Лошадка.

***

— Думаю, нам некуда торопиться, — потирая руки, Чонгук откидывается на спинку дорогого кресла. Прямо за ним чинно стоит Мин Юнги; его взгляд, как всегда устремлен прямо, брови чуть сведены, а правая рука неизменно покоится рядом с Five-seveN (лучшая марка пистолетов). Чонгук знает, что его телохранитель, который широко известен в преступном мире, как Шуга  — не подведет. Никогда не подводит. Его одного хватит, чтобы разложить в этой комнате всех и каждого. Этот монстр ещё ни разу не промахивался, не проигрывал. — Но господин Чон, чем быстрее вы женитесь на этой омеге, тем больше шансов у вас появится заполучить клан Ким, — сетует полулысый старик — бывший заместитель предыдущего главы Чонов, — тогда нас можно будет назвать империей! Вы осознаете масштабы… — он осекается, когда краем глаза замечает, как Юнги сзади начинает опасно играться с FN, рукой покручивая туда-сюда красивый, стальной корпус. — Думаю, я сам разберусь, — холодно отрезает Чонгук, — а вам следовало бы тщательней выполнять свои обязанности. До меня дошел слух, что «крысам» из мелких мафий удалось перехватить товар из Китая. Мужчина ежится на кресле и потирает в руках верхушку деревянной трости. — Это недоразумение, — он нервно мотает головой, отрицая, — этого больше не повторится… Я… — Хах, — хмыкает альфа, перебивая, — ясное дело. Конечно не повторится, — заместитель выдыхает, — вот только из-за этого инцидента, мне пришлось ехать туда и разбираться лично, а время, особенно мое, не резиновое. Каждая сука зуб на него точит. Чонгук поднимается, и аура вокруг моментально становится напряженнее. Даже Шуга такого Чон Чонгука боится, голову пред ним таким склоняет. Не человек стоит здесь сейчас, а демон, дьявол во плоти, который любого, кто встанет на пути его, в пыль превратит. — Знаешь нынешнюю цену за мою голову на черном рынке, а? — он кладет руку на чужое плечо, и старик невольно вздрагивает. Чон оборачивается и кивком указывает Мину на дверь, тот послушно подходит и открывает ее, приглашая заместителя на выход. Альфа дожидается, когда оба скроются за дверью и беззвучно проходит обратно к креслу. Садится и подается вперед, сложив руки в замок. — Итак. На чем мы остановились? — чрезмерно мягким тоном тянет Чонгук, выводя остальных членов собрания из временного транса.

***

— Намджун, ты договорился? — Хосок сидит за столом в выделенной ему комнате в чонгуковском особняке и вот уже как час не выпускает из цепких рук телефона.       Чонгук появляется здесь крайне редко, отчего складывается ощущение, что делает это он с единственной целью — проверить новоиспеченного женишка, не сбежал ли тот. Обычно это происходит поздно вечером или рано утром. Хосок пару раз успевал застать его в собственной спальне, но виду не подавал. — Да, я передал ему, что ты хочешь с ним встретится, — в трубке замолчали и омега напрягся, — вот только твой отец прикрыл тебе лавочку, прости, но ты официально отстранен от дел клана, и господин Кан не видит смысла с тобой встречаться просто так. — Вот сука! — Хосок яростно крутит в руках шариковую ручку, — а ведь на последнем приеме весь так и сиял, мол, приходи Хосок-а, всегда помогу. Ублюдок, — выплевывает омега и сбрасывает трубку, а ручка в его руках, тем временем, дает первую трещину. — Господин Ким, — молоденькая горничная со стуком входит в комнату, и замечает растрепанную омегу уже у зеркала, — господин Чонгук желает вас видеть. — Раз желает, — Хосок оборачивается к девушке, не скрывая хищного оскала, — пусть видит. — Нет, господин, вы не так поняли, — она виновато склоняет голову, — Вы должны спуститься к нему; он ожидает вас в гостиной. — О, вот как? Ну, тогда передай своему господину, что видеться хочет не я, а он. Пусть поднимется сам — ноги есть, не обломится. За собственной злостью Хосок не замечает, как резко замолкает служанка, как воздух в комнате резко становится разряженным, не слышит и мягкую поступь шагов… — Сегодня у меня плохое настроение, — омега вздрагивает, когда чужие ледяные ладони плавно падают на плечи, а мягкий, приятный уху бас проникает в сознание, — не стоит его портить окончательно, иначе это плохо кончится. Для тебя. — Правда? — Хосок делает несколько осторожных шагов в сторону, высвобождаясь, — какое совпадение. Я тоже сегодня не в духе. — Вот и отлично, поехали со мной, поднимем друг другу настроение, — альфа кидает на еще не заправленную кровать мятый, бежевый, небольшой пакет, — переоденься. Хосок брезгливо тянет за лямку и оттуда выпадают несколько вещей. — Я это не надену, — фыркает тот, скрывая возмущение, — это даже не мой стиль! — Тогда я одену тебя сам. Выбирай, — Чонгук проводит ладонями по узким бедрам собеседника и, к его удивлению, омега чуть подается назад, игриво проводя кончиком пальца по чужому подбородку. — Рискни, — Хосок склоняет взъерошенную голову чуть в сторону и недолго стоит в такой позе. Он полностью готов: одно лишнее движение и он нападет, перегрызет наглецу глотку и не подавится. Чонгук на это только ухмыляется, когда чувствует, как в руках напряглось чужое тело, видит, как пульсирует вена на его шее, и едва ощутимо касается ее губами, не замечая, как хлопает дверью с другой стороны смущенная горничная.

