Обыкновенная история

— Мерлин, Лиза, я понимаю, ТРИТОНы, дело серьезное, но всему есть предел. На что ты стала похожа? — Очень. Трудная. Программа. В этом году, мэм. Бледная, изможденного вида девушка пробралась к аптекарскому прилавку, с вымученной улыбкой кивая покупательницам. На улице ее лицо не показалось бы Инносенте знакомым. Где тут у них рождественские украшения? Отличный выбор, и какое счастье, что можно не экономить! Вообще-то Инносента собиралась сделать большую часть рождественских покупок на Диагон-аллее (удалось выбраться перед маминым отъездом). Но уж очень там мрачно было, еще хуже, чем в прошлом году. Магазины эти новые — смотреть жутко на витрины… кафе Фортескью так и не открылось… И вообще, едва можно догадаться, что праздник наступает. Только тройное W с вызывающим весельем переливается всеми цветами радуги… и фотографии разыскиваемых (Нежелательное лицо № 1 в центре) ухмыляются с ярко освещенных стекол. Фотографии, расклеенные по всей Аллее, раздражали. Когда они попадались на глаза в десятый, в пятнадцатый раз, так трудно было отделаться от непрошенного (и совершенно ненужного) впечатления, что видишь лица честных людей. Поневоле подумалось, что в Тинворте с этим лучше: там фотографии висят только в библиотечном углу «Очага», можно не обращать на них внимания. Единственным приятным впечатлением было посещение ее любимого детского магазина: продавец был так предупредителен. И, как он с подобающей деликатностью дал ей понять, не только потому, что она выбирала самое лучшее, а и потому, что для него было честью обслуживать миссис Темпорис. Только вот… когда Инносента спросила, нет ли у него книжек, которые она уже теперь могла бы читать Малышу, продавец предложил сказки Долорес Амбридж «Детям о Лорде».* Инносенту это покоробило, и она поспешила ответить, что, пожалуй, Малышу рано. И долго еще будет рано, думала она, отгоняя неприятную мысль. В конце концов купила она на Диагон-аллее только подарки — Малышу, Транквиллу и маме — и выпила без (предвкушаемого) удовольствия чашку кофе в Дырявом котле. В Тинворте все-таки уютнее. И в предпраздничной толчее не чувствуется всеобщая недоброжелательность. — Миссис Турпин, что бы нам вместе с детьми почитать в праздник? — А вот прислали мне друзья из Дурмштранга чудную сказку про волшебника, который сумел оседлать… боггарта и с его помощью добыл своей возлюбленной башмачки королевы. — Гирлянды покажите, пожалуйста. — Лиза, чему вас на зельях учат? Это обезболивающее применяется только при кру… — Я знаю, когда оно применяется, мадам Фарм. — И еще снежинки. — Да вы как будто на троих берете, миссис Уизли. Осторожно, кошелек уронили. Побледнели что-то. Может быть — за двоих едите? Дай Мерлин, дай Мерлин. .– Ah, non. Maman всегда говорит, что, когда мужчины не работают, они больше едят. Может быть, у Транквилла на праздниках аппетит появится… — Мудрая женщина ваша матушка. — Эстер, хотите набор «Моя квиддичная команда»? — Хочу, конечно! И еще книжку-раскраску «Фонтан удачи». — Разве Эдуард любит раскрашивать? Для Джуди уж больно рано. — Ну… на вырост. И еще кукольный сервиз — желтый с черным узором, и вон того дракончика — это племяннику. Племяннику… Инносента едва смогла скрыть внезапную дрожь. Вчера вечером Транквилл сказал, что заходил в «Кабанью Голову». По утверждению хозяина, Беки и Майка там не видели. Мерлин, кошмар какой, что делать? Забыть надо, выкинуть из головы. Все равно не поможешь. — Миссис Уизли, подождите, можно вас на минутку? У нас шестиклассница в поезде пропала, не вышла в Лондоне. Джинни должна знать… Я места себе не нахожу… Совой нель… долго. — Пишите записку, Lise, я передам ее belle-sœur** через камин. — Эстер! Омелу не забудьте. Когда Транквилл последний раз целовал ее?

