I hope they remember you

      У Беккет жизнь неизменно рушится два раза в неделю — это правило уже стабильно вошло в ее рабочий график; а с появлением Касла в ней и того чаще: убийца матери так и не найден, дело разваливается на части, разваливается и сама Кейт, проклиная себя за бессилие. И ей просто необходимо сбросить со своих плеч весь этот груз, иначе следующим ее шагом станет не новый виток расследования, ведущего в тупик, а пуля в лоб, пущенная не прицельным выстрелом снайпера, а ею самой.       У Беккет уже давно выработался ритуал на тот случай, когда земля под ногами пылает, дрожит, трещинами покрывается, и разверзается черной пропастью, угрожающей поглотить ее, и следа не оставить: сбежать, позабыть себя, напиться. При необходимости повторить. И так до самого выздоровления, наступающего обычно с утренним похмельем. Кейт надеется, что и в этот раз ее способ окажется действенным, иначе ей попросту дальше только в могилу.       У Беккет в бокале плещется третья порция бурбона, вкуса которого уже не разобрать — спиртное выжигает рецепторы, словно стирает следы преступления, зато перед глазами все плывет, мысли в голове легкие-легкие, без свинцовой тяжести тридцать восьмого калибра, и можно спокойно дышать под пристальным взглядом голубых глаз незнакомца, сидящего через два стула от нее.       У Беккет и на такую ситуацию протокол имеется, но Эспо звонить она не станет, просто предложит тому парню разделить с ней бокал ее адского пойла, и сама подсядет ближе, заведет разговор первой: сегодня ей можно — она нацепила маску беззаботной девчонки, не думающей о последствиях, она — по крайней мере, на этот вечер — не детектив, взваливающий на себя все тяготы этого бренного мира, включая тотальное отсутствие справедливости, о которой сейчас так важно не думать, иначе ее персональная терапия не подействует и пойдет прахом.       У Беккет на языке крутится странное имя «Баки» — или не имя вовсе, — и ноздри щекочет от запаха пороха, но она вновь прогоняет от себя все до единой мысли, когда его прикосновения не находит отталкивающими, и позволяет ему вжиматься пальцами правой руки в ее бедра так жадно, словно он давно уже не ощущал тепла человеческой кожи. В номере дешевого мотеля поблизости, снятом за наличку, на простынях не первой свежести он трахает ее, как хищник, заполучивший наконец-то добычу и теперь рвущий ее плоть на части, и Кейт на адреналине отдается ощущениям, стараясь не думать, как низко пала, и как падет еще ниже, если не прекратит этот процесс саморазрушения; только ей уже кажется, что в ее случае он не имеет обратного эффекта, и ей вообще когда-либо удастся восстановиться. От этого еще страшнее, и она вгрызается зубами в его шею, вонзается ногтями в плечи, и тепло человеческого тела уже хочется чувствовать ей. И забываться, забываться, забываться…       У Беккет головная боль раскраивает череп изнутри, две таблетки аспирина на ладони, и смутные воспоминания о том, чем же вчера закончился вечер: натренированные мышцы предательски ноют, будто то был не секс вовсе, а спарринг с инструктором по борьбе; на шее пара засосов, которые удачно скроет водолазка, имеющаяся в ее гардеробе как раз на случай подобных неприятных утренних открытий перед зеркалом. Зато теперь ей хочется жить дальше — лишнее напряжение она сбросила, остаток же его необходим для непрерывной работы на износ, или до момента очередного срыва, когда потребуется еще алкоголь, и еще незнакомец. Жаль, что номер у этого Баки она не взяла. Впрочем, может они вновь встретятся в том баре при схожих обстоятельствах, и Кейт предложит повторить их спарринг…       У Беккет красуется вышитый узор хирургической ниткой на грудине, болезненный каждый вдох, а выдох и того хуже, и от лекарств, вливаемых в нее, мутится рассудок. И она искренне жалеет, что не умерла, когда узнает, что с Баки они все же встретились, но уже на его условиях: с покушением на жизнь самой Кейт сдвигается с мертвой точки расследование убийства ее матери, и в обоих преступлениях замешан один и тот же наемник, именуемый Зимним Солдатом, в котором ей не составляет особого труда узнать того незнакомца с пристальным взглядом голубых глаз.