The 7th sense

«Заставить жить, а не существовать, укутать холодное и истощенное тело в плед, обнять, присвоить, сделать зависимым от себя и вмиг все разрушить, давясь осколками самооправдания и непринятия действительности».

Утро может быть нормальным, но не добрым в том случае, когда не глядя, опускаешь руку и чувствуешь мягкое тело рядом. Сейчас не тот случай. Да? Джонс проводит пару раз по холодному одеялу рядом и оборачивается. Пусто. Неужели дежавю? Он уже не ходит по квартире, только сонно спускает ноги с кровати и чувствует что-то на полу, смотрит вниз и замечает, непонятно почему, разбитую верхушку бра, забивает на все, пялится в окно. Из-за многоэтажки напротив выходит солнце и только мозолит глаза, поэтому штора резко закрывается. И Джонс идет на кухню, чтобы смочить пересохшее горло. Трет глаза и медленно перебирает ногами, пока не застывает на пороге кухни и смотрит на девушку, как на НЛО. Волосы заколоты шпилькой в низкий пучок, почти половина наружу, на теле его черная рубашка от живанши последней коллекции, одна нога упирается ступней в стул, на котором она сидит, а другая просто висит, едва касаясь пола. Элизабет смотрит на парня, опускает ногу и вытаскивает изо рта чайную ложку с… Что это? Мороженое? Да еще и розового цвета. — Как спалось? — спрашивает она, кладя ложку в маленькое ведерко с мороженым, и поворачивается к нему. Парень, думающий, что наверно до сих пор спит, подходит к графину и осушает стакан с водой, не сводя взгляда с девушки. Он смотрит на квадратные белые часы на столешнице «7:12», а потом и на ведерко мороженого, которого явно не было в холодильнике. Ей не нужен его ответ, чтобы понять. И так ясно, что нормально, если не считать того, что Купер спит в разных положениях, а ночью, Джонс вообще чуть не свалился с кровати, потому что его пнули в бок, но наверно, то ли таблетки действовали, либо он вообще так сильно устал, что вообще не воспринимал внешних раздражителей. Бетти его вовремя поймала, но так получилось, что Джонс головой задел светильник и верхушка полетела вниз, разбиваясь вдребезги, и при этом он продолжил спать. Джагхед вспоминает разбитую бра и достает из-под раковины тряпку с ведром и идет в спальню, а Купер плетется за ним, наблюдает, как он убирает и неловко поджимает губы, и потом думает, что сам виноват. Зачем вообще бра вешать так близко к кровати? Тупой вопрос, согласна… Это только начало. Позавтракав, Джагхед уходит на работу. Смотрит пару раз на Элизабет, она улыбается одним уголком губ и говорит, чтобы сходил в магазин, потому что она большую часть денег оставила дома. Их хватило только на мороженое, у него закончились продукты. Выпроваживает его и закрывает дверь, прижимаясь к ней спиной и выдыхая. «Ведь можно попробовать, а если не получится, разойтись?» Дни идут быстро, особенно утро резко сменяется обедом, а он и вечером, который длится слишком долго в тишине, в чаепитии, иногда под вишневую сигарету, но очень редко. Проходит дня три не меньше, и каждый день они открывают что-то новое, а потом смотрят так странно друг на друга мол «А ты не спрашивал (а)». И вчера наверно была одна из таких ситуаций. » — А сколько тебе лет? — вдруг интересуется Купер, смотря в телевизор и облизывая ложку с мороженым. — В этом году будет 27. — Девушка давится холодной сладостью и прокашливается, смотря на него. — Слишком старый? — хмыкает он. Ему не дашь больше 23, каких уж там 27. Джонс редко кому говорит о своем возрасте, может иногда стыдится, что цифра дошла до отметки «уже», а может быть просто не хочет слышать в свой адрес вопросы о семье, девушке, детях». Все эти три дня она буквально живет в его квартире, а он и не гонит никуда. Элизабет возвращается домой, одежду сменить и денег взять, только теперь уже и не на свои нужды. Постепенно в квартире ко всем вещам ставится плюс один. Еще одна подушка, зубная щетка, расческа, тапочки, а вместо ночнушки спит в его рубашке от живанши, хотя, и слышит иногда, как он возмущается. Через четыре дня они начинают привыкать и понимать привычки друг друга. Джонс все еще работает и дорисовывает портрет, все также, не пуская ее в свою мастерскую, а Элизабет продолжает работать в клубе, но только уже с выходными. И чем больше часов они проводят вместе, тем сильнее их натуры пронизывают друг друга. Это уже становится чем-то большим. Когда узнаешь человека лучше, не прогибаясь под него, а рассматривая, как он сам показывает, что ему по нраву. Джонс до этого и не знал, что Купер