***
Он влюбляется в Спока незаметно, в ничем не примечательный полдень на безымянной планете, обреченной стать лишь сочетанием буквы и цифры на звезднофлотской карте у Беты созвездия Лебедя. Оглядываясь назад, он должен был знать, что ничего хорошего из этого не выйдет. Планета настолько М-класса, насколько это возможно — с мелкими озерами и покатыми холмами, с очень короткой оранжево-желтой травой, что напоминает Джиму Айову и одновременно совершенно от нее отличается. Они уже год в миссии, и после шестинедельного торчания на корабле, идущем в варпе, это кажется просто необходимой передышкой от тьмы, пустоты и бесконечно долгих путешествий в глубоком космосе. Которые, вопреки ожиданиям Джима, не слишком-то увлекательны. И эта миссия словно визит в рай. Но в то же время… Планета также содержит исключительные запасы пергиума, и это означает, что все ее райские атрибуты будут довольно скоро уничтожены, чтобы освободить место для шахтерской колонии. Возможно, как только они направят рапорт. — Может, мы просто умолчим об этом? Они на вершине холма, откуда открывается вид на около девяноста акров раскинувшихся перед ними золотых полей, прерванных лишь одиноким прудом. Научники Спока крутятся неподалеку, притворяясь, что собирают ненужные им образцы почвы. По молчаливому соглашению все спустившиеся на планету решают игнорировать тот факт, что геологические изыскания уже давно завершены. Джиму даже удалось уломать своего старпома взобраться вместе с ним на ближайший холм, и сейчас Спок сидит, сложив руки на коленях и подставив лицо навстречу теплым лучам Беты Лебедя*. Кот. У Джима есть рабочая версия, что в глубине души его первый офицер — кот. Джим лежит на спине рядом с ним, голова покоится на мягкой траве. Эта планета пахнет просто восхитительно. — Умолчим о том, что двадцать четыре процента геологической структуры планеты — это пергиум? — Спок даже не удосуживается открыть глаза. — А почему нет? — Джим поворачивает голову в его сторону. Кончик уха Спока заметно зеленее, чем мочка. «Ух ты, — заключает мозг Джима. — Вулканские солнечные ожоги. Альбирейские ожоги». — Я осведомлен о том, что ваше мнение об адмиралитете весьма негативно, капитан, но я полагаю, что в действительности они способны сосчитать до ста. Джим фыркает, не совсем убежденный в этом: — Мы могли бы просто... подменить его. Спок открывает глаза. — Превосходная идея, капитан. Что вы предлагаете? — На его лице то, что Нийота порой называет «выражение для Джима». Смесь снисходительности, веселья и неподдельного любопытства. «Я слегка шокирована и ненавижу это признавать, но я правда считаю, что Спок находит тебя... увлекательным», — смеялась она. Джим пожимал плечами. Это было значительное улучшение по сравнению с не слишком отдаленным временем, когда это его «выражение для Джима» было плохо скрываемым отвращением. — Хм-м. Я думал о кварце. — Получившаяся в итоге смесь элементов сделает нестабильной геологическую структуру ядра планеты. Я испытываю сомнения, что кто-либо поверит в то, что при подобных условиях планета просуществовала бы дольше нескольких сотен лет, не говоря уже о нашей высадке на нее. — Пальцы Спока тянут за травинку, выросшую длиннее остальных. Джим с трудом может отвести взгляд от этих пальцев. Отвлекает. Спок порой его отвлекает. Тем, что говорит или делает. Тем, как движется. — М-м-м. А что насчет диккита? «Он что, закатил глаза?» — Я ожидал, что вы упомянете этот специфический минерал. — Вы так хорошо меня знаете, мистер Спок. — Джим поднимается и встает так, что его тень накрывает Спока. — О чем я прямо сейчас думаю? Спок секунду размышляет. — Вы желаете искупаться в пруду. Джим чувствует, как его улыбка расплывается шире. Не совсем то, что было у него на уме, но... догадка хороша. — Прекрасная идея, мистер Спок. Давайте так и сделаем. Он протягивает Споку правую руку. Не то чтобы тому требовалась помощь, чтобы встать, но... «Вулканцы и руки, — как-то сказала ему Нийота, — это те еще заморочки. Лучше бы тебе их избегать». Но когда Джим позволял этому себя останавливать. Спок смотрит на руку Джима на секунду дольше, чем, вероятно, должен, в уголках глаз — морщинки от яркого света Альбирео, кончики ушей зеленые, будто горошек, и это что, у него на носу — веснушка? А затем Спок протягивает руку и сжимает ладонь Джима, на что нет никакой причины, кроме предложенной Джимом, и затем... Вот. Вот оно. А в следующий момент Джим осознает, что они уже на полпути вниз по склону. — А что если мы просто выдумаем какую-нибудь ерунду? Мне нравится «корбомит». — Джим смутно удивляется, что его голос не дрожит. Спок лишь пронзает его насмешливым взглядом, на лице явственно проступает не-улыбка. И да — это точно веснушка. К концу дня Джим успевает искупаться в фиолетовом озере, направить Звездному флоту весьма недостоверный отчет и в первый раз в жизни безумно и безнадежно влюбиться. __________________ * у автора просто Cygni (Лебедь), но, поскольку созвездие Лебедя состоит из пяти ярких звезд, я переводческим допущением останавливаюсь на уже упомянутой автором Бете Лебедя — Альбирео, двойной звезде, венчающей голову лебедя.***
