— Какого черта, Итачи? Кто тебе приказал убрать Микото? Данзо? Цунаде? Какой ультиматум они тебе поставили? Почему ты не дождался меня?
Шисуи выпаливал вопросы один за другим. Будто они были на допросе. Будто Шисуи заведомо отказывался верить в произошедшее. Верить, что его друг убил собственную мать, и так прикованную к кровати.
Впервые поступок близкого друга вызвал в нем не немое, уже привычное восхищение, а упрямое, леденящее непринятие. Даже у шиноби были миссии, от которых они отказывались. И плевать, какую цену они потом платили за свой выбор.
Итачи, видимо, не стал рисковать. Не стал ничем платить.
Итачи сам продался. Своим идеям, своим планам.
Шисуи не мог этого принять.
Итачи это понял по одному пустому взгляду. Итачи было этого достаточно. Достаточно, чтобы все понять.
Шисуи больше не на его стороне. Шисуи сдался.
Итачи никогда не назвал бы своего единственного друга трусом. Здесь было что-то другое. В нем что-то сломалось.
Как в его отце.
Шисуи передумал жертвовать. Собой, другими. Всем. Всем тем, что так легко поставил на кон Итачи.
Но почему? Почему теперь и Шисуи решил остановиться? Почему решил его оставить? И даже осудить.
Итачи было плевать. Он давно понимал, к чему все шло. Только вот Шисуи до сих пор не понимал. Вернее, отказывался понимать.
— Ты говорил, что полагаешься на меня. Так почему ты отошел от наших планов? — Шисуи смотрел Итачи прямо в глаза. Впервые его друг казался ему нечитаемым. Впервые Шисуи посмотрел на Итачи так же, как обычно смотрели на него все остальные —
с недоверием.
— Ты сам не стал участвовать в последнем собрании. Я не мог больше ждать.
Итачи говорил ровным, безэмоциональным тоном — его невозможно было считать. Даже Шисуи.
Между тем Шисуи тоже не переменился в лице. Не стал вестись на возможную провокацию.
— У меня была миссия от Хокаге, — коротко ответил он. Итачи хмыкнул. Итачи заранее знал все ответы друга. Итачи заранее был готов к этому разговору. В отличие от Шисуи.
— Подставная. Ты это знал. Тебе просто дали шанс уйти — ты им воспользовался.
— Ты ошибаешься. Я сам выбрал этот шанс. Итачи, ты не сможешь, даже вместе мы не сможем. Остановись. Ты уже…
На мгновение в глазах Итачи вспыхнуло раздражение. И тут же погасло.
— Да, я
уже. Ты правда считаешь, что есть смысл останавливаться?
На это Шисуи нечего было ответить. Только выдохнуть. Он и правда опоздал.
— Ты изменился, Итачи.
— Ты не это хочешь сказать.
Итачи прав. Шисуи вообще не хочет говорить. С Итачи ему больше не о чем говорить. Все и так ясно.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Я возглавлю клан.
Ожидаемо. Кто еще мог занять место главы, как не он? Удобно.
Особенно удобно старейшинам Конохи. И не менее удобно старейшинам клана — наконец-то сместили Фугаку, который в последнее время размяк. В клане уже давно ходили мрачные ожидания перемен. Наконец они настали. Обошлось все малой кровью. Обе стороны довольны.
«Но доволен ли ты, Итачи? Ты ли отделался малой кровью? Уверен, каким бы сильным ты ни был — у тебя не хватит духа прийти на похороны матери. У тебя не хватит духа сказать собственному отцу, что он не сможет даже проститься с ее телом. У тебя не хватит духа не сорвать с себя же маску. У тебя не хватит духа отказаться от последнего человеческого, что в тебе еще осталось. Я тебя знаю, Итачи. Ты изменился, но я все равно все еще тебя знаю. Помню».
На губах Шисуи скользнула печальная усмешка. Он очень хотел оказаться правым. Он очень хотел не ошибиться в Итачи. Не ошибиться в своем окончательном решении.
— Я ухожу из АНБУ.
Итачи ничего не ответил. Они оба понимали, что это значит. Шисуи больше не играет. Шисуи выходит из игры.
— Я хочу, чтобы ты вошел в совет при клане. Ты мой друг, я доверяю тебе.
Шисуи снова усмехнулся. Он никогда не был дураком. Он никогда не страдал иллюзиями — сам был в них мастер. Итачи никому не доверял. Никогда. Даже ему, Шисуи.
Итачи верил только себе, держал все в себе.
Даже его дружбу с Шисуи нельзя было назвать полноценной дружбой. Скорее, это было партнерство. Взаимовыгодное, тесное, крепкое. И все же только партнерство, не более. Итачи никогда не подпускал кого-то близко к себе. Как бы Шисуи не ломился.
Двери в душу гения клана Учиха были всегда закрыты.
Шисуи думал, что Итачи просто сложный, просто живет в себе. Шисуи думал, что это точно пройдет.
Шисуи ошибался.
Сначала брат, потом Изуми, затем отец и мать — Итачи будто намеренно вырезал, удалял от себя самых близких. Тех, кто мог вернуть его назад. Тех, кто мог хотя бы на секунду заставить его поколебаться. Не взваливать то, что он уже на себя взвалил. Шисуи даже не нужно было гадать, кто был следующим в списке его друга.
Бывшего друга.
— Ты всегда можешь на меня рассчитывать, Итачи.
— Я знаю. Сегодня совет старейшин. Я хочу, чтобы ты тоже пришел.
Шисуи коротко кивнул. Он и сам собирался: не каждый день лучшего друга назначают главой клана.
Не каждый день Шисуи наблюдает внутриклановые перевороты — свержение отца собственным сыном.
