Мы ведь семья

— Вы выгоняете меня? Сакура в искреннем удивлении и неверии посмотрела на Учиха. Почему-то ей вдруг захотелось рассмеяться. До колик. До слез. Гормоны, наверное. Она никак не могла подумать, что ее попросят из дома, из клана, как только на это выдастся возможность. Оперативно. Даже в духе Учиха. Приступ Микото-сан. Микото-сан ведь в больнице, она за нее не заступится. Не осадит и не образумит своего совсем потерявшегося сына. Сакура смотрела на Итачи, а губы сами растягивались в печальной улыбке. Она почему-то наивно думала, что их отношения давно уже сдвинулись с мертвой точки, они давно перестали видеть друг в друге источник раздражения и непринятия. Сакура думала, что за столько времени они изменили друг к другу отношение. По крайней мере, наивной Сакуре казалось это взаимным. Она ошибалась. Итачи ее все так же не принимал. Итачи был готов выставить ее из дома при первой же возможности. Ему было плевать на ее чувства, на ее положение. Ему с самого начала было на нее плевать. Сакуре стало противно. Она помнила, с каким трепетом, пусть и хорошо скрываемым, Саске относился к своей семье, Саске считал, что семейные узы самые крепкие. И Сакура в это верила. Верила, пока сама не вошла в семью Учиха. Отвратительные. Сакуре разом они все стали отвратительными. Она было обманулась и правда подумала, что Итачи переживает за Микото-сан. Нет, Итачи переживал только за то, чтобы поскорее избавиться от своей невестки без лишних сантиментов. — Тебе лучше вернуться к родителям, Сакура. Так будет лучше для тебя, — Итачи был невозмутим и непреклонен. Его бледное лицо выражало такую глубокую вселенскую усталость, что, казалось, каждое слово ему давалось с трудом. Он совсем не хотел объяснять все этой девушке на пальцах — и так все должна была понимать, не глупая. У нее скоро должны начаться роды. Без Микото-сан никто за ней здесь не присмотрит — Итачи уж точно не разорваться между домом и... миссиями собственного назначения. Это все ради ее блага. Итачи не понимал, почему ему вообще нужно было объяснять такие очевидные вещи. Итачи не понимал, почему вообще он должен был что-либо объяснять. Всегда всем его советам-приказам беспрекословно следовали. Даже глупый младший брат. Но, смотря на помрачневшую Сакуру, Итачи видел в ней вновь проснувшееся недоверие. Недоверие к нему. Она не верила ни одному его слову. Она тоже, как и все остальные, искала в словах Итачи двойной смысл, провокацию. Сакура не верила, что он может просто переживать за нее. Как не чужой человек. Как старший брат ее мужа. Сакура снова спустя долгое время увидела в Итачи опасность. Она терпеть не могла все эти игры. В голове сразу родилась мрачная мысль, что если она уйдет сейчас, то не вернется уже никогда. К Саске — тоже. Итачи, кажется, по глубокому смятению в глазах сумел прочитать все ее проснувшиеся страхи. Это было не сложно. Сейчас Сакура была у него как на ладони. Как и всегда. — Кроме Микото-сан здесь о тебе некому позаботиться. Я на днях ухожу на миссию. Ты ждешь ребенка, тебя нельзя оставлять одну. Ты и правда этого не понимаешь, Сакура? Он разговарил с ней как с ребенком. Казалось, пошел против своих привычек и все-таки стал объяснять очевидное. Но Сакура все равно ему не верила. Все равно искала какой-то подвох. Итачи не мог заботиться о ней. Не мог переживать за ее здоровье, за беспокойное состояние перед родами просто так. Итачи ведь никогда не делал ничего просто так. Она была уверена. — Я не хочу никуда уходить, Итачи-сан. Я в первую очередь медик и смогу о себе позаботиться. К тому же, до родов еще две недели. Итачи не переменился в лице, но Сакура отчетливо увидела сквозь чужую маску невозмутимости раздражение. Итачи был раздражен. И почему-то Сакуре понравилась уже сама мысль — быть источником раздражения холодного Итачи Учиха. Сакура не хотела играть по его правилам. Не хотела быть ведомой. Ей и правда как ребенку хотелось противоречить ему буквально во всем. Идти наперекор. Сакура злилась на него. Злилась на себя, потому что по крайней мере сейчас они могли бы сплотиться и хотя бы попытаться стать нормальной семьей. Ради Микото-сан, ради ее будущей внучки. — Как скажешь, я не могу за тебя решать. — Хотя очень хотели бы. Итачи изогнул бровь. Видимо, все-таки он чем-то задел. Сакура между тем посмотрела на него с какой-то отчаянной уверенностью. Она впервые так пристально и неотрывно смотрела ему в глаза. Совсем не боясь иллюзий. Ни иллюзий шарингана, ни своих собственных. — Итачи-сан, я не заложница. Меня не нужно контролировать, не нужно опекать. Я тоже часть вашего клана. И не надо за меня решать, что для меня будет лучше, а что нет. Я сама знаю, что у меня всегда есть выбор. — Как скажешь, — это все, что кинул напоследок Итачи, развернувшись и закрыв за собой седзи. Сакура выдохнула. Она устала. Устала не меньше, чем Итачи. Девушка буквально чувствовала напряжение, сквозившее между ними, но теперь оно ее не пугало, а просто раздражало. Напрягаться от присутствия Итачи Учиха поблизости уже стало делом обычным. Сакура привыкла к Итачи. Но совсем не так, как она хотела. Сакура росла в семье, где не было никаких интриг и давления. В ее семье любили, поддерживали. И несмотря на ссоры, не закрывались друг от друга. В семье Учиха все было наоборот. Сакуре казалось, что здесь всем друг на друга плевать, каждый играет какую-то свою игру, каждый живет своей жизнью. Сакура не понимала, что здесь так держало Саске. Сакура ведь знала: Саске любил свою семью. И она тоже хотела полюбить. Разделить эту любовь вместе с ним. Но у нее не получалось. Совсем. Потому что Сакура не видела любви в ответ. Кроме Микото она была здесь никому не нужна, никто ее здесь не задерживал. Так почему она решила остаться? Назло Итачи? Назло своим сомнениям? Сакура уже запуталась, кому и что она хотела доказать. И, кажется, запутала даже самого Итачи. Девушка вздрогнула от того, как резко возник перед ней объект ее тяжелых мыслей. Сакура окинула вернувшегося Итачи многозначительным взглядом, подметив, что темный фартук ему шел даже больше, чем ей. А аккуратный высокий пучок на голове так и вовсе делал из него приятного домашнего человека. Совсем не тонкого провокатора. Совсем не Учиха. Сакура едва сдержалась, чтобы глупо не улыбнуться. Слишком уж живой контраст тут маячил перед глазами. — Вам идет, — только и смогла выдавить из себя Сакура. Напряжение несколько развеялось. Девушка уже не могла в полной мере злиться на парня в фартуке, который все-таки решился ей помочь приготовить обед. Даже если это все еще был Итачи Учиха. Сакура решила абстрагироваться. Так было проще. В первую очередь для нее. — Ты не заложница, ты свободна и тебя никто здесь не контролирует, — вкрадчиво проговорил Итачи, тем временем доставая из пакета свежую рыбу. — Выбирай сама: займешься рыбой или овощами. Сакура нервно сморгнула. Нет, он издевался? Он сейчас правда издевался? — Я говорила не об этом праве выбора, но все равно спасибо, — Сакура взяла корзину с зеленью. Сакура все еще не верила, что это все происходит взаправду: она делит с домашним Итачи не только дом, но и кухню.