Джиму не стыдно признать, что раз-другой в жизни он был напуган до усрачки, а именно: когда они столкнулись с ромуланцами, когда Ухура поймала его за чтением комиксов в капитанском кресле во время альфа-смены, и даже в тот раз, когда он почти... зачеркнуто, и вправду умер. Но эта паника... Джим и не знал, что способен на такое. Он скрещивает руки на груди и опускает голову, пытаясь сдержать ее. — Вылечи его. Он стоит с Боунсом и М’Бенгой в десяти футах от биокровати Спока. — Как? Моей волшебной палочкой? — Твоим медицинским образованием? Ты вылечил Хендорфа, когда он не мог ничего вспомнить. Боунс вздымает в воздух руки: — Ретроградная амнезия не то же самое, что антероградная, у нее нет сопутствующих нервных повреждений. Я не могу ее вылечить, потому что лечить нечего! — Окей. Так что нам делать? Боунс лишь трясет головой и принимается сосредоточенно перекладывать гипошприцы, и это должно намекнуть М’Бенге, что нести дурные вести придется ему: — Ждать. Они поворачиваются навстречу идущему к ним Споку, который расправляет подол только что надетой синей рубашки. — Спок, ты помнишь, кто я такой? — нерешительно спрашивает Джим. Спок поднимает бровь ровно в тот же миг, как Боунс заезжает локтем Джиму под ребра, бормоча что-то насчет мелодраматичных молокососов, которые так кстати разучились считать. — Он забыл всего несколько месяцев, Джим. Если ты сможешь мысленно проложить навигационный курс, то выяснишь, что он забыл. — Доктора. Капитан. — Спок складывает руки за спиной. Он выглядит удивительно безразличным для того, кто проснулся через полгода в будущем. — Нет причин для беспокойства. Ретроградная амнезия после своего возникновения, как правило, проходит естественным образом. Боунс лишь глядит на него, качая головой и горько бормоча себе под нос: — Чертов гоблин. Амнезия. Какие клише ты еще соберешь? — Я приношу извинения за то, что банальность моего психогенного заболевания вызывает у вас расстройство, доктор. — Спок смотрит на Боунса с этим своим обычным чертовым каменным выражением, которое лишь усиливается при виде того, как заметнее вздуваются и пульсируют вены на лбу Боунса. А затем... затем он поворачивается к Джиму, и каменное выражение смягчается, сарказм тает. Это личный взгляд. Интимный. Который становится даже интимнее, когда Спок касается пальцев Джима костяшками, и весь лазарет, за исключением пищащих мониторов сердечного ритма, погружается в тишину. — Я не могу вспомнить, как мы заключили узы, Джим. Это выбивает из Джима весь воздух. Он смутно осознает, что на них устремлены взгляды по крайней мере семи пар глаз. Боунс, прямиком движущийся к инфаркту, и М’Бенга, и две сестры, и три медтехника, которые от них менее чем в трех метрах. Джим знает, что все они пялятся, но не может и шевельнуться, особенно когда Спок сильнее прижимает к его пальцам свои и долгий миг смотрит в глаза. Сейчас они ближе друг к другу, чем когда-либо были, не считая, конечно же... — Джим, я прошу прощения. Джим лишь тяжело сглатывает пересохшим горлом и не говорит ни слова. Хотя и ответно сжимает пальцы Спока. Потому что это ощущается просто изумительно. Правильно. Изумительно правильно. И Джим, наверное, мог бы стоять так до конца своей жизни, если и Спок будет стоять рядом и продолжать вот так смотреть на него, и не убирать свою руку, и... — Что заставило вас решить, что вы с капитаном заключили узы, коммандер? — М’Бенга разрушает момент, решив задать вопрос вслух после того, как трижды кашлянул и это не возымело никакого действия. Спок поднимает голову, но не отстраняется от Джима — остается рядом, теплый, досягаемый, потрясающе пахнущий: — Связь разумов, разумеется. Громкий звук. Что-то падает на пол и разбивается на миллион кусочков. Джим немедленно вскидывается, выныривая из этого, и поворачивается... У Боунса отвалилась челюсть, у его ног валяется трикодер, отдельные детали которого разлетелись по полу медотсека в разные стороны. Транзистор попадает Джиму в носок ботинка, прежде чем со стуком отскочить в кабинет Боунса. Да уж. Джим согласен.***
На третьем году миссии во время спарринга он угрюмо сообщает Споку: — Ты — номер четыре, — и уворачивается, едва избегая джеба. Джим пытается не обращать внимания на корабельные сплетни, поскольку около шестидесяти процентов из них — о нем и Боунсе, или о нем и Ухуре, или о нем и некоем энсине, скользком и с тентаклями. Так что не его вина, что он не смог пропустить мимо ушей уже какое-то время циркулирующие в некоторых частных кругах толки о том, что проигрывает Споку в шокирующе неуместном рейтинге самых сексуальных мужчин «Энтерпрайз». Он также проигрывает и Сулу, хотя этого стоило ожидать, учитывая то, как лейтенант за собой ухаживает. Но факт остается фактом: Спок — номер четыре, а сам Джим едва вошел в топ десять. — Потрясающе. — Еще один удар, который в этот раз достает Джима. — А что насчет вас, капитан? — голос Спока даже не сбивается, пока он наносит точно рассчитанный хук. Джим отскакивает назад, глаза нацелены на кулак Спока. — Я — номер девять. Ауч! — Пинок в голень. Ему следовало бы знать. И это конец разговоров. По крайней мере до того момента, когда Джим поверженно лежит, распластавшись на спине. — Любопытно, — говорит