Обыкновенная история

Четвертого сентября Транквилл вызвал Инносенту по каминной сети в середине рабочего дня. — Дорогая, нам ведь не нужно ничего особенно роскошного? Малышу ведь пока все равно, если дом немножко обшарпан? Три спальни, большая гостиная, сад, а главное, Сента, — это в Тинворте! В Тинворте! Инносента не смела мечтать о подобном. Да, ей хотелось жить подальше от магглов — чтобы не оказаться поблизости от случайного нападения — но поселиться в смешанной деревне, там, где волшебники живут компактно… там, где, даже если нападут на соседний дом, твой дом не пострадает, — это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. И в Корнуэлле, на юге, недалеко от моря! — Всего пятьсот галеонов, Сента, это даром. Думай быстро, ответ нужно дать сейчас. — Соглашайся! Транквиллу дали два свободных дня, мама согласилась посидеть с Малышом, и на следующее утро они аппарировали в Тинворт в сопровождении представителя Министерства. — Дом защищен лучшими министерскими заклятиями, — сказал он, снимая печати. — Вас тут никто не побеспокоит. Да, должен предупредить: прежние хозяева выехали в крайней спешке, так что внутри беспорядок. Все, что они оставили, — ваше, распоряжайтесь как угодно, они не вернутся и прав ни на что не предъявят. Если захотите что-нибудь продавать, могу порекомендовать вам посредника, он избавит вас от хлопот — за комиссионные, разумеется. Вот адрес его каминной сети. Миссис Темпорис, мистер Темпорис — поздравляю! В саду они задерживаться не стали: сад небольшой, ухоженный, как раз для того, чтобы гулять с Малышом. Почти машинальным Evanesco Инносента убрала старый кукольный домик, стоявший под навесом, — Малышу незачем. Бросила беглый взгляд на три детские метлы: пожалуй, продать — они наверняка смогут купить метлу получше, когда придет время. С сильно бьющимся сердцем Инносента переступила порог своего дома. Гостиная — довольно просторная — и впрямь выглядела так, как будто обитатели дома спасались бегством, вдобавок на всем лежала трехдневная пыль, и цветы в вазах засохли. Впрочем, Инносента тотчас сосредоточилась на важном. Обстановка хуже, чем в их квартире: продать все, кроме книжного стеллажа: книжных стеллажей много не бывает. Бóльшая часть книг — самые обычные для магических домов (продать, и так есть) — за исключением тех, что на нижних полках. Шекспир, Остин, Диккенс, Честертон. Имена, которые Инносента и Транквилл слышали не только от магглорожденных однокурсников, — они и в магическом мире были известны. Шекспира не так давно признавали даже иные чистокровные пуристы. — Сента, этого нельзя держать в доме. Опасно. Прятать тоже рискованно. — И не продать. Что делать? — Да делать нечего… Они были выпускники Рэйвенкло, они привыкли чтить книги. Им никогда и в голову не могло придти, что к книгам можно применить уничтожающее заклинание. Но делать было действительно нечего. Последним Инносента сняла с полки явно старинное издание, очень большого формата. Библия. — Она ведь, кажется, считается не чисто магглской? Я у Бэгшот читала про Hereditas communis…* — Про Hereditas communis забудь. Эта книга считается сейчас особо опасной. Огромный том в руках Инносенты раскрылся на первых страницах, там не было текста, а были записи, разными почерками, — имена и даты. Последняя запись — Альфред, 1994. История семьи, что-то вроде родословного древа? Впрочем, какая разница, надо кончать с этим. Evanesco. После неприятной процедуры уничтожения книг дело пошло быстрее и веселее. Мебель уменьшили и запаковали, всякий хлам вроде портретов (ценности не представляющих), фотографий — в рамках и в альбомах, связок писем и проч., уничтожили. Несколькими движениями Сента убрала пыль. Теперь наверх, в спальни. В супружеской спальне разделение на «продать» — «уничтожить» произошло быстро. Исключением оказалась шкатулка с драгоценностями: ничего интересного, все старомодное и наполовину магглское, продать можно, но есть смысл оставить на черный день. Наконец-то, самое главное — детские спальни. В одной