Администратор

Чего Слава точно не ожидал от жизни вообще, и от нового места работы в частности, так это того, что он по доброй воле всеми силами будет искать возможность остаться с Рудбоем наедине, а вот, поди ж ты… Еще страннее было то, что Рудбой это его желание разделял, и, по-тихому, пока никто не видел и не слышал, они сговорились — встречаются в шесть утра, в холле. Окси и Фаллен в это время спали, утомленные поиском Мамая и периодическими короткими стычками, ну или пытались спать. В любом случае и Ване, и Славе удалось выбраться из дома незамеченными. Им предстояло прочесать сад и окрестности. Если Мамай клялся, что надгробья были, а потом взял и испарился — они обязаны были проверить. Зябкое утро только вступало в свои права. Трава, усыпанная росой, холодила ноги. “Какой же апрель,- подумалось Славе. - Все цветет уже. Разве в этих краях в апреле так бывает?” Он задал этот вопрос Ване, и Ваня согласился — не бывает. Шли молча, и молчание стало Славе в тягость. — Вань, — позвал он. — Вань, с тобой такое раньше бывало? Рудбой тяжело вздохнул, достал пачку сигарет и закурил. Славе подумалось, что Охре — если он и правда существовал — не мешало бы о здоровье Рудбоя побеспокоиться, он же от сигарет не отлипал. — Мороки, типа того, что у тебя под дверью выл, видел, было дело. Они слабые, ты таких не бойся. Повоет и съебется поутру. Вообще, их обычно люди не видят и не слышат. Разве что мельком, краем глаза, отсюда все истории про призраков и берутся. Но ты мне поверь, в темноте прячутся твари куда страшнее. Успокоил, называется. Спасибо, блядь. Ваня покосился на него, невесело усмехнулся. — Иногда жалею, что их вижу. Это из-за Охры. А с другой стороны, кто знает, не было бы его — сдох бы уже. — Мирон знает про Охру, да? Ваня кивнул и протянул пачку. — А ещё кто-то? — Слава от сигареты не отказался, мельком подумав, что такими темпами курить начнет не меньше Рудбоя. — Только Мирон. И теперь ты. Думаю, не стоит говорить, что это тайна? — Не стоит. Промолчали ещё, курили. — Охра так и не объявился. Чертовщина какая-то. Это все связано. Что Мирон с Фалленом твоим не помнят ни хера, что та тетка… ладно, Гертруда Станиславовна, даты какие-то непонятные называет. Теперь вот Илюха пропал. Блядство! — Ваня щелчком отправил окурок в полет. А потом вдруг замер. И указал вперёд. Слава посмотрел, проследил за его рукой и увидел надгробия. Должно быть, те самые, про которые твердил Мамай. Они были простые, вытесанные из камня, ни оградок, ни венков. Всего семь. На ближайшем — только наполовину стертое временем имя. Слава разобрал первые буквы - “Ма...”, а дату не смог. Пока Слава рассматривал первое нагдробие, Ваня двинулся дальше, к другим камням, и, когда он позвал Славу, голос у него был севшим — от ужаса. — Слав, тут это… Мы. Слава подошёл ближе. И правда. Вот его фото на камне, а вон — Ваньки, что один, что второй. Мирон. Мамай — единственный с датами, все остальные без. Новые. Рядом три постарше, истертые. Слава смутно догадывался, чьи они. Слава обхватил себя обеими руками. Стало так страшно, куда страшнее, чем ночью, когда неприкаянный дух звал его по имени. Жутко. Видеть собственное лицо на могильном камне. — Такое ты тоже раньше видел? Рудбой покачал головой. Вытянул из кармана куртки телефон — Слава видел, как тряслись его руки. Погода портилась. Усилился ветер, его порывы безжалостно трепали листву деревьев. Собирались над “Лукоморьем” тяжёлые тучи — вот-вот снова начнется дождь. Славе стало ещё неуютнее, он зябко поежился, обхватил себя руками сильнее. — Пойдем отсюда, — твердо сказал он. Рудбой не стал спорить, только сделал сперва пару фоток на свой смартфон. Первое, что они увидели, подойдя к дому — белого от ярости Мирона. И чего он вскочил в такую рань… Окси стоял на пороге, в одной только футболке и, кажется, совсем не чувствовал холода, хоть ветер стал ледяным и первые капли