Спок, помогая ему встать. — Я задаюсь вопросом, каковы критерии судейства. Составитель рейтинга должен был использовать сложный количественный метод для учета индивидуальных различий в эстетических предпочтениях, так же как и состояние каждого респондента на момент опроса. Возможно, неоднозначные параметры моделирования могли оказать свой эффект... — Серьезно? Статистика? Ну же, Спок, разве ты не польщен? Хотя бы чуточку? Спок расправляет подол своей уставной звезднофлотской футболки. Джим, падая, схватился за нее в последней попытке одержать верх, и ему почти удалось полностью ее стащить, явив на свет шесть кубиков пресса. Как минимум. «А может и восемь», — говорит ему внутренний голос, который точно не обучался тактичности. Джим немедленно отводит глаза. — Действительно, капитан, превзойти вас на пять позиций — мое величайшее достижение. — Ой, прекрати. Тебе — даже тебе — должно быть приятно. Спок лишь смотрит на него с недоумением, так же, как и тогда, когда Джим и Боунс ликовали из-за того, что команда Академии победила в перрисейские клетки**, или когда Джим не мог перестать хихикать, смотря ролики, где люди поскальзываются на банановой кожуре. — Почему мне должно быть это приятно? Мой внешний вид — исключительно продукт моей генетики и среды, в которой я вырос. У меня мало оснований для гордыни, и тот факт, что члены экипажа находят меня привлекательным, не обеспечивает мне никаких преимуществ, — заключает он и пригибается, становясь в боевую стойку, готовый начать следующий раунд. А вот Джим не готов. — Ну-ну, — говорит он, прищуриваясь и скрестив на груди руки. — На самом деле преимущества есть, правда же? Спок выпрямляется, выглядя немного раздраженным из-за этого вынужденного перерыва в тренировке. — В каком смысле, Джим? — «Это что, вздох?» — Ну, в куче смыслов. Например, люди с большей вероятностью пойдут на свидание с тобой. — Понятно, — торжественно кивает ему Спок. — Я непременно этим воспользуюсь. «Погодите». — Погоди, ты что, планируешь начать ходить на свидания? В смысле — встречаться с кем-то? — Разве это не то, что вы сейчас предложили? — Я... — Не совсем. Нет. Но типа того? Не имея в виду?.. Джим чувствует, как внутри него набухает пузырь паники. — А вулканцы вообще ходят на свидания? — Капитан, я думаю, что, возможно, ранее пренебрег необходимостью информировать вас о том, что я наполовину человек... — Умник. — … Кроме того — и я помню, что заполнял об этом соответствующие документы, — лейтенант Ухура и я были вовлечены в то, что вы именуете свиданиями, на протяжении девяти месяцев, пяти дней и... — Ладно-ладно, — машет рукой Джим. — Так... насчет свиданий. С кеми? Джим не чувствует себя собственником. И паникером. Вот нисколько. Спок рассеянно поднимает бровь — может, из-за неуместности вопроса, но вероятнее из-за грамматической ошибки Джима. — С кем. С тем, кто заинтересован. Как вы только что упомянули, у меня есть несколько вариантов. «Все хорошо. Все в порядке». — Эм, у тебя есть кто-то на примете? Я имею в виду, она должна, знаешь... быть не из твоего департамента, например. Спок торжественно кивает, при этом каким-то образом совершенно ясно давая понять, что лишь потакает Джиму. — Я прослежу, чтобы она или он не находились под моим руководством. «Она или?..» — Окей, — «Она или он?!» — Окей, хорошо. — Джим думает, что у него неплохо получается не делать пауз в разговоре. Учитывая, что его голова только что буквально взорвалась. Катастрофически. «Она или он». Спок только кивает, вновь принимая боевую стойку. И Джим со своим взорванным мозгом просто ляпает: — Свидание... А что насчет меня? Вот так. Годы страстной тоски, и желания, и мучений, и убеждений самого себя: «остановись, просто остановись, он не для тебя», и Джим просто просит Спока пойти с ним на свидание. А Спок... Спок вздыхает. — Существует вероятность, что некоторые члены экипажа будут также заинтересованы в социальных взаимодействиях с вами, капитан. Хотя, возможно, менее, чем со мной, учитывая тот факт, что я выше вас на пять позиций. А теперь не хотите ли возобновить нашу тренировку? — Это не то... Спок нетерпеливо приподнимает бровь. И Джим просто бросает свои попытки. Спок укладывает его на пол секунд через десять, и это охренительно больно. __________________ ** перрисейские клетки (квадраты) — Parrises Squares — атлетическая игра, в которой в 24 веке принимали участие команды многих планет. В игре участвуют две команды по четыре игрока каждая, одетые в смягчающую форму и вооруженные ионными молотами. Команда Академии выиграла в этой игре в 2324 году).***
