Администратор

Слава так и замер на пороге, вцепившись рукой в косяк. За спиной послышался голос Ваньки: — Дядь, чего там такое? Дай пройти. Фаллен попытался заглянуть в комнату, потом пройти мимо, Слава машинально перехватил его. — Стой, — он с удивлением услышал собственный голос как со стороны, непривычно сиплый, прокашлялся и повторил громче: — Стой, Вань. Не надо туда ходить. Надо закрыть дверь и не заходить никому, и вызвать полицию… Ну или кого там нужно вызывать… — “Скорую”, может? — о, еще и Окси нарисовался. Куда без его ценных указаний-то? — Я не знаю как в Англии, Мирон Яныч, — хмуро сказал Слава, оборачиваясь к Мирону, — а в России перерезанное горло ни один доктор Хаус не заштопает... Полицию вызывать надо. При словах про перерезанное горло Мирон ощутимо побледнел, воображение, видимо, яркое. — Мне только одно интересно, как ты вызовешь полицию, если связи нет? — Окси помахал телефоном. — Я с полудня ни до кого дозвониться не могу, сеть недоступна. — Может, тебе просто навык набора номера недоступен? — сладко поинтересовался Фаллен. — Вань, не сейчас, — нервно дернулся Слава. Он опасался, что вот-вот начнется паника и все личные разногласия... не до них как-то. Странно, что Ванька не понимал - все серьезно и страшно, не до шуток. Не дурак ведь, вроде. Ваня примолк. Слава оттеснил его от двери и закрыл ее, так и не дав взглянуть. Нечего. Он сам бы с радостью забыл эту жуткую и отвратительно реальную картину, но подозревал, что она еще долго будет видеться ему в кошмарах. Очень долго, если не всю оставшуюся жизнь. В голове мелькнула мысль, что надо бы зайти, взять ключ от кабинета и запереть его от всех любопытных глаз, но прямо сейчас на это не было сил. Мамай, тем временем, немного пришел в себя, вцепился в Мирона и что-то зашипел ему в ухо. Слава разобрал “я тебе говорил”, но не особо заинтересовался. Все потом. Он выдохнул, каким-то титаническим усилием заставив себя успокоиться, и, пока все были заняты друг другом (Фаллена разговор Мамая с Мироном явно заинтересовал больше), тихо зашел в кабинет. Избегая смотреть в сторону дивана и подходить к нему близко (Славе казалось, что это должно будет как-то помочь оперативникам), он прошел к письменному столу и выдохнул с облегчением — тяжелая связка ключей лежала на самом краю стола. Слава взял ее и быстро покинул проклятый кабинет. — Я тоже хочу посмотреть, — снова сообщил Ваня, пока Слава подбирал нужный ключ и запирал дверь. — Хоти, — милостиво разрешил Слава. — Хотеть, Вань, ты можешь что угодно, хоть на труп смотреть, хоть без парашюта прыгать, но, понимаешь ли, не всем нашим хотелкам суждено сбываться. — Слав, иди нахуй, — недобро и ласково протянул Фаллен. Бывало у него такое — Ваньке, обычно вполне покладистому, как вожжа под хвост попадает. Их некрасивые (но, к счастью, редкие) ссоры чаще всего так и случались. На какую-то долю секунды Слава пожалел, что Ванька оказался в “Лукоморье” в данную минуту. Слава совсем не мог сообразить, за что хвататься, куда бежать в первую очередь, ему сейчас помощь не помешала бы, а не скандал на ровном месте... Громкий возглас Мирона привлек Славино внимание: — Я же говорил, что сети нет! Ванька, хмыкнув, вытащил свой телефон — ему явно хотелось уесть Окси. И он был страшно разочарован тем фактом, что Окси оказался прав — дозвониться даже по номеру для экстренного вызова не получалось. — Какого хуя… — пробормотал Фаллен, безуспешно пробуя перезагрузить телефон и сделать звонок заново. — Убедился? — Мирон, кажется, ликовал. Слава неверяще пригляделся — нет, серьезно, Окси на полном серьезе был рад тому, что в такой мелочи смог уесть Фаллена. Славе очень захотелось оказаться подальше отсюда. Подальше от трупа, заливающего окрестности дождя и этого ебаного детского сада, который так старательно разводили здесь взрослые и, в общем-то, вроде бы адекватные люди. А погода, тем временем, портилась все сильнее. Дождь лил стеной. Сплошной, серой, страшной стеной, и не было ему конца. То и дело гремели громовые раскаты, ветер как соломинки гнул деревья, чьи смутные очертания едва угадывались в бесконечном потоке воды. Происходящее походило на какой-то дешевый фильм ужасов. Слава точно видел несколько, что начинались так же и понадеялся, что лично он не станет той тупой блондинкой, которая погибает первой. Хотя Эраст Петрович тоже на тупую блондинку не походил, даже при богатой фантазии, а вот поди же ты... А народу, тем временем, прибыло — в крыло, услышав, видимо, голос Мирона, заглянул Охра. Вид у него был — мрачнее тучи. Под стать погодке. — Чего орете? — поинтересовался он, а Слава мысленно взмолился, что бы хоть эта часть большечемсемьи оказалась вменяемой. Но мольбы услышаны не были. Бородач начал сумбурно втирать про “нечистое место”, и “я же говорил!”, ну и, разумеется, “валить отсюда надо, Мирон, это ж такой скандал, не отмоемся!”