Папа Гарри

      Гарри всегда считал себя достаточно смекалистым и решительным, и, стоит отметить, не просто так. Однако, когда речь зашла о выборе имени для малышки, вся его решительность и смекалка мигом куда-то подевались. Была б его воля, он вообще оставил всё как есть, и называл бы её малышкой до тех пор, пока она сама не выберет себе имя лет эдак в пять-шесть. Ну или во сколько там дети начинают говорить что-то помимо «агу» и «ага»? В любом случае, воля была не его, а окружающих, поэтому имя выбирать всё-таки пришлось. И это был самый трудный выбор, который он когда-либо делал.       Первое имя, которое пришло к нему в голову, было, конечно же, имя его матери. Однако, смотря на малышку, у него язык не поворачивался назвать её Лили. В основном потому, что она начинала плакать каждый раз при звуке этого имени. Следующими вариантами, что пришли Гарри на ум были имена девочек и женщин непосредственно его окружавших: Джинни, Гермиона, Нимфадора, Молли, Петунья, Минерва, Мэгги… Но было бы странно назвать свою дочь одним из этих имён, здраво рассудил Гарри, и стал перебирать имена своих однокурсниц, что, в принципе, тоже не было хорошей идеей, как он понял ещё какое-то время спустя. В итоге, Гарри остановился на том, что назовёт малышку так, как ещё никого из его родственников, друзей, знакомых, эльфов и других магических созданий или же знаменитых волшебников не зовут. И тут возникла всё та же проблема, но под другим углом: Гарри не знал никаких имён, кроме тех, которые были у его родственников, друзей, знакомых, эльфов и других магических созданий или же знаменитых волшебников.       Когда он огласил это жителям дома номер 12, каждый считал своим долгом предложить свой вариант, что, несомненно, могло помочь Гарри, если бы хоть кто-нибудь предложил хоть одно хорошее имя. Фредерика и Джорджиана были отклонены сразу же. Саммер — «Ну она же летом родилась…» — на следующий день. Спринг и Эйприл — «Вообще-то, Рон, апрель — это весна» — следом за Саммер. Такие имена как Дороти, Рут, Хоуп, Джейн, Элизабет, Рэйн, Клара, Анна, Эмили, Шарлотта, Пенелопа, Кассиопея, Роуз и т.п. казались Гарри либо слишком старомодными, либо слишком простыми, либо отчего-то смешными, либо просто неблагозвучными к фамилии Поттер.       Совсем отчаявшись Гарри осмелился положиться на судьбу и выбрать имя наугад. У миссис Уизли была одолжена шляпа и каждый, кто хотел, в течение дня мог бросить бумажку с именем в эту шляпу (единственное условие — это должно быть именно имя, а не название предмета). Вечером, прямо после ужина, Гарри вытянул одну из этих бумажек перед всеми собравшимися, которые с каким-то невероятным интересом наблюдали за сей картиной. «Джеймс» — гласила бумажка, и Гарри злобно подумал, что кто бы это не написал, тот явно идиот. Здесь судьба его дочери решается, а им всё шутки шутить! И он под неодобрительное улюлюканье потянулся за второй бумажкой.       — Так не честно, Гарри, — начал Фред. — Ты обещал, что-то имя, которое ты вытянешь…       — Это будет её вторым именем, — быстро увернулся Гарри. — Не переживай.       — А какое, кстати, имя там написано?       Но на этот вопрос Гарри не ответил, потому что в ту минуту он вытащил новую бумажку и чуть ли не молился, разворачивая её, чтобы на ней было написано не то, что красивое и благозвучное, а хотя бы женское имя.       — Мэрилин, — прочитал Гарри с облегчением. Женское, и вроде даже не сильно дурацкое.— Имя малышки — Мэрилин Поттер.       Сказав имя вслух, Гарри испытал какое-то необъяснимое волнение. Приятное и вместе с тем очень тревожное ощущение, что всё только начинается. К нему наконец-то пришло осознание, что он отец. Что у него есть дочь! Не абстрактная малышка, которая иногда плачет, иногда спит, и в целом очень миленькая, а дочь! Живая, настоящая, у которой есть имя — его имя! — и у которой есть семья — самая любящая семья, которую только можно себе представить.       — А как же второе имя? — напомнил Джордж, и Гарри незамедлительно его озвучил. Джеймс? Прекрасное имя! Ну и что, что мужское? Какая разница, если оно определённо ей подходит! Гарри охватила такая эйфория, как тогда, когда он в первый раз поймал снитч… Или даже сильнее, намного сильнее… Он был так счастлив!       — Джеймс? — спросил Сириус, и после кивка Гарри, заухмылялся: — Это я написал. Не думал, что оно тебе попадётся, но, видимо, судьба.       — Ага, — улыбнулся Гарри.       Он был так счастлив в тот момент, как никто и никогда не был и будет, как ему казалось. Жаль, что это чувство не может быть долгим, в особенности, если ты Избранный.