— Он сказал, что у него… связь? — Связь? — Ухура прекращает тереть пальцами заспанные глаза и бросает на Джима недоверчивый взгляд. Когда Джим прервал ее сон, она была готова его убить и впустила в каюту, лишь когда он упомянул о травме Спока. Джим решает, что будет мудро не говорить о том, как очаровательно она выглядит вот так, с разметавшимися по плечам волосами и одетая в явно неуставную футболку с надписью «лингвистический ниндзя» и клетчатые пижамные штаны. — Связь разумов. Узы. Какая-то вулканская штука. Ты понимаешь, о чем я? Она кивает. — По сути, это брак. С кем? Джим пытается не слишком явно закатывать глаза. В конце концов, она только что проснулась после вчерашней гамма-смены. — Со Скотти, — с каменным лицом говорит он. — Со мной, конечно! Ухура внезапно выглядит куда бодрее: — Вау. — Что вау? Вау-хорошо или вау-плохо? — Просто… вау. У тебя со Споком связь? — Не знаю. Это возможно? Он мог ошибиться? Она скептически смотрит на него. — Ну… Насколько ты знаешь — он часто ошибался? «Да уж», — неохотно соглашается Джим. — Он мог соврать? — Конечно. Кто бы не соврал о том, что у него с тобой мысленная связь, Кирк? Я все время это делаю. Это то, что помогает мне продержаться в холодной безбрежной пустоте дальнего кос… — Окей, окей. — Он поднимает руки в защитном жесте. — Значит, наверное, связь все же есть. Нийота задумчиво кивает. — Вау. — «Это что, улыбка? Почему она улыбается? Ей это нравится?» — Но почему же он не упоминал об этом раньше? Джим пожимает плечами: — Может ли быть, что он и сам не знал? И не то чтобы Джим не спрашивал обо всем этом М’Бенгу и не задавал еще штук сорок вопросов сверху. Никто на борту ни черта не знал об этом, потому что вулканцы ведут себя просто нелепо — словно какая-то чертова космическая масонская ложа. Нийота пожимает плечами: — Может быть. Вполне возможно, что Спок, когда пришел в сознание, проанализировал свои ментальные связи и впервые ее заметил. Он как-то раз упомянул, что не может по-настоящему чувствовать свою семейную связь с Сареком, пока не сосредоточится на ней. Но… — Она смотрит вправо, устремив невидящий взгляд на изображение команды мостика во время последней увольнительной на Омикроне 4. Хорошее было время. Когда все были сориентированы в пространстве и времени как надо. — Как она могла установиться? Не спонтанно. По крайней мере не без какого-то очень интимного контакта между вами двумя. И даже тогда шансы были бы… Когда она вновь смотрит на него, то, должно быть, видит это в его глазах. Или в том, как он скрестил на груди руки, как опустил взгляд на носки своей обуви, как сжались в тонкую линию его губы. Она офицер по коммуникации, в конце концов. Она хороша в распознавании таких вещей. В чтении людей. А он плох в изображении покерфейса. — Нет. Джим на секунду зажмуривается и не произносит ни слова. А когда открывает глаза, она все еще рядом. Вся эта ситуация просто… пиздец. — Джим. — Я… — Джим. — Это было только… — Джим. — … один раз. — Джим! — Я знаю! Знаю. Не думай, что не знаю. — Я говорила тебе держаться от него подальше! Говорила. Чуть меньше года назад, когда у Джима была черная полоса. Он все время был так утомлен и подавлен, что с трудом сдерживал то, что скопилось у него внутри и требовало больше близости, больше времени, больше Спока. Тогда брошенных им на Спока любовных взглядов оказалось куда больше, чем Ухура могла игнорировать. Вот только она расценила их не столько как любовные, а, скорее, как «взгляды на задницу ее лучшего друга от скуки и неуместной склонности к участию во всяческих авантюрах, чтобы разбавить монотонность путешествий в глубоком космосе». Тогда она заявила: «Причинишь ему боль, и я вырежу ржавым скальпелем твои яйца и сожру у тебя на глазах», и Джим подумал, что лучше бы ему притормозить со всем этим. Потому что он — Джим Кирк, в конце-то концов. И именно это он и делает — причиняет людям боль. — Я пытался. И это было реально тяжело. Даже невозможно. И у тебя самой, вообще-то, вышло не намного лучше, чем у меня. — А ты прав, — бормочет она. — Ну, теперь можешь похвастаться тем, что заимел ментальную связь. Поздравляю, капитан. — Мне стоило тебя послушать. Ухура фыркает. — Как будто ты когда-то слушал. — Она идет к креслу в центре комнаты и забирается в него с ногами. Кто-то другой выглядел бы бездельно развалившимся лежебокой, но она умудряется быть изящной, словно произведение искусства. — И как ты ему сказал? — Как я сказал ему что? — Что вы на самом деле не связаны. — Я не сказал. Ну, мы все, типа, эм, с этим согласились. Глаза Нийоты расширяются, а затем распахиваются еще сильнее. У Джима создается отчетливое впечатление, что они раскрылись бы еще больше, если бы не очевидная физическая невозможность этого. — Вау. — Слушай… — Вау. Для лингвистического ниндзя она слишком зацикливается на одном слове. — А что мне оставалось делать? Он пропустил несколько месяцев жизни. Я должен был запутать его еще сильнее, сказав, что та штука, которую он ощущает в своей голове, на самом деле ничего не значит? Особенно учитывая то, что Спок не слишком-то возражал против нее. Джим помнит, как теплые пальцы прижимались к его собственным, как гудели и трепетали под кожей его нервные окончания, и как его пронзил внезапный порыв сжать руку Спока своей. — Вау. — Ухура… — Слушай, я скажу тебе две вещи. — Она вновь поднимается и направляется к нему, выражение лица Джима становится напряженнее. — Первое: причинишь ему боль, и твои яйца, считай, уже хирургически отделены от тела. Без анестезии, конечно же. Второе, — она внезапно ухмыляется, — прошу, держи меня в курсе. Я хочу знать об этом дерьмошоу все. Идя по коридору прочь от ее каюты, Джим все еще слышит ее смех.***