просто обожает сладкое: мороженое вишневое, клубничное, шоколадное, яблочное, но особенно первое, шоколадки с орешками, без, молочные, с изюмом. Если человек хочет сладкого, значит у него недостаток любви? Так, кажется, было в одном посте в соцсетях. Он смотрит на весь этот ад для диабетика в своем холодильнике и просто не понимает, как Купер все это съест. И она ест, но самое интересное — не поправляется ни на грамм. Она рушит все устоявшиеся нормы и принципы. Трогает его вещи и не убирает обратно, крошит печеньем на одеяло, а потом он вытряхивает его на балконе. Доходит до того, что он чуть не убивается в собственной ванной, потому что, красившись, она не замечает, как роняет тушь на пол, а Джонс заходит утром и наступает на нее, ударяясь лбом об тумбу. Они располагаются в спальне. Джонс лежит на двух подушках с закрытыми глазами и благодарит Бога, которому вообще никогда не внимал, что на месте удара оказалась деревянная тумба, а не холодная раковина. Если было бы наоборот, то летальный исход был бы обеспечен. Элизабет сидит рядом и удерживает на его лбу специальный пузырь со льдом, чтобы прикладывать к больным местам. Пока Джонс лежит и тихо дышит, она чуть улыбается, а потом слышит недовольное бурчание: «Чуть человека не убила и улыбаешься». «Но не умер же». Так и проходят дни. Ей нравится слушать примитивные песни про любовь, что никак не вяжется с ее апатичным характером, а ему — классику. Элизабет видит его деятелем искусства, парень своего рода сам как произведение искусства. Стройное и красивое тело, пару родинок на лице, светлые волосы, всегда такие мягкие и пахнущие мускатом и глаза темные со светлой радужкой. За всю неделю у них не было близости, только мягкие поцелуи в постели, уютные объятья со спины и дыхание в щеку. На этом все. Им комфортно до тех пор, пока на восьмой день осознание бьет по ее больной голове и заставляет посмотреть вокруг. Удавиться тем, что внутренний голос твердит, она зависит от него, вплетается своей серостью в его и так не блещущею красками жизнь, думая, что это не совсем ее место. И все становится явным этим вечером с сигаретой меж губ и зеленым чаем, разлитым на две кружки. — Чувствую себя главной героиней фильма «Красотка», — Купер выдыхает в сторону и встряхивает пеплом над фарфоровым блюдцем. Она смотрит своим мутным от дыма взглядом на Джагхеда и вновь затягивается. — С тем расчетом, что ты не проститутка, — холодно добавляет он. «А стриптизерша». Проносится в голове у обоих. Это она понимает, когда Джонс встает и направляется к столешнице, чтобы взять с нижней полки бутылку «Martell», тихо добавляя: " И каково раздеваться перед незнакомыми людьми?» В голосе проскальзывает капля раздражения и ревности, которую он сразу же запивает крепким напитком. Он не так часто пьет, об этом говорит запечатанная бутылка, но именно сегодня вся горечь вырывается наружу. Он уже давно признает, что ему не нравится видеть раздевающуюся и вьющуюся у пилона не только для него, но и еще для нескольких пар глаз девушку. — Я же не сплю с ними. — Элизабет решает пристрелить его окончательно. Хладнокровно и без сожалений. «Одна ночь. Пару поцелуев. И вот тебе сцены ревности на лицо. Тошнотворный выходит на экраны сериальчик.» Джагхед терпит, терпел, не зная ее ответной реакции, но теперь видит, что все летит к чертям. А Элизабет в тишине прокручивает всю информацию, проходящую сквозь мясорубку. Надо приостановить свой пыл. Резкое, ниоткуда взявшееся желание к жизни немного пугает ту, которая совсем не привыкла к подобному отношению, среде. Поезд с пассажирами «забота, привязанность, ревность, затяжная депрессия и безразличие» спешит раздавить ее на рельсах. Потому что нельзя так вторгаться в личное пространство, мнимо качать свои права и лежать в чужой кровати и рубашке, думая, что все заебись. Начинает тошнить от высоких чувств, преисполнивших друг друга. И вновь, просыпаясь посредине ночи, она забирает свою сумку с прикроватной тумбочки, обводит взглядом спящего парня и уходит. Джонс слышит хлопок двери и открывает глаза. Не бежит за ней, продолжает лежать и снова закрывает глаза, а потом опять открывает. Купер заходит в лифт и уже не уверена в своих решениях, мыслях… чувствах. Сама ставит тайм-аут в их непонятных затяжных отношениях, дает пищу для размышлений, как думает она, но на самом деле, в глубине души хочет вернуться в прежнее состояние и понять, что будет не так, вернется ли прежняя Элизабет? Время расставит все точки над i...