Шисуи обязательно придет. Шисуи обязательно примет новые правила игры. Поддержит друга.
Он же не хочет быть следующим.
***
— Что произошло?
— Отказало сердце, Сакура-сан.
— Причины.
— Еще не установлено, Сакура-сан. Результаты вскрытия еще не готовы.
Сакура выдохнула и снова опустилась на стул. Снова пробежалась потухшим взглядом по последним анализам. Она совершенно ничего не понимала. Она ведь сама следила за состоянием Микото-сан, сама видела все отчеты — все шло к медленной поправке.
Сакура отказывалась что-либо понимать и тем более верить в произошедшее.
У Сакуры уже даже не хватало слез, чтобы выплакать всю разъедающую горечь.
Это сложно. Это тяжело.
— Сакура-сан, идите домой. У вас дочь…
— С ней сейчас моя мама, все в порядке. Но ты прав, Акира, я действительно пойду. Говоришь, результаты вскрытия будут готовы сегодня вечером?
Молодой медик только кивнул. У Сакуры есть еще полдня. Полдня, чтобы прийти в себя, а вечером вновь окунуться в живой кошмар.
Микото-сан больше нет.
После того, как ее же коллеги по госпиталю сообщили ей эту новость, Сакура находилась словно в каком-то бреду. Она не могла в это поверить. Это невозможно. Это ошибка. Грубая, жестокая ошибка.
Но весь бред как рукой сняло, как только ей показали уже остывшее тело. Как только Сакура посмотрела в пустые стеклянные глаза, в которых больше не было былой доброты и мягкости. Микото-сан в этом теле больше не было. В нем остались только холод и смерть. То, что сейчас окутывало и съедало Сакуру изнутри.
Она не должна была оставлять Микото-сан ни на час. Должна была дежурить у ее кровати не отходя ни на шаг.
Если бы она была рядом… Она бы могла бы помочь. Она же один из лучших медиков Конохи.
— Шаннаро!..
Сакура взвыла, обессиленно приложившись кулаком о стену. Ссадины на разодранных костяшках даже не сразу противно защипали. Сегодня Сакура впервые забыла надеть перчатки — торопилась.
Теперь Сакура не спешила возвращаться домой. Сакура знала, мама все равно только рада была посидеть с внучкой. У нее еще было время.
Было время вернуться туда, куда она совсем не хотела возвращаться.
***
— Итачи…
Сакура нашла его в общей комнате сидящим, задумчиво уставившимся в одну точку. Он даже не взглянул на вошедшую невестку. Будто не заметил. Будто ему было все равно.
Сакура подошла ближе. Опустилась рядом. Почему-то ей было страшно посмотреть сейчас прямо в глаза Итачи Учиха; ей было страшно увидеть там горечь, боль, шок — все то, что она переживала сейчас сама.
Сакура знала: Итачи сильный. Итачи точно справится даже с этой потерей.
Справится ведь?
Сакура невольно потянулась к чужой руке. Крепко сжала ее. Холодная. Но руки Итачи больше не дрожали — как в тот раз, когда он узнал о приступе матери. Сейчас он будто был спокоен.
Мертвенно спокоен.
— Я… мне очень жаль, Итачи.
— Я знаю. Спасибо.
Сакура не заметила, как сама прижалась к нему. Единственное, что сейчас она могла сделать — побыть рядом. Поддержать. Отдать тепло, которое у нее самой уже давно тлело.
Нужно вместе помолчать. Будет легче. Когда-нибудь станет легче.
Сакура не знала, сколько они так просидели. Сакуре было неважно. Сегодня для нее время точно остановилось. Как и для Итачи.
Сакура ведь еще не знала, каково терять родителей. Сакура не знала, каково сейчас Итачи. Сакура только знала, что сейчас она не имеет права бросить его.
— Пойдем со мной. Сарада тебе будет рада. Пожалуйста, Итачи.
Сакура буквально умоляла. Ей было страшно оставить Учиха сейчас одного. Страшно бросить еще одного человека.
— Извини, Сакура. В следующий раз. Сегодня у меня осталось одно важное дело, — Итачи повернулся к девушке. Тонкие губы растянулись в мрачной улыбке. Сакуре стало не по себе — по телу прошлась легкая, сковывающая нутро дрожь. Она все еще не знала Итачи. Она все еще тянулась к нему вслепую. Даже сейчас. Когда к горлу подкатывал невольный страх.
Сакура боялась. И боялась не за Итачи. Она боялась Итачи.
Но Сакура не хотела признаваться в этом даже самой себе. Не сейчас.
Сейчас она должна поддержать Итачи. Как это делают в семье. Как это делают люди, которым не все равно. А Сакуре ведь не все равно. Она любила Микото, она пыталась полюбить Итачи.
В конце концов, она тоже Учиха — она не могла оставаться в стороне. Итачи нуждался в ее поддержке — она чувствовала. Как бы он не заигрывался в холодного и безразличного — за маской точно прятался человек. Самый обычный человек. Со своими страхами, кошмарами. Со своими слабостями.
Сакура была уверена: Итачи просто хорошо играл. Играл в сильного. Сакура понимала: это всего лишь защита.
Защита, которую она хотя бы сегодня должна была сломать. Должна заставить Итачи принять ее тепло. Принять ее в свою закрытую семью.
— Мы будем ждать тебя.
Итачи ничего не ответил. Только вскоре проводил вышедшую Сакуру из дома. Выдохнул.
Какая все-таки сердобольная. Ослепленная. Ведомая. Ее чувства — словно пластилин: лепи из них что хочешь.
Итачи нравится. Сакура — не Шисуи. Здесь даже не нужно напрягаться — она податлива, разбита, напугана. Прекрасный материал.
Прекрасная Сакура. Ужасный Учиха.