***

В машине стоит гробовая тишина. Даже легкие биты не разряжают леденящую атмосферу. — Малыш, не злись. Ты сам отказался одеваться, несмотря на то, что у тебя был выбор, — Чонгук плавно проводит рукой по чужому, затянутому в кожаные джинсы бедру. — По факту не было. И вообще, я выгляжу, как блядь, — злится Хосок и отпихивает руку Чона. — К слову, не самая дешевая, — тянет альфа и утыкается взглядом в дорогу, — другой, увидь тебя в этом наряде, давно поимел бы в ближайшей подворотне, а я, как видишь, джентльмен. — Сочту за комплимент, — буркнул омега и отворачивается в другую сторону. Сам Чонгук выглядит ничуть не хуже: полюбившийся, в последнее время приталенный костюм-тройка сидит идеально на подтянутом теле, а волосы, зачесанные назад, придают солидность образу. Так и не скажешь, что парню девятнадцать. — Какая же все-таки, невоспитанная у меня омега, — озадаченно цокает тот, и выворачивает руль, паркуясь возле громадного здания, фасад которого горит ослепительными огоньками.        Как только парни входят внутрь, по ушам резко бьет тремор, взрывающий толпу. Размеренными скачками танцуют люди, взмахивают руками в разные стороны, а сверху, играют своими яркими, неоновыми лучами бесчисленные лазерные установки. Громкость стоит такая, что не слышно даже собственных мыслей. А с другой стороны, нужны ли они? Для того и существуют клубы: выкинуть из головы все ненужное и полностью отдаться пьянящему драйву, всеобщему волнению и чувству заполненности до краев дорогим алкоголем. В кровь бьет мощный поток адреналина; волей-неволей, а тело само начинает двигаться в такт музыке: иногда мощными скачками, а когда легким пошатыванием. — Тебе нравится, детка? — Чонгук слегка шлепает ладонью по упругой заднице, и Хосок невольно, и даже слишком быстро кивает. А чего скрывать? Он был до того занят делами мафии, что уже позабыл, как нужно развлекаться.  — «Octagon» ни одного альфу не оставил равнодушным, — хмыкает тот, — ладно, ты пока развлекайся, а мне нужно кое-что закончить. Позже я присоединюсь, так что не вздумай сваливать.       Мгновенно Чонгук исчезает в расступающейся перед ним толпе, а Хосок не упускает возможности, и срывается с места, подходя к барной стойке — ему необходимо все хорошенько обдумать. Внезапно столько всего навалилось: семья считай, от него отказалась, Чонгуку этим замужеством он только жизнь портит, а Намджун… — Блять, да с хуя ли меня это вообще ебет?! — яростно ругается омега, затем залпом проглатывает сладковатый коктейль и заказывает второй. Тело уже совсем не подчиняется, а его собственные бедра, без разрешения, маняще качаются в такт мощным битам, и кажется, задевают кого-то. — Эй, куколка, осторожней, — делают замечание откуда-то сзади, а омега считает долгом хорошенько врезать наглецу. Хотя бы за позорную кличку, но тело, обмякшее под действием алкоголя, напрочь отказывается слушаться. — Отвали, — безразлично фыркает Хосок и оборачивается. — Ну зачем же так сразу, — собеседник укладывает ладони на омежьи бока, и тот рефлекторно дергается, — может, познакомимся? — Ага, с кулаками моими ты сейчас познакомишься, — рявкает Хосок, и берет чужие руки в захват. Вот только выходит слабовато: руки предательски трясутся, и злость за считанные секунды возрастает, достигая своего апогея. Но злость эта даже не на альфу, который нахально улыбается, а на себя и свою чертову слабость. — Оу, — парень ловко выворачивается из хватки и притягивает Хосока к себе, сократив расстояние до минимума, — такой милашка и совсем один? Не хорошо, — альфа показательно цокает. — Я не один, — выплевывает омега. — Теперь нет, — выдыхает мужчина куда-то в область чужой шеи, — меня зовут Сокджин. — А моего мужа — Чонгук, и ему о-очень не понравится твоя компания, — наигранно мягко тянет Хосок и отпихивает альфу, — извини уж. — Да ничего, а ты — Чон Хосок, значит? — Джин присаживается на один из барных стульев рядом, и заказывает себе коньяк. — Не «Чон», — омега ежится, и делает глоток Пинаколады. Ему не нравится то, что он известен, как подстилка Чонгука, в то время как у него у самого есть неплохие заслуги. — Значит, все-таки еще не замужем, — выдает альфа и почему-то улыбается, — хорошо, у тебя есть время передумать. — Ага, и выбрать тебя? — усмехается Хосок и полностью разворачивается к Джину. — Поверь, уж лучше так. — Правда? — Омега кладет голову на стеклянную стойку, и смотрит на нового знакомого сквозь мутный розовый напиток. Стоит признать, что у альфы очень красивый, мягкий голос; его отчетливо слышно даже сквозь этот адский шум. На нем также официальная одежда: уже знакомый костюм-тройка, только в бежевом цвете и у него высветленные волосы. — Просто я заметил, как Его Величество Чонгук неплохо проводил время со своим секретарем… Чимин, кажется, — Сокджин также кладет голову на тыльную сторону ладони. У Хосока внутри вдруг целая Сахара образуется, будто ураганом проносится. Совсем незаметным таким, но пустошь от него, как от цунами.        