— Я думал, ты натурал. Проходит примерно месяц с начала третьего года их миссии. Утром, во время альфа-смены, они со Споком договариваются встретиться в каюте Джима и сыграть в шахматы. Сейчас 2113. В промежутке Джим тратит огромное количество времени и умственных усилий, пытаясь выработать хорошую стратегию, чтобы наконец-то спросить Спока, как бы между делом, что именно он имел в виду насчет свиданий, а особенно — насчет свиданий с парнями. И есть ли хоть какой-то шанс. Даже маленький. Крошечный. Бесконечно малый. Наноразмерный. Что этим парнем может быть Джим. Он разработал и отрепетировал как минимум восемь различных вступлений, пытаясь предугадать все возможные ответы Спока, чтобы быть уверенным, что его линия поведения и вправду приведет к интересующей его теме. Это прекрасная тактическая игра, не сильно отличающаяся от дюжин дипломатических переговоров с более или менее враждебными племенами, за которые он получил немало благодарностей и наград за последние несколько лет. И в каком-то смысле не слишком отличающаяся от шахмат. Это искусство, как уяснил Джим. И на то, что Джима часто называют лучшим капитаном Звездного флота, есть причина. Не говоря уже о том, что он стал гроссмейстером в восемнадцать. Вот почему он едва может удержаться от фейспалма, когда, еле успев сделать первые пять ходов партии, вдруг ляпает: «Я думал, ты натурал». «Отлично сработано, Кирк». Он лихорадочно соображает, должен ли как-то извиниться или, может, объявить общекорабельную тревогу, только бы вытащить себя из этого проеба, когда замечает, что Спок смотрит на него с искренним недоумением, все еще удерживая коня в поднятой руке. — …натурал? Так. Спок может быть — и бывает — жутким троллем, притворяясь, что не понимает все эти сленговые земные словечки — «Чувак. Хорош уже. Твоей матерью была Аманда Грейсон. Она практически изобрела Стандарт», — но в этот раз, в этот, блядь, раз Джим с абсолютной уверенностью может сказать, что он и в самом деле не врубается, о чем его спрашивают. Черт его дери. — И это все? Конь так и будет висеть в воздухе? — спрашивает Джим, пытаясь выиграть время. Вместо ответа Спок берет ладью Джима, даже не отводя взгляда. — Шах. Нахмурившись, Джим торопливо уводит короля. — Натурал, Джим? — подсказывает ему Спок. Джиму явно не отвертеться. — Эм-м… ты знаешь. Строго… эм… натуральный. Гетеросексуальный. — А, понимаю. — Спок вновь смотрит на доску, явно не обеспокоенный вопросом. Джиму следовало бы понять, что Спока легче растормошить, перепутав атомное число вольфрама, чем задавая вопросы насчет секса. — Это было разумное предположение, основанное на имеющейся информации. — Оу. — Джим хмурится. — Правда? — Действительно. Сверхлогичное. — От вас это высокая похвала, коммандер. Спок кивает, принимая его слова с тем, что, как знает Джим, является чистейшим, неразбавленным сарказмом. Хотя все остальные на корабле, кроме Ухуры и, может быть, Боунса, приняли бы это за торжественное подтверждение. И по тому, как Спок увлечен игрой, Джим понимает, что на этом тема исчерпана. Но — нет. Ни за что, блядь. Он откидывается на спинку кресла и начинает допрос. Очевидно, в этой теме нет нужды деликатничать. — Так… ты встречался со многими парнями? Спок отвлекается от изучения доски и поднимает глаза. — Тридцать семь процентов моих сексуальных партнеров были мужчинами. — Он наклоняет голову. — Ты выглядишь удивленным. Джим не будет возбуждаться только потому, что Спок произносит слово «сексуальных». Он. Не. Будет. — Нет-нет, совсем нет. — Джим на миг глядит в потолок. — Ну, может, немножко. Я имею в виду, что ты встречался с Нийотой, а еще та дамочка, с которой ты был связан до… — Они не упоминают гибель Вулкана. Никогда. — Ну, раньше. Стринг? Спринг? — Т’Принг, — терпеливо подсказывает Спок сухим тоном. — Точно, она. И ты никогда не упоминал, что был с парнями. Или мужчинами. — Ты имеешь в виду, не упоминал во время наших многочисленных обсуждений собственных сексуальных предпочтений? Споку реально лучше перестать говорить «сексуальных». — Да ладно, хоть какие-то же были. — Имели место случаи, когда ты толкал меня локтем и приглашал, я цитирую, «заценить» случайную «горячую цыпочку», но этим все и ограничивалось, насколько я помню. — Спок передвигает слона и отпивает глоток чая. — Ну, если ты хотел обсудить горячих парней, надо было только сказать. Я бы послушал. С радостью. — Если я правильно припоминаю, то все, чего я от тебя желал — это прекращения твоей вопиющей сексуализации случайных прохожих. — Ох, Спок не знает абсолютно ничего о размахе его привычки к сексуализации. — Твой ход, Джим. — Дело в том, что я не знал этой реально важной вещи об одном из моих ближайших друзей и узнаю о ней только теперь. Хотя у тебя, конечно же, есть право не рассказывать об этом никому. — Слова Джима далеки от стопроцентной правды. — Понимаю. — Лицо Спока тут же смягчается. — Я не скрывал этого намеренно. Хотя для репродуктивных целей узы обычно заключаются между людьми разных полов, среди вулканцев сексуальные эксперименты в высшей степени поощряемы, если не сказать ожидаемы. Возможно, вследствие этого я нахожу мужское тело столь же сексуально возбуждающим, как и женское. Это, как я полагаю, широко распространено среди представителей