***

Саске сидел у костра, посматривая на запекающуюся свежепойманную рыбу. Ему уже давно осточертело есть одно и то же. Но выбора не было. У Саске давно уже не было выбора. Ему было некуда идти. Путь домой закрыт — его тайно объявили нукенином в собственной деревне — за участие в восстании, убийстве шиноби Тумана и подрыве дипломатических отношений между Конохагакуре и Киригакуре. Саске нельзя было возвращаться. Итачи был прав, как бы он этому не противился. Пока в Тумане все еще было неспокойно, Учиха не смел подавать признаки жизни. Саске понимал, что загнан в угол. Тупая боль от потери близкого человека, Изуми, все еще не утихала. Злость на брата только усиливалась. Злость на себя и свою беспомощность съедала изнутри. Саске почти не вспоминал о Сакуре. Она ведь так и не ответила ни на одно его послание. С начала миссии Учиха отправил три письма, зная, что Сакура как всегда будет за него переживать и написывать сама. Ответа он так и не дождался. У Саске не было времени разбираться, в чем было дело. Саске отвлекся. Завлекся. Миссией, Изуми, интригами, беспокойными снами. А Сакура все не отвечала. В один момент Саске и вовсе перестал писать. Решил во всем разобраться дома. Сейчас же Саске вообще не знал, вернется ли он домой. Увидит ли Сакуру. В Конохе. В клане Учиха. Почему-то Саске был уверен, что она давно вернулась к родителям. Почему-то Саске был уверен, что без него она в Учиха не сможет. Не захочет. Саске знал, что Сакуре было трудно. Трудно в его семье. Но почему-то тогда, еще находясь рядом с ней, он это упрямо игнорировал. Саске не понимал, почему задумался об этом только сейчас. Он хотел увидеть ее. Больше, чем мать с отцом. Как бы Саске не раздражался от излишнего внимания Сакуры — она всегда поддерживала его. Поддерживала даже тогда, когда он отталкивал, принижал, указывая на ее слабости. Сакура всегда оставалась рядом. Потому что хотела. Потому что Саске был ее семьей. Как и Сакура — его. Учиха, полностью погрузившись в свои мысли, даже не обратил внимания на раздавшийся шорох в тени деревьев. Он знал, за ним уже давно шли по пятам. — Знаю, едой ты не поделишься, но я все равно дам себя обнаружить. Саске перевел безразличный взгляд на выросшего рядом и вытянувшегося во весь рост Суйгецу Хозуки. — Что ты здесь делаешь? — Ищу компанию. Уже несколько дней ни с кем не разговаривал. Кроме белок и тебя в этом лесу никто не водится. Суйгецу опустился рядом с Саске и задумчиво посмотрел на согревающее пламя. Рыба была почти готова. — У меня пропал брат. Он тоже был… там. Я подумал, если тебе все равно нечем заняться, может, поможешь мне найти его? Саске ничего не ответил. Только мрачно хмыкнул. Во время восстания он видел шиноби-мечника, кто внешне был похож на Суйгецу. Даже техника владения кендзюцу была та же. Старший брат Хозуки был на стороне проигравших. На стороне уже свергнутого Каге и старейшин. Саске был почти уверен: брат Суйгецу мертв. И даже знал, от чьей руки. Если в восстании были замешаны шиноби Конохи, АНБУ, он знал, кто обычно заметал следы. Итачи Учиха всегда делал это профессионально. Саске посмотрел на Суйгецу и невольно в пустых мутных глазах увидел что-то знакомое. Увидел себя. Саске тоже бегал за братом. Саске тоже был зависим. Только Суйгецу не предавали. Суйгецу не играли как поломанной игрушкой. По крайней мере, сейчас. На мгновение подкорках сознания Саске заскреблась липкая тяжелая мысль. Саске тоже захотел поиграть — снова взять пример с брата. — Я помогу тебе, Суйгецу.