***

В начале января они получили приглашение на обед от мистера и миссис Ранкорн. — Его секретарша посоветовала, чтобы ты купила мантию не у Малкин, а в T&T. Очень любезно говорила, но весьма настойчиво. У Инносенты были сложные чувства. Общение с Ранкорнами, разумеется, полезно. И в гости пойти хотелось ужасно. Но — мантия от T&T! Инносента была в этом магазине один раз (заглянула из чистого любопытства перед свадьбой) и вылетела «Молнией», едва взглянув на ценники. А главное — проблема с Малышом. Мама только что вернулась, так неудобно ее дергать, и на целый вечер… Но все устроилось благополучно. Транквилл сказал, что мантию она вполне может себе позволить, а мама предложила свои услуги почти с энтузиазмом. — Просто замечательно, что у тебя будет такое знакомство. Я очень рада. В наше время не знаешь, на кого можно положиться. Уж на что дочь Эрмины Эджкомб казалась разумной девушкой… — Что такое с Мариеттой? — Транквилл не говорил тебе? Ее арестовали за разглашение конфиденциальной информации. Десять лет — из уважения к заслугам матери. Прямо не знаю, как теперь с Эрминой… — Передай миссис Пруденс, — сказал Транквилл, когда Инносента поделилась с ним тревогами матери, — что она может совершенно безбоязненно общаться с мадам Эджкомб. Репутация мадам Эджкомб… неколебима. Визит в T&T оказался удивительно приятным. Около этого магазина не толпились нищие, фотографии разыскиваемых — с крайним презрением на лицах — казались уместными и не вызывали беспокойства. Ни у малочисленных посетителей, ни у многочисленной обслуги не было озабоченного вида. Все идет, как надо. Все хорошо — читалось на каждом лице. У нее, Инносенты, тоже все хорошо, и здесь можно было демонстрировать это, не рискуя нарваться на осуждающий взгляд. Одна из покупательниц обратилась к Инносенте с замечанием о погоде, обиняком поинтересовавшись ее фамилией; когда Инносента назвалась, посетительницы стали очень любезны, а продавщицы — очень усердны. Мантию она выбрала прелестную. Цена, конечно… лучше бы на Малыша эти деньги потратить… но, с другой стороны, для его же будущего. Особняк у Ранкорнов был небольшой, изящный, без малейшей вычурности — ненавязчиво свидетельствующий о состоятельности. Вот в подобном доме — мечтала Инносента — будет когда-нибудь жить Малыш. Мистер Ранкорн оказался на редкость приятным человеком — галантным с Инносентой, приветливым с Транквиллом, трогательно внимательным к жене. Инносента была очарована его улыбкой и обращением. Но истинное восхищение вызвала у нее миссис Ранкорн. Хрупкая, с тонкими руками в узких кольцах, с пышными волосами, изумительно уложенными, одетая с той простотой, которая подобает хозяйке на небольшом приеме (Инносента видела такие простые мантии в T&T — в той секции, куда она не решилась зайти), с легкой улыбкой — она казалась произведением искусства. Грациозно протянула руку Транквиллу (не догадался поцеловать, медведь), бросила мгновенный взгляд на мужа и обратила улыбку к Инносенте, будто говоря: мы с вами женщины и друг друга понимаем. Обстановка в столовой была именно такая, какая обязательно будет в доме Малыша, эльф (или эльфийка) в наволочке появлялся и исчезал почти незаметно, еда и вино были выше всех похвал. Разговор — легкий, не касающийся ни одного неприятного предмета — не прерывался. После десерта мистер Ранкорн произнес: — За Министерство. И за более высокие круги. Если бы Инносенте сказали накануне, дома, что ей предложат выпить за… наверное, она бы поморщилась — а, может быть, и заколебалась. Но здесь и сейчас это оказалось на удивление легко. Лицо Транквилла