моей расы. Настолько, что упоминание об этом является излишним. На какой-то миг Джиму кажется, что он видит в глазах Спока желание что-то добавить, но тот не решается произнести это вслух, и желание исчезает прежде, чем Джим успевает понять, что это было. Меж тем борьба Джима со стояком рушится под весом слов Спока. Он откашливается. — Ну, я не вулканец. Так что для меня оно не было бы излишним, — кисло говорит он, нацеливаясь ладьей на слона Спока и незаметно поправляя при этом под столом свой член. Нет ни малейшего, блядь, шанса, что Джим выиграет эту партию. — Верно, — признает Спок. — Но что бы изменилось, если бы я сказал тебе об этом? Вот оно. Вот то вступление, которого Джим ждал. К которому он планировал прийти и с треском провалился, пока Спок не вручил его ему на золотом блюде. В котором Джим собирался сказать Споку кое-что. Кое-что о том, как порой тяжело не терять сосредоточенности в своем капитанском кресле, когда Спок возглавляет даже не рискованную высадку, или о том, что это именно он запрограммировал тот ужасный рецепт пломикового супа в репликаторе кафетерия, или о том, как он не мог в последние несколько месяцев перестать думать о сказанном тогда, и что он уверен, что сможет вынести просмотр фильма о сельском хозяйстве в Андории девяносто четвертого века, если Спок именно так представляет себе идеальное свидание. Или, может, о том, что он любит Спока чуть больше, чем просто друга. И думает, что, может, Спок тоже его любит, раз действительно решил дать Джиму шанс. И что они могут проводить время вместе еще веселее, чем сейчас. В постели, к примеру. А также вне ее. На самом деле, в основном вне ее. Вот насколько у Джима все плохо. Так что он сглатывает и ищет подходящие слова, и этот процесс не становится легче под терпеливым и настойчивым взглядом, которым смотрит на него Спок. Но, вроде бы, находит. Он собирается начать с «я думаю, что попросил бы тебя пойти со мной на свидание», поскольку это не заявление о бессмертной любви, которое только шокирует вулканца, но при этом довольно конкретно и прямолинейно, что должно вулканцу понравиться. Только факты. Не чувства. Он изложит все наименее угрожающим способом и… Когда звучит сирена корабельной тревоги, он даже не удивлен.***
Джим предлагает отвести Спока в каюту, и ему требуется какое-то время, чтобы понять, почему М'Бенга смотрит на него озадаченным взглядом — ведь на самом деле Спок прекрасно способен найти свою каюту самостоятельно. Точно. Полугодичная потеря памяти. Конечно, все не так плохо, как могло быть. Спок мог бы забыть последние пять лет своей жизни, что потребовало бы кучу объяснений о том, что именно случилось с его родной планетой и семьей, не упоминая уже того, как Джима повысили до капитана «Энтерпрайз» и не вышвырнули из Академии за мошенничество на этом дурацком тесте. Или он мог бы забыть четыре, что переместило бы их в то странное пред-хановское время, когда Спок все еще отказывался признать, что ему не все равно, жив Джим или мертв. Опять же, он мог забыть всего пару дней, что оставило бы их все на той же странице, учитывая эту ситуацию с возникшей связью. — У нас не общая каюта? — первое, что спрашивает Спок, когда они входят в его комнату. Меж его бровей появляется вертикальная морщинка. Рана, очищенная от зеленой крови, сейчас скрыта волосами. — Эм, у нас... общая ванная, ты знаешь. — Конечно, Спок знает. Она такой и была с самого первого дня, а сейчас день тысяча какой-то. — Звездный флот не вполне... в курсе. Морщинка становится глубже. — Насколько свежи наши узы? Ха. — Очень свежи, — необыкновенно расплывчатый ответ, но по какой-то причине Спок решает не углубляться в детали. — Присутствовал ли целитель? Наконец-то хоть на что-то Джим может ответить с уверенностью. — Нет. — Не присутствовал никто. Даже их здравый смысл. Хотя, если Джим помнит точно, присутствовало ощущение сильных рук, стискивающих его ребра, и пальцев, впившихся в поясницу сквозь майку, и нечеловечески жаркого дыхания у основания челюсти. Чужое угловатое ухо, прижимавшееся к его губам — вкус просто великолепно ощущался на кончике языка, словно пряности и сливки. И что-то накапливалось внизу, у основания позвоночника, и он хотел, чтобы все это продолжалось вечно, но Спок был так близко, удовольствие так велико, а Джим так влюблен, что это причиняло боль... — Не было целителя, — говорит он, отбрасывая в сторону все, что было. Что бы это ни было. — Знает ли команда? Выдерживать взгляд Спока все труднее и труднее. Джим ерошит рукой волосы и идет к столу, изучая стопки ПАДДов на нем и полное отсутствие беспорядка. Шахматная доска тоже тут, справа. Фигуры стоят так уже несколько недель — с той последней их партии, которую они играли до того, как... до того. — В основном, нет. — Понятно, — голос Спока звучит ближе, чем Джим ожидает, и когда он оборачивается, Спок стоит менее чем в футе от него. Близко. Очень близко. Не экстремально близко, но уж точно ближе, чем предпочел бы Спок, обладай он всеми своими воспоминаниями. Джиму это нравится. Что тут же заставляет его нервничать. Задыхаться. Потому что Спок должен знать, что... — Слушай, тебе точно стоит кое-что узнать... То, что