***
В это время на кухне с зашторенными окнами Джонс ставит чайник и открывает холодильник, чтобы перекусить и пойти на работу, но взгляд цепляется на вишневое мороженое. Он долго держит открытым холодильник, вздыхает, достает бутерброд и садится, пока напротив стоит ее кружка. Она оставила все как есть, даже не пыталась скрыть свое нахождение в этой квартире, которая вмиг стала слишком пустой. Но разве Джонс не так встречал каждое утро? В одиночестве, тишине. Все было четко расписано по часам, а теперь вся программа полетела, на кровати лежит не одна подушка, а две, а холодильник забить сладостями, когда он вообще такое не ест. Дожить до двадцати семи в полном одиночестве, а через две недели уже убиваться от него. Такое ощущение, что жизнь делится на: «до встречи с Элизабет Купер» и «после», где сейчас он и находится. Немыслимо просто. Как можно за две недели так привыкнуть человеку, сидеть и воображать, как она находится перед ним, говорит что-то колкое, кушает свое мороженое с утра и сдержанно улыбается? Они возвращаются к началу и просто продолжают жить как раньше, без друг друга.***
Есть несколько стадий, через которые проходят пары после расставания. Правда это или нет, увидим… Первая стадия — отрицание действительности. Джонс дорисовывает ее портрет и ставит на самое видное место — на огромное окно. Не знает, что им движет, но так спокойнее, когда он приходит поле работы, засиживается за бумагами, а потом вновь проводит бессонные ночи за мольбертом, изредка поглядывая на картину. Элизабет же продолжает работать теперь и по выходным, но на ее выступления парень не приходит. Странная привычка пялиться куда-то в дверь и ждать, что он придет, сядет в заднем ряду, и они будут смотреть только друг на друга на протяжении всего танца. Вторая стадия — гнев. Они пропускают это. Злится и винить друг друга во всех смертных грехах — не их стезя. Поэтому эта стадия отпадает. Третья стадия — надежда на лучшее. На четвертый день Джагхед срывается и идет в клуб, но не показывается на виду, обещая себе, что обязательно подойдет и заговорит. На подсознательном уровне понимая, что возвращается на несколько дней назад. Бетти видит уезжающую феррари и тихо вздыхает, ведь ему не удалось остаться незамеченным. А она не могла переступить через принципы, через себя и подойти. Возможно, завтра все измениться. Четвертая — депрессия. Наверно, эта стадия началась еще до первой, поэтому ничего нового. Элизабет впервые за год берет отгул, потому что не хочет вставать с постели. Поэтому весь день проходит в самобичевании, тушении сигарет в пепельнице под музыку Charlie Puth'a. Увидела бы она себя такую две недели назад, то нервозно улыбнулась и пошла, отхватила бы сразу три дозы за раз. Прошло 5 дней. А ей к зеркалу страшно подходить, эти ничтожные дни существования будто высосали из нее всю энергию. Руки становятся еще тоньше, а весы показывают не очень-то и «здоровую» цифру. Даже Свит Пи замечает ее изменения, заводит в гримерку и одаривает тяжелым взглядом, потому что это был первый раз, когда она потеряла сознание вовремя выступления и не смогла самостоятельно встать, потому что сил не было, тянуло в сон, глубокий и беспробудный. Парень разговаривает с ней, но толку? Она все равно не слушает, закуривает и продолжает еще усерднее издеваться над своим организмом, чем две недели назад. Джагхед же просто выкидывает все сладости из холодильника, разбивает (не специально) кружку и топит один вечер в алкоголе со снотворным, потому что уже невыносимо терпеть. Пятая — жизнь с чистого листа. Неделя прошла. Все в порядке, если не углубляться в себя, есть в одиночестве, смотреть новости, до которых тебе до лампочки, пусть хоть война начнется, по фиг, и работать дальше. Вернуть все на круги своя — намного сложнее, чем погрузиться во всю эту непонятную чушь, сначала из мнимой помощи, а заканчивая — лежа в чужой постели. Снова появляется эта черта под названием «нормально», которую они успешно пересекают. Но. Внезапный звонок. Визг шин. Вскрик. Удар. И вот датчик, указывающий на это «нормально» пробивает стекло, вылетая на хрен. Очередной вечер. Элизабет исполняет свою программу и уходит в гримерку. Но видимо, один из гостей становится слишком самоуверенным и наглым. Он идет за Купер, которая скрывается за дверью, входит и скользит взглядом по оголенной спине. Увидев постороннего в зеркале, девушка разворачивается, и сердце вот-вот познает, что такое тахикардия. Ей не надо спрашивать, что он здесь делает, все предельно ясно. Противный мужчина средних лет, в потертом костюме с улыбкой. Он что-то говорит, что-то пошлое, противное, режущее слух. А у Элизабет звенит в ушах, и взгляд резко падает на дверь позади него. Рывок вперед — и грубые руки подхватывают ее за талию, прижимают к себе. Она кричит, брыкается, ком страха в горле не дает нормально вздохнуть, и ей удается отстраниться от него, укусить за руку, зажимающую рот, и получить пощечину, ощущая, как пульсирует кожа, а нижняя губа лопается. Липкий страх обволакивает ее. Элизабет на не слушающихся ногах подбегает к туалетному столику. Достает телефон с сумочки и метается по комнате, нажимая дрожащим пальцем на единственный контакт. «Пожалуйста, пожалуйста, возьми трубку» И когда после гудков раздается: «Алло». Голос, который она желала слышать еще несколько дней назад. Она вздрагивает от рук, вырывающих телефон, и почти кричит. — Джагги, забери меня… Телефон падает на пол, а Купер застывает, щека до сих пор горит и болит от удара, глаза напротив пожирают, ее вот-вот разорвут на части, безжалостно. «Быстрее».***
Джагхед едет домой, как слышит, что в кармане звонит телефон, сразу достает и отвечает, ведь звонит «она». — Алло, — выдает напряженно и слышит ее тяжелое дыхание, а потом «Джагги, забери меня». Потом резкий стук, ее крики и мужской незнакомый голос. Рыкнув, парень отшвыривает телефон на сиденье рядом, выкручивает руль, не слыша гул соседних машин, виски пульсируют, он резко давит на газ и со всей силы сжимает дорогую кожу. Каждая секунда режет тупым ножом по живой плоти. Он останавливается у черного входа, выбивает дверь ее гримерки и стоит тяжело дыша. Комната полностью разрушена, туалетный столик валяется на полу с разбитым зеркалом, а все украшения и косметика — вокруг него. Элизабет, забитая в углу, сидит и тихо плачет, обнимая свои колени, пока перед ней стоит какой-то мужчина. Он оборачивается на парня и хочет что-то сказать, как Джонс сжимает руку в кожаной перчатке и валит насильника на пол, ударяя его со всей дури, и его мгновенно вырубает, но Джагхед не останавливается, бьет до тех пор, пока на лице не остается живого места. Голова горит от злости, он тяжело дышит, удивляясь, как ему хватило духа остановиться. Сглатывает ком и смотрит на бездыханное тело мужчины, снимает перчатки и откидывает, подходя к Элизабет. Девушка смотрит на Джага и плачет навзрыд, утыкается носом в свои коленки, пока на плечи ложится его пиджак, а знакомые холодные руки сгребают в свои объятья, и голос уже более успокоившийся и твердый говорит: «Пошли домой».