Какассыма

Алек резко толкнул заведомо открытую магией дверь — створка звучно ударилась о стену и качнулась в обратную сторону, и Магнусу пришлось спешно выставить руку, чтобы та не ударила его по лицу. — Александр, — помедлив, произнес он, наблюдая, как Алек яростно мечется по гостиной лофта, — твоя реакция совершенно неуместна… — Да что ты? — перебил он, вскидывая на Магнуса потемневший от злости взгляд. — В таком случае — прошу прощения, что не дал той фейри залезть тебе в брюки! — Что за глупости! Я бы не позволил ей этого, — Магнус подступил ближе, оказываясь почти вплотную к тяжело дышащему Алеку. — Дорогой, ты же не думаешь, что я мог бы… В конце концов — ты. Мне нужен только ты. — Ты говорил это всем своим семнадцати тысячам? Магнус резко отшатнулся и отступил. Алек прикусил губу и мысленно ударил себя по лицу. — Черт… Магнус, я не хотел… Алек шагнул к нему, кладя ладонь на плечо, но Магнус вздрогнул и увернулся, словно прикосновения Алека обжигали его. — Магнус… — Ты сказал, что думал, — хрипло и отстраненно заметил тот. Алек сжал руки в кулаки и мотнул головой. Злость отступала, и теперь он наконец мог взглянуть на ситуацию со стороны. Подло. Его слова были подлыми. Магнус не заслуживал этого. — Я не хотел. Правда. Просто не контролировал себя, — Алек шумно сглотнул и облизал губы, глядя только на Магнуса. Но тот на него не смотрел. — Прости меня. Вульгарно-старинные настенные часы оглушительно стучали в тишине лофта. Алеку нестерпимо хотелось коснуться Магнуса, но напряжение, повисшее между ними, чувствовалось почти на физическом уровне и причиняло боль. — Я понимаю тебя, — вдруг обронил Магнус, задумчиво пробегаясь пальцами по шву на обшивке стоящего рядом кресла. — Но я понимаю и себя тоже, — он наконец вскинул на Алека горящий уверенный взгляд, отчего тот почувствовал себя неуютно. — Большинство тех людей повлияло на меня. Именно они отчасти сделали меня тем, кем я являюсь на данный момент. Я не могу просто вычеркнуть их из своего прошлого… Из своей жизни. Каждый из них по-своему дорог мне. Алек отвел взгляд и запустил пальцы в волосы на затылке. — Но… Ты говорил, что я особенный. Единственный. Я думал… — Так и есть, — мягко ответил Магнус и осторожно взял Алека за руку. Тот выдохнул с почти видимым облегчением. — Ты особенный. Каждый человек особенный, Александр. Не буду лгать, они — тоже были. Ты также единственный. Сейчас и впредь — я не знаю, почему, но мне кажется, что больше я никого не смогу впустить в свое сердце. Ты исцелил меня, я дорожу тобой больше, чем кем-либо, но… Пойми меня правильно, Александр, те люди были и будут мне дороги. Я благодарен каждому и не стану отказываться от памяти о них. Алек на несколько бесконечных мгновений прикрыл глаза, переводя дыхание. Слова Магнуса казались… были такими правильными. Но чувства, которые вызывало любое напоминание о прежних возлюбленных Магнуса, правильными не были. Алек не мог прийти к равновесию: разумом он презирал себя за необоснованное упрямство, но внутри все бурлило и переливалось через край. Это было тяжело. И для него, и для Магнуса, и для того, что было между ними. — Я не знаю, почему не могу смириться. Я… Я виноват, — сбивчиво пробормотал Алек, глядя куда угодно, но не на Магнуса. — Я не должен был заставлять тебя чувствовать себя так. Магнус мягко сжал его руку своей. — В этом есть и моя вина тоже, — Алек вскинулся, глядя на него недоуменно и так потерянно, что у Магнуса сжалось сердце. — Именно так, милый, я должен был понять раньше, что тебя тяготит та огромная часть моей жизни, о которой тебе почти ничего неизвестно. Возможно, если бы я познакомил тебя с ней — все встало бы на свои места. Магнус выглядел неуверенным и таким беззащитно открытым. Алек замер, почти не дыша. Он не давил, более того — нарочито избегал даже упоминания о возможных союзах Магнуса, убеждая себя, что не вправе заставлять того обнажать душу. На самом же деле — Алек лишь уберегал себя от точащего сердца чувства, но лишь усугублял ситуацию — неизвестность лишь множила сомнения и вселяла неуверенность. Алек был не уверен не в Магнусе — в себе. Насколько он хорош для него? Насколько другие были лучше? Алек мотнул головой, отгоняя ядовитые мысли. Сейчас не время. Он перехватил взгляд Магнуса — тревожный, но исполненный нежности — и твердо кивнул. — Расскажи мне о них.