Споку стоит узнать, теряется, когда его руки обнимают Джима, соприкасаясь с ним ладонями. — Джим, ты расстроен. Позволь мне помочь тебе. Это не похоже ни на что из того, что Джим чувствовал раньше. Это очень четкое осознание тепла Спока, тела Спока, плоти Спока, приближающейся, занимающей место рядом, заполняющей его личное пространство. Ощущение близости распространяется от их ладоней вверх по рукам, оно давит на Джима изнутри, сначала секунду, а затем счет идет уже на минуты, пока Джим не задается вопросом, не придется ли ему силой отскребать Спока со своей кожи. Он чувствует спокойствие. И уют. И сдержанность. А еще — возбуждение. Не торопливое и настойчивое, а приятное. Приносящее удовольствие, даже если оно ни к чему не приведет. Ничего общего с тем прошлым разом, когда он и Спок... — Что ты сделал? — голос неожиданно хриплый. Джим знает, что покраснел, и заметно. Чертова бледная кожа. — Я всего лишь пытался успокоить тебя через узы. Рука Спока поднимается вверх, чтобы отодвинуть слишком отросшие волосы со лба Джима. Окей, может, он возбужден сильнее, чем думал. Он правда-правда очень сильно возбужден, но не настолько, чтобы не заметить, как близко пальцы Спока к его пси-точкам. — Ты можешь читать мои мысли? — спрашивает он. — Без мелдинга — нет.— Лоб Спока хмурится. — Я пренебрег необходимостью поставить тебя в известность о природе наших уз? Для Джима это прекрасный момент, чтобы сдать назад. Объяснить. И все же. — Ты мог... опустить пару деталей. — Понятно. — Спок водит большим пальцем туда-сюда по скуле Джима. Несомненно, он убежден, что все это — стоять в нескольких миллиметрах друг от друга, дышать одним воздухом, заставляя зрачки друг друга расширяться — то, что они делают регулярно. Среди прочих вещей. Таких как... Нет. Нет. Было забавно использовать эвфемизмы, но Джим на самом деле должен избавить Спока от этого заблуждения. Сказать начистоту. Внести ясность. И все же. — Джим, я не могу читать твои мысли или воспоминания через наши узы. Однако, если мы достаточно близко, я могу воспринимать твои эмоции. И... физические ощущения. И это все решает. Здорово, конечно, врать своему первому офицеру о том, что они влюблены, женаты по-вулкански и все такое, и даже позволить ему поучаствовать в том, что, как знает Джим, является довольно-таки развратными вулканскими поцелуями. Но знать, что Спок чувствует своим разумом его стояк... Джим отступает назад и откашливается, тратя пару секунд на то, чтобы собраться. — Тебе стоит просто... отдохнуть. Помедитировать. — Он неопределенно машет рукой. — Порешать уравнения. Я вернусь позже. — Не дожидаясь ответа, он направляется к выходу. — Джим, — зовет его Спок в тот же миг, как дверь открывается. — Я прошу прощения за то, что не могу вспомнить, как установились наши узы. Но это ничего не меняет. Сглотнув, Джим кивает и, не глядя, выходит за дверь. А затем сползает по переборке прямо у двери каюты Спока и минут пять сидит на полу.***
Через три года и девять месяцев после начала миссии Джим и Спок в итоге вырабатывают систему. Это довольно сложный протокол, который они используют только после тех высадок, которые оканчиваются катастрофически и требуют чего-то большего, чем налет Джима на заначку виски Боунса или медитирования Спока до состояния полного забвения. Они редко используют его для чего-то менее серьезного, чем значительное число жертв или травм, которые закончатся тем, что Джим сделает несколько подпространственных звонков, прерывая мирную жизнь горстки семей на различных планетах Федерации, а Спок проведет ночь-другую, заполняя запросы на замену персонала. Это происходит так: они транспортируются назад, не обменявшись и словом. Стоят перед Боунсом плечом к плечу, а он зачитывает им тяжесть травм каждого пострадавшего и чего ожидать в следующие несколько дней, и они все еще говорят друг с другом лишь по крайней необходимости. Затем наступает черед отчетов, иногда звонков и конференций с адмиралитетом, что зависит, в основном, от того, находятся ли они в пределах досягаемости. В этот момент они начинают хотя бы чуть-чуть разговаривать, чтобы убедиться, что их версии произошедшего совпадают — они многому научились со времен Нибиру, — но лишь минимально и практически не встречаясь друг с другом глазами. В итоге они расходятся по своим каютам. Принимают звуковой душ, тратят какое-то время, с горечью пялясь в иллюминатор и занимаясь какой-то запоздалой переоценкой своего жизненного выбора (по крайней мере этим занят Джим; Спок, возможно, медитирует или ест шпинат, читая научные журналы). Они не покидают своих кают до середины гамма-смены, когда корабельная ночь наполняет коридоры темнотой и безмолвием. Когда Джим появляется в спарринг-зале, Спок обычно уже там. Он одет точно так же, как и сам Джим — в уставной спортивный костюм и футболку, все в серо-черных тонах. Выполняет движения того странного боевого искусства, названия которого Джим не может выговорить и потому называет его вулканским тай-чи. Как только Спок замечает присутствие Джима, он бросает свое занятие. А затем. А затем они принимаются избивать друг друга. Это не спарринг. Это не тренировка. Это не упражнения. Спок