ливня уже барабанили по земле. — Ты! — обвиняюще и свирепо ткнул он в Славу. — Ты и твой дружок, вы оба… — Что бы он ни натворил, я прошу прощения, — быстро сказал Слава и, что уж греха таить, насладился выражением безмерного удивления на лице Мирона. Вот так. Ссоры сейчас ни к чему. И Фаллена тоже надо было угомонить. Уходя, Слава слышал дрожащий от злости голос Мирона, который выспрашивал, какого хера Рудбой делал с Гнойным и хули они вернулись чуть ли не за ручку. Ваня отвечал — твердо и тихо. Донельзя довольный Фаллен сыскался в Славиной комнате. Он валялся на кровати со смартфоном в руках, им Славе и отсалютовал. — Директора твоего видел, — радостно сообщил он, и Слава мысленно проклял всех, кому сегодня не спалось. — Сказал, нечего ехать в такой ураган, тем более, один вон делся куда-то. Оставайся, сказал, на ночь. Круто, да? Выходные тем более, а город заебал. А ты что такой смурной? Где был-то? — Гулял с Рудбоем. Экскурсия у нас была. Вань, оставь Мирона в покое, окей? Я понимаю, что он имя твое перед батлом выучить не удосужился, а меня вообще баттлить забыл, но реально — хватит. Не время и не место. Лицо у Ваньки сделалось удивленное и даже обиженное. — Да чего я-то? Я, блядь, не виноват, что ему чувство юмора не завезли, биполярничку нашему, и что он с каждого слова бесится. Как с цепи сорвался! Кто бы говорил... — Вань, просто держи себя в руках, ладно? — Слава тяжело вздохнул. Как дети малые, ей богу, разве что лопатками друг друга не долбят и песок не жрут. — Да ладно, ладно, — Фаллен недовольно скривился. Слава за эту уступку был ему безмерно благодарен. *** Мамай так и не объявился. Телефон его был недоступен, а комната, в которой он прожил несколько дней, выглядела так, будто давным-давно пустовала, все в ней было аккуратное расставленное, расправленное и нетронутое. Славу радовало в этой ситуации лишь то, что трупа они не нашли, а значит, оставалась надежда, что Мамай вернётся, как вернулся исчезнувший давеча персонал. Если, конечно, он не оказался в одной из тех жутких могил. А вскоре произошла новая странность — Мирон напрочь забыл, что Илья вообще приехал с ними. Это произошло как-то одномоментно: вот Мирон дерганный и хмурый, беспокойный, а вот уже глядит то на Ваню, то на Славу непонимающими глазами. — У меня есть подозрение, что вы оба втихушку долбите. То у вас Эраста Петровича убили, которого я утром видел — живее всех живых; то Илья, значит, пропал, хотя он в Питере сейчас, а мы с тобой, Вань, вдвоем приехали. С чего вы вдруг вообще спелись — вообще вопрос отдельный, но я с вас хуею. Мирон ушел в комнату, хуеть там или, может, разжигать срачи в твиттере, или мирно читать, а Ваня и Слава остались наедине. Рухнули оба на диван в холле и некоторое время молчали, думали и осознавали. — Мирон обычно куда спокойнее, — сказал наконец Ваня. — Фаллен твой, конечно, пиздец бесячий, но у Мирона черный пояс по игнору, что ему какие-то детские доебки. До приезда сюда он бы его вообще не замечал, а тут... У меня ощущение, что это блядское место пытается нас всех свести с ума. Память отбирает, вон. Почему со мной не прокатывает — оно понятно, из-за Охры, у меня благодаря ему, наверное, иммунитет. Почему тебя не берет - вот в чем вопрос. — Я дивергент, — с пафосом ответил Слава, Рудбой вытаращил на него глаза, а потом они оба расхохотались в голос. На серьезность уже не было никаких сил. — Вот кроме шуток, я видел фильмы, которые начинались так же, — Ваня вытер выступившие на глазах от смеха слезы. — А что, живой труп, исчезающие люди, память у всех поотшибало... Призрак-старообрядец, опять же. Ваня вдруг нахмурился. Веселость вся с него слетела. — Я за Илюху волнуюсь, — пожаловался он. — Я же помню — был он, был. Даты на том надгробии только у него были, что если он… Вдруг? Надо было послушать его и валить нахрен отсюда. Был бы Охра… — Найдется Илья, — твердо сказал