Веточка

«Могу я привлечь твое внимание, пожалуйста?»

      Каменные купола навевали страх на гостей. То ли они действительно были такими страшными, то ли посетителями были человечки со слабыми нервишками, — это вызывало жалость вампира к человеческому отродью. Он помнил, что и сам когда-то был человеком, но это было настолько давно, что мужчина сбился со счету своего возраста. Как бы то ни было, господин ужасно разозлится, если он не вернётся в цитадель. Конечно, сначала последует добродушная улыбка, затем наказание, а уж потом разозлится сам Основатель, поэтому вампир, расплывшись в пьяной улыбке, заскользил в пространстве, оставляя после себя очень ощутимый запах апельсина.       Девочка шла по мощеной дороге, надеясь, что ее никто не заметит. Брат остался ночевать у малышки Лулу, и это только облегчало ей работу. «Ради Люка и Лии она готова на всё», — повторяла себе по сто раз на день, молясь, что когда-нибудь вместе они выберутся отсюда.       За кованными воротами она остановилась, чтобы перевести дыхание, и поправила лиф платья, который то и дело открывал взору окружающих не по-детски пышную грудь. В этот миг из-за угла появился симпатичный мужчина.       Зеленые глаза придворного Седьмого прародителя мечтательно сузились, и губы скривились в улыбке. Верниция испуганно посмотрела и сразу определила, что с ней сделают. Не говоря ни слова, она взяла его за руку и повела в какую-то хижину, которая располагалась в другом районе Сангвинема. Расстегнув ему армейские штаны, в испуге выдохнула: — Вы правда нашли это? — и осторожно обвила шею мужчины руками, боясь сделать что-то не так.       Квентин прильнул к ее рту, шарил рукой под юбкой, а затем прижал девочку, обхватившей ногами его поясницу, к холодной стене. Она ощущала ненормальное учащение ритма ее собственного сердца, кровь прилила к лицу, дрожь начала пробивать ее худенькое тельце, в то время как мужчина сжал ягодицы и глубоко вошел в жаждущую плоть. Сотрясаясь, он вообще не беспокоился, что голова Верниции билась о стену.       Девочка ощутила во всем теле знакомое напряжение. Это немного испугало, но с каждым разом она не хотела, чтобы мужчина прекращал ласк. Квентин внезапно остановился, а затем резким движением порвал ткань платья, прикрывавшей грудь.       Златовласая отстранилась и судорожно вздохнула. Ее руки лихорадочно обнимали его. Сердце бешено колотилось, отдавая неприятные звуки в ушах, а извращенные руки вампира дотронулись до ее форм, лаская. Квентин целовал их, наслаждаясь тихим девичьим стоном.       Повалив Верницию на солому, которая послужила бы любой кровати, мужчина раздвинул ее ноги. Девочка почувствовала боль, но не такую, как некоторое время назад, а более тягучую, подобно расплавленной конфете. Она рванула бедрами навстречу его ритмичным движениям.       Они вместе едва дышали. Квентин поднялся и принялся натягивать на себя одежду. Девочка же лежала неподвижно, не делая никаких попыток прикрыть свою наготу, но как только брошенный учебник оказался в поле ее зрения, она быстро поднялась и, спешно натянув одеяние, поспешила домой.       Она спала. Спала забытым сном, окунувшись с головой в прекрасный мир девичьих мыслей и желаний. Толчок оказался грубым и сделан был явно от мужской руки. Открыв глаза, она заметила, что посмела заснуть прямо на середине увлекательной книги, которую ей читал Эмиль.       Маленькое насекомое жужжало прямо над ухом, но мужчина, видя, как человек пытается отогнать существо от себя, быстрым движением прихлопнул его той же книжкой, показавшейся настолько интересной скоту. — Сэр, — забирая книгу, сказала она. — Мистер Франклин никогда не убивал насекомых, даже комаров, укус которых мог бы убить человека. Полагаю, Вы понимаете, что он был намного добрее Вас?       