I hope they remember you

      У Агнес сотня рецептов на все случаи жизни, на плите ужин на четверых человек завалялся случайно, и медово-приветливая улыбка от уха до уха. У Ванды скрежет зубов заглушает мысли, растерянность и злость грудь распирают — это ее мир, и она в нем должна быть идеальной, чтобы не прикопаться. Но Агнес всегда впереди, всегда начеку, и это бесит, заставляет хотеть переписать ее с кучей изъянов. Но Ванда себя убеждает, что это маленькая оплошность, и завтра все будет значительно лучше.       У Агнес фляжка для антистресса, снова острот полно в адрес Ральфа — она не повторяется никогда, честно-честно, — и сеньор Скретчи, которого она готова предоставить в качестве реквизита. Она все еще идеальна. У Ванды уже меньше злости, и чаще понимание мелькает, что Агнес могла бы ей пригодиться. С ее помощью Ванда впишется, врежется в жизнь этого городка, не будет ничем выделяться, и тогда ей станет намного проще. Да, Агнес определенно раздражает ее теперь не так сильно.       У Агнес снова завалялась пара свежайших сплетен, ни намека на удивление появлению близнецов — да и откуда ему взяться в мозгу, заполненном миражом алым? — и очень уж своеобразный подход к уходу за детьми, но Ванду это не колышет больше. Она смирилась, ну, или прикипела к Агнес. Она не старается прятаться, ее ни на секунду не покидает уверенность, что Агнес всегда будет рядом, всегда выручит и поддержит, и, стоит Ванде лишь захотеть, тут же появится на пороге с лобстерами, собачьей будкой, соседским сердцем, чем угодно — Агнес все достанет, ей это под силу, Агнес идеальная, и Ванда этим довольна. Ей беспокоиться больше не нужно — Агнес сделает все за нее. Агнес даже Вижена лучше — она старается, по крайней мере, ни на шаг от сценария не отступает, в отличие от ее мужа, который в импровизацию ударился резко, и Ванда теперь даже не знает, чего ждать от него. Ей-богу, с таким раскладом безотказная Агнес — просто отрада.       У Агнес — точнее Агаты, так она представилась только что в жутком подвале, — радужки светятся нехорошим лиловым, вокруг пальцев вьется такого же цвета дымка, а на губах кривая усмешка и смех зловещий и ведьмовской скрипучий. Ванда поражена. Она такого н е о ж и д а л а. А еще она отлично помнит, как после победы над Таносом чувство, что она отомстила, быстро сдулось, почти мгновенно померкло от той темноты-пустоты, что в душе поселилась. Как Мстители со смертью Старка окончательно перестали командой быть, да и сколько их там осталось. Как Клинт стал все реже отвечать на звонки… Ванда этот произвол, одиночество это абсолютное никогда не забудет. Она не знает, кто они друг другу с Агатой: соседки, подруги, враги, но Ванда теперь не одна хотя бы — правда, слова эти до сих пор звучат в голове голосом Наташи, — и Ванда надеется, что хотя бы Агату она не потеряет.