Джин замечает, как постепенно тухнут озорные огоньки в красивых, выразительных глазах и наглая улыбка сползает, сменяясь задумчивым, от тоски, выражением лица. Его можно понять — кому будет приятно, когда почти законный муж развлекается в ВИП-зоне с собственным секретарем? Но и Чонгука понять можно. Хосок понимает и снова тянется к бокалу — он сам ворвался в чужую жизнь, чего хотел? Хотя стоп, ничего ведь не хотел. Ему нужно было просто выйти за него, и наконец получить отцовское дело, но, блять, с какого хуя внутри все так рвет, что каждый вздох дается с трудом?! — Мы еще не расписаны… Он свободный человек. — Думаешь, что-то изменится после свадьбы? — хмыкает Джин, и просит повторить бармена заказ себе и омеге. — Слушай, а тебе не все ли равно? — рявкает Хосок и отворачивается от предложенной рюмки, — я не собираюсь играть с ним в любовь. У меня свои цели, как и у него. Все честно. — Хах, — альфа прыскает в кулак и откидывает голову назад, открывая влажный из-за челки, лоб, — развестись потом будет не просто. Чонгук не захочет сплетен, и будет играть роль порядочного семьянина. Но вопрос здесь в другом, — альфа поворачивается к полулежащей омеге, и кладет тому руку на плечо, — сможешь ли так играть ты? Хосок не успевает толком вдуматься в эту фразу, как за спиной слышит знакомый голос, а рядом с ним — еще один. Голос, от которого выворачивает, от которого ослабшие руки сжимаются в кулаки и глазам хочется кровавых зрелищ. — Джин-ним, я смотрю, вы подружились, — голос у Чонгука холодный, но Хосок не верит, что это то, что гложет изнутри его самого уже несколько минут после слов старшего. — Да, у тебя отличная омега, — он оборачивается, и брезгливо проводит взглядом по рыженькому пареньку за спиной, — вот только жаль, что ты тратишь свое время на таких, как он. — Каких, таких? — тушуется Чимин, надув пухленькие губки. «Шлюхастых» — хочет сказать Хосок, но героически молчит, отворачивается и залпом осушает рюмку. Горячительное обжигает горло, а затем желудок, отчего омега начинает ловить кайф. Голова как-то слишком быстро пустеет, и лишь единственная фраза прорывается сквозь сладкую истому опьянения:  Развестись потом будет не просто. Чонгук не захочет сплетен и будет играть роль отличного семьянина, но вопрос здесь в другом, сможешь ли так играть ты?        Дальше все, как в тумане. Чонгук и Джин еще долго о чем-то беседуют, Хосок пытается было вслушаться, но дремота накатывает быстрее, и он вконец обмякает на стуле.       Потом просыпается, только уже в другом месте — должно быть ВИП-зона, а голова его покоится на чьих-то коленках. Чужая рука неустанно поглаживает его по непослушным волосам. Когда омега полностью открывает глаза, он еще долго рассматривает множество чьих-то ног, не то в строгих брюках, не то в обтягивающих джинсах, последние должно быть, омежьи. Глядя на эту расплывчатую картину, желудок скручивает неприятные спазмы, и Хосок неожиданно для себя, резко садится. Мягкий голос Чонгука тут же начинает что-то шептать на ухо, но омега не слушает, кое-как доползает до уборной и сидит в обнимку с унитазом около десяти минут, выворачивая кишки наизнанку. А когда слышит чьи-то вкрадчивые шаги, выравнивается и с трудом выходит из кабинки. Там у раковины стоит Чимин и держит в руках маленькую пудру. Заметив Хосока, Пак быстро пробегается придирчивым взглядом по недешевому прикиду омеги и растягивается в ухмылке. — О, Хосок-хен, неважно выглядишь, — сладким голосом тянет омега, — не привык, должно быть, к такой роскоши? — Поверь мне, сладкий, я видел кое-что и получше этого дерьмового клуба, — выплевывает Хосок и включает холодную воду, и когда убеждается, что температура достаточно низкая, сует под струю голову. — Что ж, отвыкай. Слышал, тебя выгнали из клана и… — Рот закрой, — грубо обрывает омега, — никто меня не выгонял, ясно?! — Хосок в момент сокращает расстояние между ними, а Чимин делает несколько спасительных шагов назад. — Ты со мной так разговаривать не будешь, иначе Чонгук укоротит твой поганый язычок, — Ким проводит языком по верхней губе, показывая хищный оскал. — Чонгук никогда этого не сделает, — восклицает Пак, — а знаешь почему? — теперь облизывается Чимин, — иначе чем же я тогда, буду развлекать его по ночам? У Хосока от этих слов мир перед глазами краску на черно-белую сменяет. В голове картинки, всплывают образы, в которых Чимин под Чонгуком развязно стонет, где альфа клянется ему в любви… И внутри что-то звякает. Словно лязг стальной цепи на которой церберов обычно держат. Чимин понимает, что зря сказал все это и с опаской, не оглядываясь, пятится назад, а потом срывается к двери, но поздно. Цепь оборвалась.