атакует Джима с некоторой сдержанностью, и да, он, должно быть, невероятно силен, но Джим провел слишком много лет в схватках с людьми крупнее, сильнее и злее себя, чтобы не научиться хорошо драться. Так что они почти равны, и они бьются так, словно ненавидят друг друга вместо... ага. И это здорово. Это потрясающее ощущение — быть избитым, потому что в глубине души Джим знает, что заслуживает этого. И вмазать кому-нибудь — тоже здорово. Измордовать кого-нибудь, кто сможет это выдержать, кто не умрет из-за неверных решений Джима. Кого-нибудь, кто все еще будет рядом, когда все закончится. С дермальным регенератором, который они сперли из медотсека, готовый применить его к себе и Джиму. И завтра на мостике, не упоминая ни слова о произошедшем. Джим думает — знает, — что их связь появилась в одну из таких ночей, за три месяца и две недели до того, как «Энтерпрайз» швырнуло, Спок приложился головой, а затем погладил пальцы Джима своими. Прямо после того, как Боунс посмотрел на них и покачал головой, Джиму пришлось сделать семь — семь — подпространственных звонков, а лицо Спока становилось чем дальше, тем все равнодушнее и безучастнее, что никогда, никогда в жизни не было добрым знаком. В тот день они выполняют этот свой ритуал с рапортами, душем и медитацией, а затем принимаются избивать друг друга. Губа Спока кровит зеленым, а бок Джима фиолетовый и болит просто пиздец как. Когда он пытается увернуться от пинка Спока, то впервые за последние часы чувствует, что, возможно — возможно, — сможет вынести то, что он жив и что он капитан этого корабля, еще хотя бы час. Хотя бы день. А еще у него стояк. Это никак не связано с тем, что он вплотную к Споку — ну, почти никак. Это все адреналин и тот особый вид восторга, который исходит из того, что, вашу ж мать, Спок миллисекунду колеблется, совершенно упускает возможность для апперкота, и Джиму достаточно легко удается увернуться и нанести ответный удар, пока оборона Спока не восстановлена полностью. Сейчас он абсолютно доминирует в бою и получает возможность контролировать, по крайней мере, хоть что-нибудь. Так что стояк никуда не девается и становится только тверже, когда Джим ударами загоняет Спока в угол и почти заезжает ему коленом по яйцам раз, другой (грязно, как грязно они оба бьются), уводя его от спарринг-мата, пока у Спока больше нет места для отступления. Джим буквально размазывает его по стене, вдавив правое предплечье ему в горло и прижав его тело своим. И вот тогда Джим вдруг осознает, что Спок тоже возбужден. Опять же, нет ничего особенного — «Или есть? Как это работает с вулканцами? Как это работает со Споком?» — это, возможно, всего лишь одна из десяти миллиардов физических реакций, вызванная всей этой странной, дерьмовой ситуацией, за исключением одного. За исключением того, что Спок смотрит на него, в него, и хотя Джим полностью обездвижил верхнюю половину его тела, Спок наверняка может двинуть бедрами и внезапно делает это. Их возбужденные члены теперь не две параллельные линии, а трутся друг о друга. И да. Да. Да. Да. Это, может, толчков десять. Может. Трение, конечно же, приятно, но его недостаточно, чтобы заставить их кончить, и уж точно недостаточно, чтобы заставить их кончить вот так, с мощью чертова товарного состава. Слух и зрение отступают под волнами удовольствия, пока рот Спока произносит у его щеки что-то, что должно быть похоже на «Джим». Этого недостаточно, чтобы заставить руки Спока сжаться вокруг талии Джима с такой силой, что оставленные ими отпечатки продержатся одиннадцать дней, или чтобы заставить Джима забыться до такой степени, чтобы жестко прикусить ухо Спока. Этого должно быть недостаточно, вот почему Джим знает, что этот оргазм пришел прямиком из его мозга. Доверьте Споку придать траху новый для Джима смысл менее чем за полминуты. А еще доверьте Споку немедленно убить все возбуждение и посмотреть на Джима вот так, пока его яйца все еще гудят. Шокированно. Потрясенно. Протестующе. Он уже видел Спока таким раньше, может, пару раз, и в один из них Джим умирал прямо перед ним, так что это выражение было в памяти еще довольно ярким. Что, ага, очень быстро спускает его с небес. И все-таки, все-таки, это было так давно, и Джим был так плох в том, чтобы хотеть, но не получать, и никто ни разу не сказал ему, что смысл любви в том, чтобы ждать, ждать, ждать... Но его спускает вниз до нового минимума: «Что же в его глазах? Это паника? Блядь, это отвращение? Я его заставил? Он чувствовал принуждение? Это конец? Все кончено, я и он, и «Энтерпрайз»? Как далеко он зайдет, чтобы убраться от меня? Смирись с потерей, Джим, смирись с потерей...» И Джим не может этого вынести. Джим явно не создан для любви, потому что это нестерпимо больно, и это куда больше, чем он способен вынести. Так что он делает назад один шаг, затем другой, не обращая внимания на влажность в паху — это не только его сперма, это их сперма, так почему, блядь, Спок смотрит на него так, словно Джим ему врезал, — и глотает застрявший в горле комок. Он смотрит Споку прямо в глаза. — Этого не было. Ясно? Спустя несколько секунд Спок кивает. И как только он это делает, Джим тут же сваливает нахрен отсюда.