из них явно жил маленький мальчик, в другой — две девочки-дошкольницы. Беспорядок был невообразимый: поморщившись, Сента отметила, что их мать не проследила, как застелены постели. В комнате девочек были раскиданы игрушки; три плюшевых зверька валялись около двери. И там была маленькая книжная полка. «Хоббит» и «Хроники Нарнии». Что она слышала об авторах? «Магглы, знающие особую магию». Краем глаза заметила паническое выражение на лице Транквилла. Evanesco! Evanesco! Ей показалось — или в последнюю секунду глаза Льва на обложке сверкнули страшной угрозой? Где-то рядом — у нее в голове? — прозвучали слова: «Nil inultum remanebit».** Брр… — Милый, Малышу здесь ничего не пригодится. Вещи мальчика слишком старые. И плюшевый мишка у него будет свой. Так что мебель уменьшаем, остальное — Evanesco. И я вот что думаю: детская будет в маленькой комнате, а в большой — устроим Малышу комнату для игр. В доме было пусто и чисто, посредник уехал, забрав мебель, — и они пили чай на кухне. Первая чашка чая в собственном доме. Драгоценнейший момент. Увы, ему суждено было быть прерванным. — Дорогая, кажется, у нас начинается знакомство с соседями, — сказал Транквилл, наблюдая в окно за идущей по саду старушкой в потрепанной мантии и старомодной шляпке. — Уже… О нет… Закрой дверь в гостиную, милый. — Здравствуйте, я Элинор Тальби, ваша соседка — вон из той развалюшки. Простите, что беспокою вас так скоро… да, спасибо, не откажусь… Славная вы какая, и муж ваш тоже… Вы пока, простите, вдвоем? Уже ребенок есть! Хорошо-то как! Просто чудесно, что в этом доме поживут такие милые люди! — Простите, миссис? мисс?.. — Миссис, миссис, я вдова. — Простите, миссис Тальби, что значит «поживут»? Мы купили этот дом. — Да, да, конечно, — старушка закивала, вроде понимающе. — Я вас вот почему беспокою. Домик-то у меня маленький, а вот погреб при нем большущий. А какие мои запасы, почти пустой стоит. Вот я и подумала: вы можете снести туда вещи хозяев — ну, кроме тех, которые вам нужны будут. Если уменьшить, так у меня все поместится. — Вы очень любезны, миссис Тальби, — ответила Инновента, изрядно утомленная болтовней гостьи, — но от имущества бывших хозяев мы уже избавились, так что не затрудняйте себя… — Как избавились? — Избавились. — Инносента посмотрела в лицо старушке с милой — как она знала — улыбкой. — Полностью. — Но…, но когда они вернутся… — Они не вернутся, миссис Тальби, — ответил Транквилл. — Конечно, они вернутся! Это… это сумасшествие не может быть надолго, — старушка наклонилась вперед и произнесла очень тихо, но отчетливо: — Мальчика-то так и не поймали! И не поймают, помяните мое слово. Инносента, практически не следившая последнее время за новостями, не сразу поняла, о каком мальчике идет речь. Но Транквилл явно понял. — Сударыня, я лояльный сотрудник Министерства, — отчеканил он, вставая, — и не могу допустить подобных разговоров у себя в доме. Прошу вас удалиться. — Ах вот оно что… — Элинор Тальби покачала головой и, видимо, хотела что-то сказать, но передумала и вышла молча. Едва за ней закрылась дверь, Транквилл почти рухнул на табурет. Его трясло. — Какой кошмар! — шептал он. — В нашем доме… Если кто-нибудь узнает… В ту ночь он долго не мог уснуть и несколько раз просыпался с криком. Утром спросил Инносенту, не может ли она начать паковаться вдвоем с мамой: ему нужно ненадолго в Министерство. — Транквилл, тебе же дали два свободных дня! — Да, разумеется, но это срочно. Я скоро вернусь. Он вернулся через час, совершенно спокойный. В тот же день они переехали. Укладывая Малыша спать в новой детской, прикидывая, что и как лучше устроить, Инносента чувствовала, что для нее, для ее семьи начинается новая жизнь — такая, как должна быть. Ночью по соседству слышался какой-то неприятный шум, но Транквилл крепче обнял ее и сказал: — Не беспокойся. Нас это не касается. — И она не беспокоилась. Неважно, идет еще война или нет (из официальных сообщений понять это было невозможно), — для нее, Инносенты Темпорис, война закончилась.