I hope they remember you

      У Пеппер от вранья уже зубы сводит — Хэппи приносит огромную разлапистую ель, что едва удается затащить в дом, потому что: «голограмма, видите ли, экологичнее, но праздником не пахнет, а ребенку непременно нужен праздник»; и Пеппер улыбается ему, и кивает. Что сказать, когда этот самый ребенок написал письмо Санте, в нем попросил вернуть папу хотя бы на вечер или на три тысячи минут, а папа ведь никогда не вернется…       Морган заливается смехом, катаясь на спине Питера, изображающего из себя Рудольфа: на стены взбираться им запрещено, вот он и протирает джинсы на коленках, исползав весь пол вдоль и поперек сотню раз, не меньше. Умилившись, Пеппер привычно скалится лишь сильнее — кажется, что дочка забыла, отвлеклась, и не спросит больше, но когда Паркер покинет дом, непременно подойдет ближе, уткнется носом в бок и прошепчет: «Мамочка, а Санта получил мое письмо? Ты случайно не знаешь?».       Ванда подсвечивает елочные игрушки магией, они загадочно мерцают в темноте, и никаких гирлянд не нужно, а еще приносит снежный шар, что они вдвоем сделали со Стрэнджем: внутри красновато-золотое марево приобретает облик того, что Морган пожелает. Пеппер регулярно видит там, за прозрачным стеклом, лицо Тони, и твердит, твердит всем без устали, нацепив улыбку, что они справляются, они в порядке, у них все хорошо, хотя ни единому своему слову не верит — близится канун Рождества, и она, конечно, припасла подарки для дочки, много подарков, но ее заветное желание никто не в силах исполнить — ни ведьма, ни маг, ни вселенная даже.       Пеппер убеждает себя, что присыпанные пеплом раны-шрамы-сквозные навылет вот-вот ныть перестанут, что виной всему праздники, что в них особенно нестерпимо хочется за родную ладонь уцепиться, уткнуться носом за ухо, царапнув по щеке темной щетиной, и забыть обо всем на свете. Только память ее не оставляет, память повсюду бродит с ней рядом, твердит, не замолкая: для всего мира Рождество — предвкушения миг, миг чуда, а в их мире волшебству места нет больше.       Морган носится по дому, цепляя все попутно подолом бального платья. Она на праздник надеялась, она в праздник еще верит, как и во всесильного Санту, а скромный ужин на двоих превращается в пышное застолье — Пеппер никого не звала, никого не ждала, но нагрянувшим вдруг гостям уже не хватает стульев. Страшно представить, что будет, когда все разойдутся, когда дочка вновь задаст тот самый вопрос, когда, безуспешно выглядывая папу под елкой, спать пойдет, надеясь, что он разбудит ее вместе с Сантой.       Привалившись плечом к дверному проему, Пеппер смотрит безмолвно, как алый дракон резво взмывает в звездное небо. Морган восторженно пищит, а Стрэндж по-скотски держит язык за зубами, не отвечая, что будет, когда папочка не явится в Рождество к дочке, и насколько это ее сломает. Пеппер осознает, что не чувствует холода, ничего не чувствует больше, только как в разом опустевшем нутре слабо бьется задыхающееся — без него — сердце.       К дому, поскрипывая подвеской, подъезжает фургончик международной службы доставки. Парень в желтом жилете, с планшетом в руках, на морозе ежась, застывает на месте, ошалело разинув рот, глядя, как темные небеса озаряются искрами цветов-фейерверков, что не гаснут, осыпаясь-оседая на рыхлый снег. Понимая, что это надолго, Пеппер сама идет к нему — чудеса чудесами, но она их попросту не замечает с тех самых пор, как они с Морган остались без Тони.       — Миссис Старк, я так понимаю?       Для и без того измученной Пеппер эта фраза наотмашь. Зажмурившись крепко, она коротко кивает, не издав ни звука. Куда же подевалась ее привычная маска-улыбка, когда она так необходима?       — У меня для вас посылка. По правде сказать, все посылки, что у меня там, адресованы вам. И еще письмо прилагается, вот.       На конверте выведено «мисс Поттс», и почерк такой знакомый, что Пеппер хочется взвыть, хочется рухнуть на колени и разрыдаться. Это могла бы быть чья-то злая шутка, да только кто с ними, несчастными, так жестоко шутить станет?       Горько-соленая пелена в глазах читать мешает — ровные, написанные осмысленно, без излишней спешки, строчки чернильными волнами расплываются по странице с логотипом «Старк Индастриз».       «Я решил не полагаться на Санту — он тот еще засранец. Да и нет — и не будет — в мире Санты лучше меня. С Рождеством, мои девочки. И да, мисс Поттс… миссис Старк, этот кролик уже не тебе, а Морган, будь с ним поласковее, ладно? В следующее Рождество он непременно отхватит себе пару. Я остепенился с тобой, и ему гулять свободным недолго — всего год.       Поцелуй ее за меня три тысячи раз, и ни разом меньше…»       Пеппер кивает, как заевший китайский болванчик, слезы ладонями по щекам растирая.       — Все в порядке, мэм? Вы будто призрака увидали.       — Так и есть. Призрака Рождества.       — Прошлого? Как в фильме?       — Нет, самого настоящего.       Шрамы все еще ноют, в душе непогода, которая вряд ли когда-нибудь покинет темницу клетки из ребер, но Пеппер впервые за долгое время улыбается искренне, не потому, что так надо; и это целиком и полностью заслуга Тони, не вернувшегося, но вернувшего ей веру в чудо.       В опустевшем доме, бокал вина в руке сжимая, наблюдая, как сладко спит на лапе поистине гигантского кролика Морган, Пеппер теребит новое жемчужное ожерелье на шее: теперь дочка думает, что их папа заменил непутевого Санту, не справляющегося со своими обязанностями вовсе. И в этот сочельник их будущее стало немножко светлее, хотя бы до следующего года.