... Охра, выслушивая всё это, на глазах становился всё мрачнее и почему-то будто бы прятал взгляд от Мирона. А тот, наоборот, упорно всматривался в лицо своего ненаглядного бэк-Мц, так настойчиво, что привлек внимание Фаллена. — Ты не засосы у него случайно ищешь, Отелло Янович? — поинтересовался он у Мирона. — Думаешь, Гертруда Станиславовна возжелала лишить его невинности? Мирон отвлекся от попытки просверлить взглядом дыру в Охре и зло посмотрел на Фаллена. Мамай молчал и не вмешивался, может, не до конца от вида вскрытого горла отошел. — Иди-ка на хуй, — отреагировал Охра на Ванькины слова, но как-то вяло. Без огонька и будто бы на автомате. Фаллен аж засиял и подобрался — ну как же, чувак сам подставился. — Лучше ты иди, я ради такого случая даже коврик с надписью “Добро пожаловать” под хуй подстелю. Панч, конечно, ничего так получился, но Славе очень захотелось ебануться лбом об косяк. Нашли время флипать, блядь. — Может, вы все заткнетесь наконец?! — рявкнул он. — У нас труп за дверью! Хороший человек был, если кому интересно! Тут не баттл, так что завалите ебальники по-хорошему, пока я по-плохому по ним не настучал! К безмерному Славиному удивлению, наступила блаженная тишина. И голос Охры в этой тишине прозвучал подобно грому, что никак не утихал за окном: — Какой еще труп? Славе казалось, что он чувствует запах крови из кабинета. Находиться здесь ему стало совершенно невыносимо. — Я по дороге расскажу, — он неопределенно махнул рукой и на вопросительный взгляд Охры устало пояснил, — в столовую, в холл, хоть куда. Только отсюда подальше. Идем. Рассказ вышел короткий. Мамай пошел к Эрасту Петровичу спросить про надгробия в округе и нашел его мертвым. От тошнотворных подробностей Слава воздержался. Охра выслушал молча. С каждым произнесенным Славой словом он мрачнел все сильнее и сильнее, и почему-то всё время поглядывал на Мирона. Чудеса, к слову, не закончились. В столовой было пусто и с кухни не доносилось ни звука, хотя близилось время обеда, который, по идее, сейчас как раз должны были готовить. Но нет. Стояла гробовая тишина, и нарушала её только расходящаяся буря за окном. Слава пересек столовую, обогнул прилавок и толкнул дверь. Кухня пустовала. Славе даже дышать стало тяжелее на мгновение, будто легкие сдавило. На кухне не было ничего. Вообще ничего. Ни людей, ни посуды, ни раковин, ни-че-го. Даже стекла в окнах отсутствовали, и вода стекала с облезлого подоконника прямо на пол. Слава зажмурился. Разум отказывался воспринимать и анализировать увиденное. Этого не могло, просто не могло быть, потому что еще утром он был здесь, когда помогал кухарке, Ангелине Петровне, принимать продукты. — Слава, — позвал Ваня из столовой, и Слава машинально открыл глаза. Кухня вернулась на место. И посуда. И раковины. И большой стол. И пол оказался абсолютно сухим, конечно, ведь окна-то — целые — были закрыты! “Это все от нервов” — сказал себе Слава. Сказал — и сам в это не поверил. Он толкнул дверь и вышел в столовую. — Хуйня какая-то, ребята, там нет никого. — А кто должен быть? — спросил Мирон, и Слава еле удержался, чтобы не возвести очи горе. Действительно! Кто же там должен быть, на кухне-то? Ресторатор, наверное. — Например, кухарка, — предыдущая ссора была чудом подавлена, и начинать новую Славе совсем не хотелось. Он очень старался быть терпеливым. — Она одна у нас тут, готовит три раза в день. Сейчас должна бы быть тут, готовить, но там пусто. — Может, это она грохнула директора и сбежала? — нервно предположил Мамай, и Слава невольно захохотал, представив себе, как грузная Ангелина Петровна в черном обтягивающем трико ака ниндзя кидается на собственного работодателя и режет ему горло огромным кухонным ножом, зажатым в усыпанных мукой пухленьких ручках. Ага, так все и было, инфа сотка, Эраст Петрович посмел раскритиковать ее драгоценные пирожки с капустой. — Вот