. Она не может в это поверить. Разве они могут так поступать? Они — кровопийцы, нежить, упыри, можно называть, как душе угодно, но разве они могут ее спасать? Она всего лишь скот в руках чудовища-аристократа, так что им надо от нее? Яркая вспышка ослепила глаза, и она зажмурилась так, что в темноте начали появляться белые искры. Рывком сев на что-то мягкое, девочка судорожно хватала ртом воздух, сфокусировав взгляд на какой-то вазе, которую рассмотреть так и не смогла. — Ох, лапушка Глисис очнулась! — воскликнул чей-то приятный мужской голос. — Я уж думал мы больше не встретимся. Это было так ужасно — видеть твое окровавленное тело. Мне казалось, что Квентин и косточек от тебя не оставит. — Слишком много информации, Ферид. Она перевела взгляд, как ей казалось, на второго собеседника, но она не могла его разглядеть. Как бы не пыталась щуриться, часто моргать — ничего не получалось. Картинка оставалась по-прежнему расплывчатой, и вместе с этим девочка начала всматриваться в мелкие точки, которые напоминали мозаику, но более мелкую. — Что ты чувствуешь? Два алых глаза с вертикальными зрачками были настолько близко, что она могла четко увидеть лицо мужчины так же, как и его вишневого цвета волосы, кажется, мешающие обзору. — Я? — решила уточнить девочка, кашляя. — Да. Что ты сейчас чувствуешь? Глаза были цвета переспелого красного яблока, и, испугавшись, она потерла шею. — Ну… Шея болит. Взор напротив утратил сияние, а лицо медленно вытянулось. — Правда болит. Разве можно довериться тому, кто убил столько невинных людей? Разве можно доверять ему — который заботиться о ней?