Давно убит мой последний друг, Его прикончил мой первый враг. Я бы хотел, чтоб не стало нас двух — Было бы проще, но вышло не так. ЛСП — Потерян и не найден
Пока ты один, ты непобедим. Да и кто не влюблен — тот всемогущ. Но стоит полюбить кого-то, так сразу становишься уязвимым. Поэтому нужно не обманываться независимостью и непробиваемой оболочкой: когда я рядом с ним, я — самое слабое на всей этой планете существо, прячущееся в свою хрупкую ракушку. В его присутствии, словно по щелчку, я становлюсь глупее и ниже ростом. Заглядываю в глаза, что словно пещерное самоцветье; губы — нагло-хмельная вишня, спелая, яркая. И играем мы в дурацкие игры. Если бы не он, стала бы непобедимая, словно рать грозных роботов, даже тех, что в приставке, забытой мною, денди. Было бы по-другому, летали бы над землёй как Питер и Венди. Нездоровое наслаждение, бедственное, стихийное. Если он огненный ураган, я — пепел, осевший в выжженном воздухе; и в этом приговорённом к высшей мере городе мы горим вдвоём. Без права на амнистию. А тогда он пах пожаром, бурей в море и ураганом. В его взгляде скрытая ярость звериная, медвежья, сердце стучит о грудную клетку. Больно. Никогда не поддамся ему в этой игре, глупая игра. В неё каждый играет по-своему. Мы сидим в комнате, где собраны друзья Тора. Локи сидит в углу и наблюдает за уходящим солнцем. Оно накладывает на осколки окон зданий свою золотую чешую, превращая город в затонувшую рыбу с, казалось бы, не гниющими боками. Всё обман. Всё иллюзия. — С каких пор мы помогаем дефектным? — Локи скалится, поворачиваясь в мою сторону. Хочется взять нож и проделать в его груди дыру, чтобы посмотреть, если у него хоть капля чего-то живого. Есть ли у него сердце. — С таких пор, братец, когда невинный человек влезает в игры богов, — Тор смотрит на брата, хмурится, чуть поглядывая на меня. Мне неприятно. Уже от всего тошнит. Пустота. Я понимаю только сейчас. Четко и ясно, что если ты — подлая мразь, то у тебя есть два варианта выжить: первый — держаться стойко и ровно. Прятать свои чувства подальше, закрывать на замок и выкидывать ключ. Отвечать колкостями на оскорбления, корить за прошлое и не сметь заслуживать любви. Поначалу строить из себя стерву в тысячу раз легче, чем быть милой и дружелюбной. Меня от себя тошнит — только недавно я сдерживала слезы, панику, была неприступной и дерзкой, и меня тошнит. Не помню, когда я стала психотерапевтом, но по такому человеку как я, сразу видно, что слабостей немерено. Люди не каменные, у каждого есть то, чем он дорожит, а картинка с холодом только подтверждает это. Человек не может постоянно вести себя сдержанно, значит, притворяется, а, значит, можно докопаться до правды. — Можно спуститься Хельхейм, — предлагает Сиф — богиня Смерти точно поможет нам. — Хела? С каких пор ты веришь в это? — Незнакомый мне мужчина подает голос и встает. Слежу за ним. Он наливает в бокал вино. Идет в мою сторону и протягивает бокал, — Расслабься. — О чем вы говорите? — Обращаюсь к ним, и вижу, как они усмехаются и улыбаются. Я словно маленький глупый ребенок, который ничего не понимает. — Хель — богиня смерти. И живет она, в Хельхейме, в одном из девяти миров. Это холодное, темное и туманное место, куда попадают все умершие. Войти можно, выйти, вряд ли получится. — И зачем нам туда? — Задаю вопрос Локи, потому что он единственный, кто ответит мне. — Есть слух, что у Хелы есть три жемчужины, что могут привести к одному месту, где обитают существа, которые называются вайорами. Не спрашивай у меня, кто они. Потом, — Локи отмахивается и, когда всё утихает, кивает взглядом на бокал, к которому я даже не притрагивалась, мотает головой, словно дает мне знак, что не стоит. — Выдвигаемся в полночь — Тор отдает приказ, и я уверена, что никто и не посмеет сказать что-то против. Закаты тут красивые. Заход солнца — одно из самых завораживающих явлений природы. Лучше всего его наблюдать летом на открытых пространствах — в степи или на море, там, где видна линия горизонта. В закатный час на море или на реке