Папа Гарри

      Мэрилин Поттер была очаровательна. Очаровательней, чем Гарри в её возрасте, как однажды приметил Сириус, поэтому не было ничего удивительного в том, что её любили без исключения все.       Фред и Джордж были от малышки без ума и проводили вместе с ней чуть ли не всё свободное время. По их словам, они придумали новую серию товаров-приколов, наблюдая за ней, которую обязательно назовут в её честь. Сириус обычно убаюкивал её, потому что та очень быстро засыпала от его пения. Римус иногда кормил Мэрилин. Тонкс веселила её, меняя цвет своих волос и форму носа. Миссис Уизли холила и лелеяла Мэрилин, как будто это была её дочь. Джинни холила и лелеяла Мэрилин, будто это была её сестра, о которой, как оказалось, она всегда мечтала. Рон тоже был не против воспринимать малышку как сестру, и даже стал звать её не просто «ребёнок», «мелкотня» или «девочка», как было в начале, и даже не Мэрилин, что было бы логично, а Мэри-Джей, в знак того, что они уже друзья.       Для Гарри настали полностью счастливые деньки. Ему не надо было беспокоиться о её питании, режиме дня и других мелочах, о которых обычно заботятся родители маленьких детей, потому что обо всём теперь заботились другие, более взрослые и опытные в этих делах люди, чему он, без сомненья, был безмерно рад. А то, что Мэрилин оказалась в центре внимания, ему льстило не меньше, чем самой малышке. Она пристально наблюдала за всем происходящим своими изумрудными «глазищами», как выражался Рон, и совсем была не против компании, привлекая к себе внимание пока единственным для неё возможным способом — крича и плача всякий раз, когда её оставляли одну. Обычно к ней присоединялась Вальбурга Блэк, орущая с портрета о предательстве и мерзких грязнокровках, заполонивших её дом, поэтому лишний повод её разбудить Мэрилин не давали, а потому рядом с ней (даже когда та спала) всегда кто-то находился.       В общем, целых две недели до своего пятнадцатилетия Гарри провёл как нельзя лучше. Но 31-го июля всё опять пошло вверх дном.       В тот день на площадь Гриммо, 12 прибыла Гермиона, которой, оказывается, никто не сообщил о неожиданном пополнении семейства Поттер. Сначала она была в некотором подобии шока, затем разозлилась из-за того, что узнала обо всём последней, потом отчитала Гарри за безрассудство, глупость и вопиющую способность усложнять себе жизнь. Не успокаивало Гермиону даже то, что у Гарри был день рождения. Она агрессивно вручила ему подарок, не прерывая свою тираду, и угомонились лишь к вечеру. И то, только потому, что в дом пожаловало ещё несколько гостей, в числе которых числился сам Альбус Дамблдор.       То, что все эти люди (половину из которых Гарри видел впервые в жизни) пришли не праздновать его день рождения, стало очевидно с первых минут по их угрюмым лицам. Миссис Уизли вмиг стала серьёзней некуда и велела детям разойтись по своим комнатам. Однако Гарри последовал в спальню вслед за Роном вовсе не из-за её грозного тона, а тихого: «Так будет лучше» — от Римуса и лёгкого кивка Сириуса, задорность которого тоже куда-то улетучилась.       — Как думаете, что они там обсуждают? —  поинтересовалась Гермиона, наконец присев на кровать Рона. Её, казалось, не устраивало положение «узницы» больше всех: она, сложив руки на груди, уже минут десять ходила от угла в угол, никак не успокаиваясь, жутко нервируя тем самым Гарри. Как будто она была единственной здесь, кто хочет получить ответы на свои вопросы!       — Может, Мэри-Джей? — предложил Рон, пожав плечами. Он, в отличие от подруги, подавал минимальные признаки заинтересованности, засовывая в рот очередную шоколадную лягушку. — Должны же когда-нибудь.       — Зачем им обсуждать её? — озлобился Гарри. Ему претила мысль, что несколько десятков человек, которые в глаза не видели его дочь, могут говорить о том, что она — помеха, ошибка и вообще мешает всех их планам. И, хотя умом Гарри понимал, что это, отчасти, правда, его возмущал сам факт, что кто-то может так думать, а что они думали именно так, он не сомневался. — И почему тогда они не позвали меня?       — Возможно, посчитали, что ты и без них слишком много сделал, — язвительно высказалась Гермиона, и Гарри не удержался:       — Ещё одно высказывание на эту тему, и я начну думать, что ты просто ревнуешь.       