Слава. — Справимся без Охры, что делать. Ты же могилы фоткал? Дай посмотреть. Ваня протянул телефон. Слава долго и придирчиво рассматривал надгробия, то целиком, то, увеличив изображение, по частям. — Наши пять самые новые. Даты только у Мамая вашего, и именно он пропал. Погоди переживать, Вань! Камни то есть, то нет, он их видел, я впервые — только вот утром. И у нас два неопознанных. Вот на этом, смотри, две буквы, второй совсем затертый. Как думаешь, может одна быть того призрака? Ваня пожал плечами. — Возможно. Она, судя по наряду, старая. Очень. Может, жила здесь, а теперь бродит, неприкаянная. Что-то держит, значит. Вообще, я бы не исключал ее из общей картины. Что мы… твою ж мать, опять ливень, и ветер этот ебаный… Так. Что мы имеем? Мамай находит убитого хозяина, потом исчезает и все забывают про это напрочь. У тебя под дверью воет призрак. Плюс могилы. История — хоть сейчас книгу пиши. Ваня достал пачку, вспомнил, что в помещении, чертыхнулся и с тоской поглядел в окно. По стеклу барабанил дождь. — Что за погода дебильная, меняется по двадцать раз на дню. — А может погода быть связана со всем этим? Вспомни, вы вымокли, а Гертруда Станиславовна вернулась абсолютно сухая. И со временем какая-то дичь, тут несколько минут, а у вас в машине — часы. То восьмидесятые, то снова 2018-й. Ебануться можно. — Думаешь, оно управляет временем? — Оно? — Слава уставился на Рудбоя, и тот криво усмехнулся. Жутковато так. — Жизнь с монстром в одном теле учит: если творится какая-то срань, то за ней стоит другой монстр. Какой — так сразу не поймёшь, но все это точно не само по себе происходит. Не удивлюсь, если и призрак науськанный был. Час от часу не легче. — Ну хорошо, может, это оно управляет временем. Значит ли это, что сейчас, — Слава глянул на часы. — Сейчас два часа до убийства? То есть… Слава достал смартфон, нажал на кнопку. Экран загорелся. 12.04.2018. Слава молча показал дату Рудбою. — А какое должно быть? — Пятнадцатое. Точно. Двенадцатого убийство, тринадцатого все всё забыли, в ночь на четырнадцатое — призрак, а сегодня пятнадцатое. — Охуеть. Блядь, Слав, можно я тут покурю? — Нет, — отрезал Слава. — Курить — на улице, вон, дождь перестал. А я пойду Фаллена проведаю, пока он твоего МиронЯныча до истерики не довел со скуки. Они разошлись: Ваня — на улицу, Слава — в свою комнату, где оставил Ваньку минут сорок назад. Точно. Оставил. Дверь открылась с неприятным скрипом, будто петли враз проржавели. В углах комнаты, под потолком висела густая паутина. На всех поверхностях (а из них были подоконник, стол, да два стула) толстым слоем лежала серая пыль. Скрипнули жалобно половицы, когда Слава зашёл. Ему стало страшно, в который раз за эти дни. Страшно за Ваньку. Он был тут, был и… — Слав! Эй, Слав, ты чего? Ау? — Слава моргнул. Это Ванька тряс его за плечи, а комната снова стала такой, как раньше — чистой, уютной и жилой. — Нормально всё? — Фаллен выглядел искренне встревоженным. — Я думал, ты в обморок собираешься грохнуться. — Нормально, голова просто закружилась. — Поесть тебе надо, вот что. И чайку, ты бледный какой-то. До столовой они дойти не успели — в холле их перехватил Рудбой. — Слав, пойдем со мной. Мирону плохо. — А что, Слава у нас врач? МЧС? Помощь скорая? — тут же встрял Фаллен. — Не теряйся, рэпер Охра, сделай сам своему бро дыхание “рот-в-рот”. Мда, ненадолго Ваньки хватило. — Вань, ты обещал! — Я обещал не сраться с Оксимироном! — возразил Ванька. — По поводу его другана, с которым он тут нарисовался, уговора не было... А вы, кстати, вдвоем сюда на медовый месяц зарулили, да? С чемоданом гондонов? — Вдвоем?! Рудбой со Славой переглянулись. Фаллен тоже все позабыл, значит. Не удивительно. — Ну да, вдвоем… Вань, ты иди завтракай, я пойду гляну что там. Я тут работаю вообще-то. Фаллен закатил глаза, но спорить, к счастью, не стал и направился в столовую. Слава пошел за Рудбоем.