***
Саске дышит медленно и глубоко. Ест онигири, подкармливает нин-кошку и старается не замечать, как его маленький отряд, собранный Карин и Суйгецу из жаждущих оправдания отступников довоенной Конохи, пытается слиться с деревьями и не отсвечивать. Саске все равно. Он не знает имен этих шиноби, знает только способности: кого можно отправлять в разведку, кто хорош в ближнем бою, а кого не следует подпускать к противнику ближе удара катаной. Они довольно сильны, разрозненны, боятся его до одури и держатся вместе только потому, что Шестой пообещал им амнистию. В мире, где существует Альянс, а за спиной его девять Хвостатых Зверей и бесшабашно улыбающийся Узумаки, ровняющий горы с равнинами небрежным щелчком, трудно быть отступником. Лучшее вообще им не быть. Саске дышит, пытаясь не злиться, но, судя по напряженному взгляду Карин, выходит у него не совсем уж хорошо. Наруто в Конохе. Смеется, закидывая руки за голову, щурится, а передающая ему свиток девчонка из штаба жрет его глазами так, будто хочет себе трофей. Победный кубок Войны, чтобы все вокруг знали, как хороша она собой. Достаточно хороша, чтобы глупый мальчишка, ставший героем, плясал под ее дудку. Девчонка — генин, уровень чакры ниже среднего, боевые навыки на единичку из десяти, где десять Абураме Шино, — кокетливо улыбается, задерживая руку на запястье Наруто, и просит помочь в Штабе. Саске сжимает онигири в руке, пачкая ладонь рисом, а Наруто беспечно пожимает плечами и соглашается. — Тяжело тебе, — вздыхает Суйгецу, садясь рядом. Нин-кошка рассерженно шипит на него. — Кышь, волосатая! — Все еще много болтаешь. — Смотри, окрутит его какая-нибудь девица, и все, считай, семья, дом, дети, — Суйгецу кривится, а неслышно подошедшая Карин, которая и слила Хозуки подробности состояния Саске (чертовы сенсоры), недовольно сопит. — Профукаешь счастье. Саске никогда не считал их близкими людьми — никого, кроме Наруто, — но сейчас, именно сейчас, когда его жизнь катится в какое-то еще более глубокое дерьмо, а внутри ворочается то самое, что не имеет права существовать рядом со светлым и наивным Узумаки, Учиха отчаянно нуждается… Наруто обещал, что никогда не оставит Саске одного. Но у самого будущего Хокаге слишком много вокруг людей, которые могут заменить предателя. — Все равно, — все же выдавливает из себя он, поднимаясь. — Пусть будет счастлив. С кем угодно. Суйгецу смотрит на него снизу вверх, так, будто никого глупее в жизни не видел. Но Саске плевать. — Привал окончен! — командует он и исчезает. Наруто в Конохе заливисто смеется над несмешной шуткой глупой девчонки, а та улыбается ядовито и торжествующе.***
Саске спит урывками, а грудь выжигает темное и страшное. Ворочается под броней самоконтроля, едва слышно трещит в чидори, не пытается пробиться через бездну выверенных движений и продуманных слов. — Хочешь чай, Саске? — спрашивает Карин, пытаясь сдуть с лица челку. Та насквозь промокла в чужой крови, липнет к лицу. Покрытые шрамами руки по локоть в буром, Суйгецу вдалеке напевает себе под нос, с чавканьем вытягивая пирующую Самехаду из тела врага. Наруто в Конохе ловко целует руку краснеющей Мизукаге и взглядом утягивает за собой Казекаге. Они идут бок о бок, Узумаки что-то вещает, а Гаара смотрит ему в висок так, как смотрят на божество. — Нет, — отвечает Саске. — Общий сбор! На сорок три трупа противников Альянса всего три погибших шиноби из отряда Учихи. Объективно, неплохой результат. От привкуса железа во рту тянет блевать.***
— Душеспасительная речь, — предлагает Суйгецу, закидывая ноги на искореженный корень. При этом у него такое лицо, что Саске не выдерживает, усмехается. Наруто в Конохе болтает с восторженно галдящими детишками. За его спиной Сакура отстранено размышляет, каким сильным он стал. И каким глупым остался. — Можешь говорить, — говорит Саске, лишь бы отвлечься. Суйгецу смотрит на него с таким неверием и обидой, что на губы снова прорывается усмешка. — А ты чего ждал? — Минимум катану в печень. Но я рад, что ты прислушиваешься, хотя это совершенно на тебя не похоже. — Я не сказал, что стану слушать тебя, — отвечает Саске и уходит. Суйгецу за спиной скрипит зубами, а потом кричит вслед: — Удивительно, как два таких тупых идиота победили Кагую! Хотя чего это я, только кулаками махать горазды! Все это звучит так, будто Суйгецу гуру дружбы и раздирающих грудь чувств. Но нет, Хозуки и сам кулаками помахать не прочь, а вот Карин, уже месяц наблюдающая за Саске большими тревожными глазами, вполне так разбирается. Сенсор. Чертовы сенсоры.***