ты совсем отбитый, блядь, — поморщился Мирон, — Сам нам орал минуту назад “Заткнитесь”, а теперь ржешь. — Вы, Мирон Яныч, орали, а я смеюсь. А смех продлевает жизнь! Правда, не всегда. Слава и сам не понимал, с чего ему вдруг стало так весело, тут впору было сесть кружком и хором плакать, но остановиться получилось не сразу. Нервы, видимо, начали потихоньку сдавать. — Я сейчас в крыле персонала гляну, может, она все-таки там… За Славой никто не пошел, Ванька предпочел упасть на диван в коридоре и сверлить взглядом Мирона сотоварищи. Слава дошел до коридорчика, где были комнаты персонала. Постучал в одну дверь, в другую, толкнул, ни на что не надеясь, дверь открылась. В комнате было пусто. Ну, не то чтобы там были голые стены, нет, стандартная безликая комната с минимумом мебели. И — Слава пригляделся — слоем пыли на мебели, сюда явно давно никто не заходил. Но этого просто быть не могло, потому что буквально сегодня утром Слава видел, как Ангелина Петровна и горничная, Юля, выходили отсюда! Надо, надо было сосредоточиться на всех странностях, на всем, что выходило за пределы логики и реальности, но Славе было страшно даже на секунду поверить собственным глазам. Может, женщины были так заняты домом и гостями, что просто не хотели убираться у себя? Да, скорее всего все так и было. Слава вышел и закрыл за собой дверь. Сердце колотилось как бешеное. Он подышал несколько секунд, пытаясь успокоиться и избавиться от дрожи в руках, а потом вернулся в холл. Мрачный Фаллен, нахохлившись, сидел на диване. Один. — Они свалили, — сообщил он. — Окси и дружки его. Решили поехать за полицией, раз дозвониться не можем. Как тебе такое? Слава мог их понять. Он бы сам с удовольствием уехал, если б мог. — Ладно, — он вздохнув, тяжело опустился на диван рядом с Фалленом. — Ладно, Вань, мысль здравая. Нам надо сообщить об этом… пиздеце. И помощь нужна. Пусть едут. — Может, кто-то из них и грохнул, вот и бегут, как крысы с корабля… Что? — Ваня вскинул брови в ответ на скептический взгляд Славы. — Я краем уха слышал разговорчик, когда они уходили, они-то думали, что их не слышит никто. Только лох этот татуированный Мирону сказал что-то типа “Мирон, это не Охра”. — Может… — начал Слава и осекся. Даже вздрогнул от неожиданности, когда тяжелая дверь в холле распахнулась, впуская вместе с порывом ветра его императорское еврейшество вместе со свитой. Порядком заведенных. — Вы же собирались за помощью ехать, — недоуменно сказал Слава. — Вы тут угашенные, что ли? — с брезгливой злостью спросил Мирон. — Мы шесть часов, блядь, по округе катались, пытались дорогу из этих ебеней найти, и никак. — Кто бы про угашенных говорил, дядь, вас не было минут десять! — Ты ебанулся? — А, может, ты?! Тебя любит твое биполяр-очко? — Мирон, — прервал светскую беседу Мамай, как-то на глазах бледнея, — посмотри. Он ткнул пальцем на часы, висевшие в холле. — Три часа. Мы выходили, где-то без пятнадцати три, я запомнил. А сейчас три. Они как-то синхронно посмотрели на свои наручные часы. — А на моих почти десять вечера, — зловещим шепотом закончил Мамай. — Что тут за хуйня творится?! Сил у Славы на все это больше не было. Факты — дикие, бредовые — складывались в голове в не менее дикую и абсолютно оторванную от привычной реальности картинку. От этого было жутко. Он не мог найти своих коллег и постояльцев, не понимал, почему шесть часов превратились в десять минут, но кое-что выяснить всё же мог. — Охра, — позвал Слава хмуро. — Нам нужно поговорить. Прямо сейчас. Слава ждал, что его на хуй пошлют, но, к безмерному его удивлению, Охра кивнул и первым шагнул в сторону пустующей столовой. Снова хлопнула входная дверь и Слава обернулся. — Доброго дня, молодые люди, — мирно пророкотала Гертруда Станиславовна, поправляя кружевную шаль на обширной груди. — Вы гулять собираетесь? Правильно, погода потрясающая просто, солнышко очень ласковое. Перед обедом самое то. В холле воцарилась мертвая тишина. Слава поморгал, пытаясь понять, что такого неправильного в облике почтенной дамы, и наконец сообразил. На улице бушевала гроза, лило, как из ведра, а на светлом летнем костюме Гертруды Станиславовны не было ни единого пятнышка. Все одновременно посмотрели в окно. Потом на даму. Снова в окно. По которому стекали бесконечные потоки воды. — Гертруда Станиславовна, — упавшим голосом сказал Фаллен. — Вы где гуляли-то?