***

Они сидели на балконе на тесной софе, уютно соприкасаясь бедрами и плечами. Магнус аккуратно, с какой-то еле уловимой опаской поставил на стол коробку и призвал непривычно простой альбом — старинный, обитый дешевым бархатом — кажется, Алек видел такой в детстве в кабинете матери. Магнус бережно огладил края альбома кончиками пальцев и стряхнул с обложки несуществующую пыль. Алек потянулся к коробке, бросил на Магнуса вопросительный взгляд и, получив осторожный кивок, откинул крышку. В коробке лежало множество вещиц, удивительно разнообразных по своему предназначению. Взгляд зацепился за старинную фотокарточку, он подцепил ее двумя пальцами и приблизил к лицу, с изумлением осознав, что один из двух мужчин в военной форме — Магнус. Его Магнус. — Коробка с воспоминаниями? — тихо спросил он, и уголки его губ дернулись в улыбке. Иззи когда-то сделала такую же — даже заставила Алека пожертвовать для нее огрызок от первой сломанной на тренировке стрелы. Интересно, она до сих пор?.. Магнус молча кивнул, неотрывно глядя на карточку в его руках. Алек перевернул фото, вчитываясь в полустертые от времени слова. «Если что и убережёт меня — так эта фотография, близкая моему сердцу. Со всей любовью, Джордж» — Со всей любовью, Джордж, — медленно повторил Алек уже вслух. Магнус молчал. Кажется, Алек начинал понимать — тот опасается его реакции. Это было неправильно. Алек не хотел этого. Он… — Он был воином. К сожалению, чуда не случилось — фотография не уберегла его, и Джордж погиб на войне, — со скупой застарелой печалью вдруг произнес Магнус. — Как и Филипп, и Лиззи, — он изящным жестом указал на простой посеревший от старости платок и маленькую перламутровую пуговицу. — Мне жаль, — пробормотал Алек, откладывая карточку на прежнее место. Он вновь чувствовал себя неуютно — слоном в посудной лавке — словно вторгался в чужую частную жизнь против воли ее владельца. — Не нужно, — Магнус мягко накрыл его руку своей и позволил себе крохотную улыбку. — Это именно то, что было у меня, со мной. Я хочу, чтобы ты знал. — Ну, теперь я знаю, что ты питаешь слабость к людям в форме, — нервно усмехнулся Алек. — Отнюдь, — Магнус наконец улыбнулся по-настоящему, и лучистые морщинки собрались у его глаз. — Так уж вышло, что мир никогда не выходит из состояния войны — так или иначе, — он на мгновение задумался и повел плечами. — Хотя, кто знает. Возможно, ты прав — ремни на твоем теле никого не оставят равнодушным. Алек фыркнул и шутливо ткнул в бок Магнуса локтем. Они тихо посмеивались, глядя друг на друга, и незримый груз постепенно спадал с плеч. — А это?.. — Алек достал из коробки ленту — мягкий кусок тонкой ткани, расшитый бисером. — Мари, — Магнус задумчиво перебирал пальцами в воздухе, пока его лицо не приняло выражение озаренности и он не поднял в воздух указательный палец. Открыв альбом где-то посередине, Магнус указал на фото пары в свободной забавной одежде. — Ангелы, у тебя были длинные волосы, — с удивлением заметил Алек, склонившись над альбомом. — Позади вас что, микроавтобус? — Были и такие времена, дорогой, — улыбнулся Магнус. — Мы с Мари познакомились в одной коммуне, в Христиании. Она была художницей и обожала Джона Леннона. Мари солнечно улыбалась Алеку с чуть потертой фотографии, пряча глаза от солнца за приставленной ко лбу ладонью. Алек смотрел на руку Магнуса, обнимающую ее за округлое бедро, и не чувствовал ничего, что беспокоило его прежде. — Она умерла? — тихо спросил