Чудовище свободно.

***

— Ты слышал? — Юнги едва касается плеча Чонгука и тот лениво оборачивается, — в туалете кто-то кричит. — Так сходи и проверь, — альфа берет в руки бокал с Каберне Совиньон, и делает глоток мягкого на вкус вина. — Оттуда кажется Хосок выходил, — Джин поднимается с удобного дивана как-то слишком резко, но Чонгук приказным тоном садит его обратно. — Не порть мне веселье. — Что? — Хочу посмотреть, что эта омега сможет против обученного по всем параметрам киллера, — альфа расплывается в хищной ухмылке, а у Джина нервы в одну тонкую струнку вытягиваются. — Ты о Чимине? Только он туда пошел, — альфа не хочет верить, что такой миловидный парень, на первый взгляд, умеющий только ноги раздвигать, марает ради Чонгука руки в крови. Но Чон рушит его надежды: кивает и шире улыбается. — Я простых блядей к себе на работу не взял бы. — Блять, ты больной?! Он еле на ногах стоит! — Не переживай, приказа убивать я ему не давал. — Ты больной, Чонгук, — рычит Джин, пальцами крепче сжимая дорогую ткань дивана. Сдерживать внутреннего альфу тяжело и даже почти больно, но еще больнее было смотреть в глаза Хосоку, когда тот упомянул о своей цели. — Помнится мне, он сам выбрал наказание*, — Чон откидывается назад и закидывает нога на ногу. — Что за бред?! — Он непослушный и несгибаемый, но знал бы он, что мое самое любимое занятие — подчинять таких, как он.

