Папа Гарри

      Всё шло своим чередом, и остаток лета пролетел незаметно. Малышка заметно подросла, научилась переворачиваться со спины на живот и стала требовать к своей персоне ещё больше внимания — даже была не прочь компании Гермионы. (А последняя, хотя старалась и не показывать этого, была вне себя от счастья.) Гарри же на протяжении всего месяца изо всех сил пытался делать вид, что он в порядке, и убеждать в этом самого себя. И справедливости ради стоит отметить, что он неплохо справлялся с этим целых три недели. Но когда пришло время собирать чемоданы и все вокруг начали разговаривать о Хогвартсе, Гарри больше не мог скрывать своё волнение.       А волновался он по многим причинам, хотя, по сути, всё сводилось к одной единственной — к малышке. Гарри никак не мог отделаться от мысли, что все — все — знают о ней и обо всём, что произошло на каникулах. Вероятно, сказывалась атмосфера, царящая в доме на площади Гриммо, 12, жители и гости которого действительно знали всё, однако внутреннее чувство подсказывало Гарри, что дело не только в этом.       Например, то письмо, которое извещало о том, что Мэрилин зачислена в Хогвартс, не на шутку напрягло его. Оно было подписано Макгонагалл, а значит, рассуждал Гарри, она точно знает о его новом статусе отца. Малолетнего отца. Не то, чтобы Гарри когда-либо сильно заботился о своей репутации, но он определённо не хотел, чтобы кто-нибудь из преподавателей или студентов Хогвартса знал о том, что у него появилась дочь (за исключением, конечно, тех, кто и так уже обо всём знал, хотя иногда Гарри желал, чтобы и они всё забыли). И несмотря на рассказы миссис Уизли о том, что такие письма приходят всем родителям-волшебникам, если их ребёнок проявил свою магическую сущность в какой бы то ни было форме, и пишутся они волшебным пером без ведома кого-либо, ибо это уже многовековая практика, Гарри был уверен, что это письмо — не просто письмо. Когда он озвучил эту идею Рону, тот назвал его параноиком. И хотя Гарри с ним согласился, думать иначе не стал — и как минимум раз в день перечитывал письмо, силясь найти какую-нибудь зацепку или обнаружить тайный шифр.       Да, отцовство не шло в пользу психического здоровья Гарри. Особенно оно пошатнулось, когда в одно прекрасное солнечное утро его поставили перед выбором: оставить малышку на попечение миссис Уизли, что было как само собой разумеющееся, или же поручить заботу о ней Сириусу. И несмотря на то, что выбор был очевиден для всех, включая Гарри (всё-таки миссис Уизли воспитала семерых детей, а Сириус просидел двенадцать лет в Азкабане), он не мог его сделать сразу, потому что Сириус, на удивление, был настроен к этому слишком серьёзно, и Гарри боялся, что он не на шутку обидится, если ему не доверят малышку. В итоге, было решено, что Мэрилин Поттер останется в фамильном особняке Блэков — так как это место было безопаснее, чем Нора, — но миссис Уизли останется там же. По словам Люпина, с тем, что это наилучшее решение, согласился даже Дамблдор.       Однако, несмотря на волнение, Гарри мечтал вновь очутиться в Хогвартсе. Джинни уверила его, что только он зайдёт в Хогвартс-экспресс, сразу же поймёт, что зря переживал: никто ни о чём не догадывается и тем более не знает наверняка. И Гарри охотно верил ей: идея того, что большинство его проблем решатся сами собой, когда он убедится, что их просто нет, привлекала его и давала надежду, что всё не так плохо.       Но первого сентября, как только он зашёл в поезд, от надежды не осталось ни следа.       Все взгляды были направлены на него. Все начинали шептаться, когда он проходил мимо, и показывали на него пальцем. Создавалось такое ощущение, будто его никто не ожидал здесь увидеть, и это, мягко говоря, нервировало. Да ещё и Рон, который обычно ненадолго отвлекал Гарри от мрачных мыслей, ушел в вагон старост вместе с Гермионой, и теперь он искал свободное купе вместе с Джинни, которая тоже чувствовала себя не в своей тарелке, хотя и старалась делать вид, что она вовсе не замечает чего-то необычного.       — Хей, Луна, можно к тебе?       Гарри не слышал, что ответила некая Луна, но через мгновение он зашёл в то купе вслед за Джинни. Луной оказалась немного странноватая, по крайней мере на вид, девочка с длинными белыми волосами и выпученными глазами. В руках она держала какой-то журнал и на Гарри не обратила ни малейшего внимания, что его более, чем устраивало. Он забросил свой чемодан на верхнюю полку, помог с вещами Джинни и уселся возле окна. Часы не показывали и десяти утра, а Гарри был уже измотан.       