невероятные цвета облаков в небе отражаются в воде, а по ней бежит солнечная дорожка. У меня в городе закат красив по-своему. По-другому. Догорает очередной день. Солнце медленно опускается к горизонту. Оно уже не такое обжигающее и слепящее, как днем, мягко пригревает теплыми вечерними лучами. Природа замирает, почти не слышен гул, становится все тише и тише. Диск солнца окрашивается в ярко-оранжевый цвет и становится тем больше, чем ближе опускается к земле. Теперь солнце подсвечивает облака на небе снизу, и они приобретают легкий розоватый оттенок. На небе так много облаков, они расцвечены всевозможными красками заката — от ярко-желтой до приглушенно фиолетовой. На другом крае неба проступает блеклый серпик луны. Большое оранжевое солнце прощально пылает, медленно скрываясь из вида. Сначала кажется, что оно движется очень медленно, пробегая лучами по ветвям деревьев и окнам домов, а потом резко ныряет за горизонт. Земля погружается в сумерки. А в небе еще некоторое время царствует блеклое зарево в том месте, где спряталось солнце.***
Диафрагма съеживается от боли, стоит только позволить пропустить удар. Не могу дышать. Удар. А затем еще один… Еще… И еще… Тело складывается пополам на жесткой плитке. Создается ощущение, будто органы внутри взболтались до однородной консистенции, и все это ассорти вот-вот грозится хлынуть через рот наружу. Удары идут без перерыва, я не хочу бороться. Я уже ничего не хочу. Всё, что я слышу, так это глупое дыхание, громкую боль и удары. Я слышу голоса в голове, они такие идеальные. Тембр, голос такой мелодичный, он говорит мне «не сдавайся», а я не могу. Слышу топот и чувствую, как меня поднимают за руки, не противлюсь. Слышу какое-то заклинание, кто-то шепчет. Некрасивый голос, страшный. Такие голоса бывают в фильмах ужасов, где невиданные создания пугают детей. Но я ведь давно не ребенок. Его кожа отливает серым цветом, больше похожее на мокрый асфальт, большие пустые глаза пронзают. Он отталкивает меня, видя кого-то в коридоре, а я не вижу ничего, перед глазами плывет. Удар, меня отбрасывает. Зелёный сгусток обвивает меня, словно щит. Пытаюсь сфокусировать взгляд снова. Это всё из-за меня. То существо пропадает, от него остается лишь облако пыли. Пепел. Тонкая мембрана кожи на локтях отливает молочно-белым на свету. Отрывать такую, как правило, больнее. Лучше дернуть сразу, пока не стало хуже. Дергаю и шипение рвется наружу, когда зуд на месте содранной кожи иголками врезается в мозг. — Тебе чертовски повезло, дефектная, что я оказался тут. — Локи осматривает меня и хмурится. — Что произошло? — На крыльце появляется Тор, он выглядит взволнованным. Мужчина осматривается и переводит взгляд в окно. — Тут был один из Чёрного ордена. Похоже, они поняли, что камень у нас. — Локи привстает и смотрит на брата. Хочу подняться, но сжатый комок диафрагмы не позволяет выпрямить спину до конца, приходится сквозь боль, спазм не проходит. Чувство беспомощности накатывает. Тут пахнет потом, грязью и кровью. Смотрю на руки, где уже появляются синяки фиолетово-синего отлива. Моя челюсть снова оказывается в его крепких пальцах, он смотрит в глаза и хмурится. Дьявол. Я, конечно, говорю о дьяволе, который сидит в нем. Это и делает его таким интригующим. — На твое счастье, Леа, что я чертовски хорошо чувствую тебя — разрывает контакт с такой резкостью, что кружится голова. Его пристальный, холодный взгляд заставляет меня сжаться, хочется заплакать. — Ты меня серьезно недооцениваешь, Локи, — улыбаюсь. Пытаюсь. Он отвечает мне ровно тем же, почти с зеркальной точностью отзываясь на улыбку улыбкой. — А ты, кажется, серьезно недооцениваешь меня, — он отходит от меня к окну и смотрит вдаль. — Леа, постарайся уснуть хотя-бы ненадолго. Локи поможет тебе убрать боль с помощью магии, нам придется действовать гораздо быстрее, раз появился один из Чёрного ордена. — Тор подходит ко мне и наклоняется чуть ближе, — доверься ему. — кивает на Локи. Качаю головой и вижу улыбку Тора, перевожу взгляд на Локи. Смотрит на нас. Бедный Обвинитель.