Саске не имеет права ревновать. Наруто смешливый, безалаберный, трудно все запоминает, легко сходится с людьми, улыбается постоянно, любит болтать с девчонками. У него много друзей, знакомых, почитателей. Он легок на подъем, силен, бесшабашен и не умеет следовать планам. Его любят как героя, как друга, как мужчину. Ему улыбаются толпы куноичи и небольшие армии гражданских визжат от восторга, стоит ему рассмеяться. Они все любят его. Любят, любят, любят, а Саске ненавидит их за это жгучим гневом, потому что тот, кого они «любят» — не Наруто. Наруто уставший, несломленный, несгибаемый, упрямый. У него интуиция как у лисицы и хватка росомахи, прищуренный взгляд ледяных до безумия глаз. Он чует людей насквозь, доверяет единицам и все еще помнит ненависть, окружающую его с детства. Он фундаментален в привычках, умеет просчитывать десятки вариантов развития боя за одну секунду, пусть всего на шаг вперед. Ему кошмары снятся. Постоянно. Он усердно занимается, читает свитки, учит то, что должен знать дзенин, а затем и Хокаге. Он беспокоится — за Страну, Альянс, Деревню. За людей, которых считает своими. Он одинок. Все еще безумно, оглушающе одинок, потому что все эти визжащие девушки и почтительно лебезящие шиноби знают кого-то другого. Будущего Хокаге, Седьмую Тень Огня, джинчурики Девятихвостого, но не самого непредсказуемого ниндзя Узумаки Наруто. Саске не имеет на него никаких прав. Все, о чем он может мечтать, чтобы этот мальчик из его детства нашел свое счастье с тем, кто знает его настоящего. — Разве есть такие, Саске? — гудит Дзюго, беспечно поглаживая мурчащую нин-кошку. Друзья знают его, думает Саске, бессильно сжимая кулаки. Сакура знает. Хината. Наруто достоин кого-то чудесного. Как он сам.***
— Привет, теме! — заявляет Наруто так беспечно, будто это нормально: появиться прямо посреди боя, разворотить поляну клонами и разенганами, вытащить из-под удара тех, кого Саске и не подумал бы спасать. Не говоря уже о том, что будущий Хокаге должен сидеть в резиденции и читать свитки, а не работать в поле. Удел возжелавших прощения предателей — рисковать жизнью на благо Альянса. — Что ты тут делаешь, идиот? — шипит Саске, когда отряд собран, вылечен, накормлен и сидит у костра, издалека пожирая Наруто восхищенными взглядами. Чувство ворочается в груди, все такое же необъятное, и у Учихи нет на него права. Никакого. Усуратонкачи пожимает плечами, а потом заявляет легкомысленно: — Задолбали все, теме. И свитки, и Какаши-сенсей, и девицы эти, которые пытаются меня в койку затащить! Достало! Саске удивленно моргает, а потом еще раз, и еще. Потому что в его понимании наивный идиот Наруто не представляет, чем двое людей могут заниматься в кровати, а если и представляет, то очень умозрительно. Взгляд у Наруто прямой и какой-то горько-жадный, отчаянный. И Саске как-то сразу и внезапно вспоминает, что Узумаки учился у Джирайи, который трахал все, что движется, а еще, что Наруто не просто сенсор, но и связан с Саске. И если уж сам Учиха чувствовал его все это время, то и Наруто чувствовал тоже. Всю эту злость, боль, горечь, почти горе, которым Саске дышал все эти месяцы. И разговоры с Суйгецу, и мысли, и… — Ты знаешь меня настоящего, — говорит Наруто. Почти напуганно и просяще. Неуверенно хватает за руку. И добавляет, неслышным эхом отчаяния: — Разве нет?.. Да, думает Саске, потому что не может выдавить ни слова. Я знаю тебя, я тебя знаю. Наруто улыбается. Ладонь у него горячая даже сквозь перчатку. Саске покрепче стискивает пальцы и прикрывает глаза.