он. — Когда-нибудь наверняка, — Магнус пожал плечами. — Мы расстались через несколько лет после первой встречи. Точнее — Мари ушла от меня, встретила отставного офицера, покинула коммуну. Полюбила по-настоящему. Алек перехватил его взгляд и увидел в них пережитую, перемолотую уже боль. Неожиданно для себя он понял, что Магнус несправедливо часто сталкивался с ролью разменной монеты — с ним были до востребования. И он не боролся, а отпускал — потому что не мог дать им желаемого: семьи, общей старости и «жили они счастливо и умерли в один день». Алек оглядел содержимое коробки, чтобы как-то отвлечь себя и Магнуса от тяжелых мыслей, и взглядом зацепился за жесткое оперение. Обломок стрелы привычно лег в руку, и Алек, не сумев скрыть удивление, посмотрел на Магнуса. Тот не сдержал тихого смешка, позабавленный его реакцией. — Юно, — продолжая улыбаться, ответил он на немой вопрос, словно это имя все объясняло. — Серьезно? Лучник? Это какой-то фетиш? — усмехнулся Алек. Магнус придвинул к нему альбом, где на большой фотографии был изображен невысокий мужчина восточных кровей. — Спортивная стрельба из арбалета. Это сложно сравнить с тем, чему учат нефилимов, Александр. — Было интересно посоревноваться с ним в мастерстве, — улыбнулся Алек. Магнус улыбнулся в ответ, но улыбка его была печальной. — К несчастью, он рано сгорел, — Алек недоуменно приподнял бровь, и Магнус пояснил: — Остеосаркома. Алек еле заметно вздрогнул и приобнял Магнуса за плечи. Тот привычно — у Алека заболело сердце, когда он осознал это — нацепил на лицо выражение будничного спокойствия и продолжил рассказывать о своем прошлом. О своих прежних. О столь же важных. Многие умирали, и Магнус ничем не мог им помочь. Он пытался, и эти безуспешные попытки медленно убивали его — Алек понял это по дрожащим уголкам губ. Многие оставляли его — потому что находили — нет, не лучших — иных. Разбивали Магнусу и без того неоднократно искалеченное сердце, и, возможно, тот принимал это с облегчением — по крайней мере, они умирали не у него на руках. Кто-то узнавал Магнуса ближе, и, страшась, сбегал. Кто-то пытался убить. Кто-то — принимал и посвящал себя Магнусу до последних мгновений. Кого-то Магнус оставлял сам — по разным причинам, и это также не давалось ему легко. Алек смотрел на мужчину — своего мужчину — и не мог поверить, что был так слеп. Что кто-то может выдержать, пережить столько судеб, решений, историй, и полюбить вновь — нефилима, воина, неразумного мальчишку. Насколько же у Магнуса Бейна большое и всепрощающее сердце? Сколько трещин появилось в нем по вине Алека? Он резко подался вперед и обнял Магнуса, обрывая того на полуслове. Тот недоуменно приподнял брови, но ответил на объятия. Конечно же — как иначе? — Александр? Что… — Я не оставлю тебя. Магнус попытался отстраниться, удивленный его словами, но Алек прижал его к себе крепче. И тот вздрогнул в его руках. — Я не могу пообещать, что не сделаю тебе больно. Но я буду стараться. Я не оставлю тебя. — Ты не можешь этого обещать, — тихо пробормотал Магнус, пряча лицо в его шее. — Это так, — горько ответил Алек, но решимость переполняла его, сдавливая грудную клетку. — Но я могу пообещать, что буду искать способ. Он отстранился, обнимая лицо Магнуса ладонями и пристально глядя в болезненно-влажные золотые глаза. — Так вот. Обещаю — я буду. Магнус слабо улыбнулся дрожащими губами и, прижавшись щекой к его руке, прикрыл глаза. Можно ли надеяться вновь? Хотя бы еще раз? — Мы будем.