Гермиона вспыхнула и резко вскочила с постели. Её ноздри раздулись, губы сжались в тонкую линию, и всем своим видом она напомнила Гарри разгневанную МакГонагалл.       — Как ты смеешь! — воскликнула она. — Не я виновата в том, что ты никогда не думаешь о последствиях!       — Значит, всё-таки ревнуешь, да?       Гарри мог поклясться, что в ту секунду Гермиона его возненавидела. Ему даже почудилось, что она собирается его ударить, но вместо этого она, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью, пулей вылетела из спальни.       — Думаю, она долго тебе этого не забудет, — произнёс Рон, который из-за шока даже не заметил побег его шоколадной лягушки.       Гарри прекрасно это понимал, как и то, что теперь Гермиона вряд ли с ним заговорит до начала учебного года, а то и до самого Хэллоуина. Однако брать свои слова назад или извиняться он не собирался.       — Зато будет знать, как совать нос в чужие дела.       — Ты думаешь, что она и вправду в тебя влюблена? — после недолгого молчания внезапно спросил Рон, и теперь Гарри хотел взять все свои слова назад, но только ради друга. Кажется, он воспринял его слова всерьёз. Последний раз таким несчастным, как сейчас, он выглядел, когда Гермиона танцевала с Крамом на Святочном Балу.       — Конечно, нет, — ответил Гарри. — Это же Гермиона. Она скорее получит «О» за СОВ, чем влюбится в меня.       Рон усмехнулся, и вроде бы успокоился. Речь снова зашла о неожиданном собрании, которое шло внизу, но на этот раз Гарри был более спокоен: видимо, вся его пылкость и злоба истратились на ссору с Гермионой.       — Мэрилин и шести месяцев ещё нет. Она даже ползать не умеет! Зачем им обсуждать её?       — Ну, она твоя дочь… — ответил Рон. — Наверное, думают, как сделать так, чтобы о ней никто не узнал… Это ж будет сенсация похлеще возвращения Сам-Знаешь-Кого. Только представь себе заголовки в «Ежедневном пророке»! — Гарри представлять себе этого не хотел, но Рон всё сделал за него: «Мальчик-Который-Стал-Отцом-в-Четырнадцать!»       — Хорошо, если не в двенадцать…       — Об том и речь. Тебя и так одна половина Британии считает сумасшедшим, а другая — лгуном. Ситуация с Мэри-Джей ну никак не реабилитирует тебя в глазах общественности.       Гарри тяжело вздохнул. Рон был прав: узнай кто, что у него есть ребёнок, его и без того «веселая» жизнь станет еще веселее. А что будет с малышкой? Вдруг её заберут органы опеки? И он никогда больше не увидит её?       Гарри вновь передёрнуло от своих же мыслей. Он отвернулся к стене лицом и окончательно погрузился в мрачные раздумья. Рон, видимо поняв, что другу теперь не до разговоров, продолжать беседу не стал и занялся какими-то своими делами. В комнате вновь повисла тишина.       Собрание закончилось к полуночи. Гарри услышал топот ног, перешептывания внизу, а затем, как открывается дверь в их комнату. Миссис Уизли пришла проверить, спят ли они, и очень удивилась, когда застала мальчиков с открытыми глазами. Шанс, что им расскажут хоть что-нибудь о собрании, был равен почти нулю, но они, не сговариваясь, решили, что попытаться всё же стоит. Думаю, излишне говорить, что их попытка оказалась безуспешной. «Все вопросы утром! — распорядилась миссис Уизли, пресекая всякие дальнейшие расспросы. — А сейчас — спать!»       Утром Гарри проснулся совершенно разбитым. Погода резко испортилась, и перед рассветом (которого не было видно из-за туч) зарядил дождь, сопровождаемый грозой. Малышка от грома и сверкающих молний проснулась, расплакалась и не прекращала своих рыданий по меньшей мере час. Гарри, который проснулся от её крика, разрывался между волнением за неё, чувством ответственности, и желанием оглохнуть. Когда же Мэрилин заснула, то не спалось уже Гарри. Глаза слипались, оторвать голову от подушки он не смог бы и под страхом Круциатуса, однако провалиться в глубокий, долгий сон ему никак не удавалось. Гарри видел какие-то призрачные видения, сны, ощущая при этом странное чувство беспокойства, ворочался, пытался о чём-то подумать, но в какой-то момент он даже не мог понять спит он или нет. Поэтому, когда его разбудили, Гарри чувствовал себя ужасно. Затем он вспомнил загадочное собрание и глупую ссору с Гермионой, и ему стало ещё тяжелее. И почему это всегда происходит именно с ним?