На умные речи малышки Алмазов только брезгливо поморщился, садясь в кресло и скрещивая руки на груди. Его позабавил тот факт, что человек сказал ему цитату, когда-то написанную в книге писателя Верна. — Однажды его искусал москит, как говорилось в книге, но мистер Франклин дунул на него и сказал: «Пожалуйста, уйди. Мир велик и для Вас, и для меня». — Да что ты говоришь. — Скривился мужчина, передернув ухом. — Я говорю то, что было написано в книге, сэр. — А знаешь ли ты, человек Лафолия, что другой балбес сказал это намного раньше, чем Франклин? — Эмиль читал книгу более десяти раз, поэтому наизусть запомнил все диалоги персонажей. — Другой? — девочка изумленно прикрыла рот ладошками. — Его звали дядюшка Тоби. — А кто он? — Стерновский дядюшка Тоби был тем балбесом, который сказал насекомому: «Убирайся, бедняга! Свет велик, и мы можем жить, не стесняя друг друга». — Ах, какой молодец этот дядюшка Тоби! — Лафолия восхищенно посмотрела на Эмиля, улыбнувшись. — Он уже умер? — Да, — невозмутимо ответил кицунэ, — так как он никогда не существовал. — Мы словно в театре! Будто режиссер дал нам роли, и я — кузен Бенедикт, а Вы — капитан Холл. — Ты же в курсе, что долго болтать с жертвой нельзя — дурного нахватаешься?       Пара сразу обратила свой взор на мужчину, вошедшего в комнату без стука и приглашения. Без ложной скромности можно было сказать, что он — довольно-таки потрепанный тяжелой жизнью путник, ищущий правильный выход из пустыни Вечность. Небрежно свисающий с одного плеча камзол из темно-синего бархата был ему чуть ниже бедра, что навевало на мысль об огромной пьянке, лидером который был он сам. Расстегнутая на все пуговицы рубашка открывала взор на мужскую плоть, поэтому девочка, вскрикнув от ужаса, закрыла глаза руками.       Красные глазища прищурились, разглядывая ее, а затем Жозеф, подарив собеседникам жуткий оскал, облизал клыки длинным, подобно змеи, языком.       Лафолия что есть мочи запищала, смотря прямо в глаза вампира, но мужчина, словно осененный какой-то догадкой, мигом изменился в лице. — Ну что ты, что ты! — повторял он милым голосом. — Я не кусаю хорошеньких девочек.       Рядом стоящее существо громко фыркнуло, показывая этим всю нелепость монолога. — Конечно. Он делает кое-что другое. — Эмиль, неужто тебя что-то гло-о-ожет? — растягивая последнее слово, вампир стал подлизываться к товарищу. — Пошел прочь! Ты единственное, что меня… гложет, — отпихнув его, кицунэ вновь передернул ухом, а затем вышел из комнаты.       Дни летят с незаметной скоростью. В году триста шестьдесят пять дней, в сутках — двадцать четыре часа. Но сколько в них заключено наших мыслей? Сколько новостей, тревог, радостей? Время опьяняет нас.       Обычно, когда мы не уверены в каких-либо своих действиях и начинаем сомневаться, нас гложет сомнение. Эти сомнения порождают мысли о том, что будет, если мы сделаем тот или иной выбор. Дальше мы начинаем по полочкам раскладывать пути развития ситуации во всех случаях. Конечно же, становятся видны проблемы и препятствия на каждом пути. Какой из них выбрать? Мы до сих пор сомневаемся, взвешивая все плюсы и минусы. Именно боязнь сделать неправильный шаг порождает в нас тревожные сомнения.       Не то, чтобы она боялась будущего, она не имела представления о том, что произойдет с ней в последующем. Это начинало нервировать и наводить на ересь, путающуюся в голове. Поэтому, чтобы избавиться от неё, она начинает действовать. Действовать так, чтобы никто не заподозрил.