Время шло, и пока Джинни выслушивала рассказ Луны о каких-то там нарглах, Гарри попытался проанализировать сложившуюся ситуацию и путём логических рассуждений выяснить, чем же он так интересен магическому сообществу на этот раз — и не заметил, как уснул.       Во сне — Гарри осознавал это — он очутился в ослепляюще белой комнате без окон и дверей, по середине которой стояла люлька. Из неё доносился звонкий плач, и Гарри поспешил к ней — но вместо малышки увидел мерзкое маленькое существо — Волдеморта, до того, как тот вернул себе более-менее человеческий образ. Существо зашипело, шрам пронзило резкой болью, Гарри проснулся.       За окном уже начало смеркается, а в купе поприбавилось народу: теперь с ними сидели Рон с Гермионой и Невилл. Последний держал в руках какое-то уродливое растеньице и увлечённо рассказывал о нём другим. Гарри, оглядев эту картину и убедившись, что это не сон, почувствовал себя намного лучше. Он потёр шрам, который всё ещё болезненно пульсировал, и попытался включиться в беседу. Увы, ему как всегда не очень повезло, и первой фразой, которую он отчётливо услышал, стала:       — Сириус Блэк назвал свою дочь в честь этого растения.       Если честно, то данная реплика повергла в шок всех присутствующих. Почти все, кроме Невилла и Гермионы, на мгновение взглянули на Гарри, а тот, в свою очередь, чуть не подавился собственной слюной, услышав заявление Луны.       — Сириус Блэк? — переспросил Гарри, прокашлявшись. — Дочь? В честь растения?       — О да, — блаженно ответила Луна, — об этом написано в «Придире». Ты не читал?       — Нет, — Гарри вообще в первый раз слышал про какую-то «Придиру». — Но мне бы хотелось.       — Держи, — Луна протянула Гарри журнал с аляпистой обложкой и сказала раскрыть его на странице 20. Заголовок гласил: «Сирийный убийца или любящий отец? Злосчастные приключения Чёрной Звезды».       Гарри насторожился и стал читать дальше — спустя два предложения он понял, что вся статья — сущий бред, а дочитав её до конца лишь убедился в этом. От тревоги Гарри не осталось и следа: он несколько раз еле сдерживался, чтобы не засмеяться в голос, и все негативные мысли покинули его голову.       Но опять ненадолго.       Только он хотел поделиться содержанием статьи с остальными, дверь в купе распахнулась и на пороге появился человек, которого Гарри хотел видеть в последнюю очередь, — Драко Малфой.       — О, Поттер, так ты, оказывается, читать умеешь? — с нарочитой удивлённостью произнёс Малфой и мерзко захихикал вместе со своими дружками. — Что это, кстати? — он резким движением выхватил журнал из рук Гарри и прочитал заголовок. — Н-да, Поттер, статья про размножение мерзких псов — твой удел.       — Это не твоё дело, Малфой, — прошипел Гарри, но должного эффекта это не произвело.       — Не волнуйся, меня такая грязь не интересует, — Малфой швырнул «Придиру» на пол и обвёл всех присутствующих презрительным взглядом. — Я, в отличие от тебя, Поттер, ещё не потерял чувство собственного достоинства.       — Возможно потому, что у тебя его никогда не было, — прошептала Джинни себе под нос, но Малфой всё равно её услышал:       — Кто бы говорил, Уизли, — прошипел он и покинул купе, не забыв громко захлопнуть дверь напоследок.       — Что за мерзкий тип, — зло прошептала Гермиона. — Как его вообще назначили старостой?!       Джинни пожала плечами.       — Меня больше интересует, серьёзно ли он думает, что может задеть кого-то подобными выпадами? Это же так банально!       Обстановка разрядилась. Невилл поднял «Придиру» и протянул журнал обратно Луне, в благодарность получив краткий пересказ статьи про дочь Сириуса Блэка. А Гарри, кажется, просто устал волноваться и внезапно успокоился: Малфой зачастую знал о Гарри больше, чем сам Гарри, и никогда не упускал возможности злорадно намекнуть ему об этом. Однако сейчас он и близко не затронул по-настоящему волнующую для Гарри тему, а значит, он может быть спокоен — если Малфой ничего не знает про Мэрилин, то остальные и подавно. А косые взгляды и странные перешёптывания... С кем не бывает?       В Хогвартсе обязательно будет лучше, подумал Гарри. Он сможет хотя бы на время забыть о том, что он теперь отец. И, как бы совесть его не мучила, в глубине души он был рад, что какое-то время побудет без малышки и без разговоров о ней. А самое главное — никто не сможет его в этом упрекнуть.