энтузиазма не выражало, но, к счастью, не выражало и ничего другого. Тотчас после тоста хозяйка, а за ней хозяин, поднялись. Инносента и Транквилл последовали их примеру в некотором недоумении. — Мы придерживаемся старых обычаев, — с улыбкой сказала миссис Ранкорн. — оставим мужчин за портвейном, миссис Темпорис. Не засиживайтесь долго, джентльмены. Мистер Ранкорн распахнул перед дамами дверь, и они рука об руку удалились в гостиную. Кофейный прибор появился перед ними так быстро, что Инносента едва успела заметить эльфа (или эльфийку). — Рюмку шартреза, миссис Темпорис? У нас тоже могут быть свои маленькие удовольствия. — Миссис Ранкорн разлила кофе и взяла пяльцы с прелестной вышивкой. — Наконец-то можно поговорить об интересных вещах. Сколько лет вашему сыну? — В феврале будет полтора года. — Моему уже три. Мы их непременно познакомим — немного позже. Они будут полезны друг другу в Хогвартсе. Миссис Ранкорн склонила голову над вышиванием и, подумав, сделала тщательный стежок.– Мы живем в поистине исключительное время, миссис Темпорис. Наши дети поедут в новый Хогвартс, в Хогвартс, каким он должен быть. На секунду привиделось: Снейп, холодным взглядом обводящий Большой Зал с директорского места. Невольно Инносента поежилась и сделала больший глоток ликера, чем требовали приличия. — Наши мужья работают над созданием магического общества, каким оно должно быть, –надеюсь, вы гордитесь своим мужем, миссис Темпорис, — миссис Ранкорн слегка пригубила ликер, — они восстанавливают роль наших собственных традиционных ценностей, без чужеродных примесей. А мы должны вносить в их жизнь изящество и покой. — Инносента завороженно наблюдала за грациозным скольжением иглы. — Дело волшебницы — воспитание детей, семейные магические обряды, хозяйство и, конечно, забота о своей внешности. Это очень изящно выражено у сторонников Гриндельвальда, — миссис Ранкорн вновь пригубила ликер, и на сей раз Инносента сумела подавить дрожь и в точности последовать ее примеру, — но я, к сожалению, плохо знаю немецкий. Есть, конечно, исключения — такие, как Белла Лестранж, достойные всяческого восхищения, но немногие из нас могут следовать их примеру. — Да-да, конечно. — Волшебник, придя домой, должен отдыхать душой. Следует избегать всякого неприятного предмета — особенно если в работе мужа есть… тягостные аспекты. Ну, разумеется, мы должны интересоваться успехами мужа и поощрять его. А при необходимости — остерегать. — Миссис Ранкорн не спеша закончила стежок, аккуратно воткнула иголку в канву и отпила кофе. — Остерегайте вашего мужа от малейшего недовольства, миссис Темпорис. В тех кругах, на которые опирается Министерство, недовольства не прощают. Улыбайтесь же, мужчины идут. — Дамы, надеюсь, мы не слишком засиделись? Кофе нам дадут? Инносента ослепительно улыбнулась хозяину и, затем, с нежностью — мужу. Обеды у Ранкорнов повторялись раз в месяц. В промежутках миссис Ранкорн частенько приглашала Инносенту на ленч (мама никогда не жаловалась). Инносента усвоила уроки приятельницы: приложила силы, чтобы сделать изящнее гостиную, стала тщательнее заботиться о своей внешности (ведь, в конечном счете, для Малыша), разработала систему легких, но настойчивых намеков на нежелательность недовольства и делалась чрезвычайно ласковой и нежной, когда муж заканчивал какую-либо часть работы. Транквилл оценил ее старания, не был глух к намекам, не делал попыток устоять перед нежностью. Но с каждым днем у Инносенты усиливалось ощущение, что она живет с чужим человеком. Впрочем, это ведь не главное. Не завидовать же, в самом деле, Флер.