***

— Стой на месте, глупый, — Чимин крепко сжимает в руке стальной кольт, грозясь пробить Хосоку башку, но омега стоит в позе полной решимости, готовности наброситься; глаз с противника не сводит. Желает разодрать глотку, аж руки чешутся. — Неужели Чонгук подарил своей кукле такую забавную игрушку? — по-блядски тянет Хосок, наблюдая за каждым движением омеги. — Щедро, не правда ли? — Пак изгибает бровь и хмыкает, когда чувствует чужой страх, подступающий к горлу, — поверь, чтобы быть с Чонгуком, тебе еще и не такие вещи принять от него придется, — омега делает шаг вправо, Хосок следом. Сейчас Ким даже не дышит, но в крови бушует уже достаточная доза адреналина. Возможно сейчас он не осознает и половины своих действий, но отступать не торопится. — Я с тобой и без этих игрушек могу справится. — Проверим, — Чимин склоняет голову, целясь, и Хосок бросается вперед.

***

Чонгук слышит выстрелы, но точно знает, что по плану их быть не должно. Сидит, сам себя успокаивает, мол, там Юнги и он разберется, но гробовая тишина, наступившая позже, гнетет. Альфа не выдерживает, поднимается и идет к выходу, следом нервно шагает Джин. — Я закопаю тебя здесь, если Хосок хоть что-нибудь узнает, — рыкает тот, на что Ким только фыркает.       Чонгук чувствует запах крови. Чонгуку не нравится. Чонгук любит видеть Смерть, любит дарить ее перешедшим дорогу, но Хосок этого освобождения пока не заслужил. Он подходит к двери, почти со страхом толкает и только успевает, что охнуть, когда прямо на него ослабшей массой вываливается Хосок. Джин моментально оказывается рядом, хватает омегу за тощее запястье, но каково было его удивление, когда Ким резко подрывается и порывается обратно. Но Чонгук берет его под локти и с силой прикладывает к кафельной стене. Замечает Юнги, который тоже самое проделывает с Чимином. — Отпусти меня! — рычит Хосок, извивается, оставляет больной укус на чужой кисти и жадно слизывает с губ капельки крови, — он сука, посмел выстрелить в меня! Я убью, убью его нахуй! — омега последний раз дергается и Чонгук грубо прикладывает его затылком о стену, фиксируя голову. — Он попал?! Попал в тебя? — почти в губы шепчет альфа, и Ким вроде постепенно начинает приходить в себя, но затем круто выворачивается и глухо отрезает: — Нет. Чонгука отпускает. Сжавшаяся внутри пружина разжимается и альфа тяжело выдыхает. — Чимин-а, ты как? — Чонгук отворачивается и идет к Паку, присаживается рядом на корточки и аккуратно проводит кончиками пальцев по разбитой скуле, а Хосок давится возмущением. Чонгук так нежно обращается с какой-то блядью, а как же он? Ведь это Ким Хосок, а не Пак Чимин его будущий муж, на минуточку!       Хосоку совсем не больно от раны в области плеча, что едва задела пуля. Его раздирает изнутри что-то друге, приносящее чувства куда сильнее обычных страданий — это мучения. Они не смертельны, потому что внешне Хосок поврежден не на столько, но жить с ними сможет не каждый. Ведь с рассветом и с закатом сердце начинает биться в унисон с чужим, вот только в случае этой омеги так не будет, потому что у Чонгука сердца нет, раз он смеет оставлять кровавые отпечатки на чужой душе. Так думает Хосок и его необузданная злость с ним согласна.