У Ванды будущего нет, и Наташа не представляет, что будут делать они вместе // Ванда/Наташа
30 апреля 2018 г. в 17:00
У Ванды магия на кончиках пальцев теплится и загорается алыми сполохами, и Наташа в сотый раз мысленно себе признается, что ничего прекраснее не видела в жизни, когда эту девушку окружает багровое пламя, сметающее все на своем пути.
Она опасная, и Романофф, знающая миллион и один способ изощренного убийства, применявшая их на практике примерно такое же количество раз, чувствует, как страх холодком пробегает по позвоночнику в моменты волшебства, берущего над ней верх. Но вместе с тем касания рук ее по нежности своей напоминают шелк.
У Ванды давным-давно уже нет снов, только кошмары, и Наташа привыкла вскакивать среди ночи на ее крики и стоны, потом убаюкивать ее до самого утра, пальцами вплетаясь в длинные волосы, и нашептывая ей что-то по-русски, качая ее, как ребенка маленького, пока не успокоится и опять не провалится в беспамятство, потому что отдыхать все-таки нужно и усталость берет свое.
Она целиком состоит из потерь. Потерь и шрамов. И Романофф, в принципе, сама битая-изломанная-надтреснутая, понимает ее, как никто другой, ведь и она уже не помнит момента, когда превратилась в куклу безногую, безрукую и бессердечную, но отчаянно желает, чтобы эта девочка не разделила ее участь.
У Ванды будущего, наверное, нет, и Наташа не представляет, что будут делать они вместе и как вытянуть ее из той пропасти, куда та падает и падает, переметнувшись на сторону добра и получая там лишь удар за ударом, ведь счастья-то при вступлении в их геройскую команду ей никто не обещал.
Она никогда не плачет, и после смерти брата, кажется, напоминает цельный кусок мрамора, без чувств и эмоциональных трещин, и только Романофф знает, что у нее на душе. Видела, как та бьется в истерике, кричит безмолвно, едва ли не вспарывает себе грудную клетку, чтобы унять боль, разрастающуюся там кровавыми цветами в оттенок ее магии.
У Ванды единственная надежда осталась, теплящаяся в той искре, живущей в ней рядом с Наташей. Они не говорят об этом, но думают. И в прикосновениях выражают друг другу скопившуюся ласку и сожаление, заботу и страх, что вот-вот кто-то отберет у них последнее, сотрет недрогнувшей рукой темные-темные ночи с неизменно наступающими рассветами, и погаснут алые вспышки, больше не осветят мрак, делимый ими напополам, и все захлестнет оглушительная вакуумная тишина дыры черной.
Недаром она еженощно в своих кошмарах приход Таноса видит и всевластие его, и никак Романофф признаться не может, что конец уже близко, и счастливым для них он не станет…