It's been too hard livin but I'm afraid to die

Хосок чувствует, как затекла шея, но даже это не заставляет открыть его глаза. Он ощущает тепло от пледа на своих плечах и ему кажется, что чьи-то тонкие длинные пальцы перебирают пряди его волос. Из-за дремы трезвое сознание смешивается с какими-то галлюцинациями и ему кажется, что он слышит взмахи крыла бабочки и как в лужу падает с зеленой травинки маленькая капелька свежей утренней росы. Он жмурится из-за солнца, мешающего ему спать, и открывает глаза. Оказывается, в комнату действительно проникли лучи тусклого солнца и из-за широко раздвинутых штор они падали прямо на его лицо. Хосок понимает, что все это время причиной, по которой у него так сильно затекла шея, была его поза и то, что голова покоилась на коленях Хенвона. - Я уснул, - голос Хосока слегка хриплый ото сна, он откашливается и медленно привстает, отодвигаясь на противоположную часть кровати от Хенвона. - Да, - банши кивает головой, не глядя на проснувшуюся фею. – Ты легче, чем выглядишь. Наверное, тебе стоит есть больше. - Извини. Ты должен был меня разбудить. - Ты не так долго спал. Сейчас восемь. Думаю, тебе нужно еще поспать. - А ты? Хенвон поворачивает свою голову в его сторону, как дверь медленно приоткрывается. В комнату заходит Кихен и удивленно раскрывает глаза, глядя на Хенвона. Хосок, слушая все эти истории банши и, если быть честным до конца, наслаждаясь его присутствием, совсем упустил тот момент, что привел в дом Ю совершенно незнакомого человека. Разумеется, первые минуты после того, как Хенвон переступил порог, Хосок все еще помнил об этом, но потом слишком увлекся, чтобы вспомнить, что он, по сути, не имеет никакого права распоряжаться в этом доме подобным образом. И поэтому теперь он чувствовал себя по-настоящему ужасно. Кихен осматривал незнакомого гостя недолго, он очень быстро метнул взгляд в сторону Хосока, требуя одними глазами объяснения. Но Хосок молчал. Как не странно, Хенвон был первым, кто заговорил. Он, встав на ноги, слегка поклонился застывшему в дверном проеме хозяину дома. - Доброго утра. Меня зовут Хенвон, - тогда лепрекон еще раз мельком взглядывает на него, но очень скоро возвращает взгляд Хосоку. - Твой друг? – Кивком он указывает на банши. Хосок теряется. Он словно ждал от Хенвона помощи, посмотрев на него, но тот ничем не помог. Скорее, он предпочел сделать вид, будто не заметил сигнала от Хосока. - Д-да. Прости, что так… просто было уже очень поздно, чтобы тебя будить и… так получилось. Кихен еще раз оглядывает Хенвона с головы до ног и только тогда кланяется ему в ответ. - Кихен. - Рад знакомству, - Кихен этому не верит, он, прекрасно понимая голос Хенвона, совершенно точно слышит дежурную вежливость в нем, поэтому не утруждает себя сказать даже короткого "взаимно". - Я готовлю завтрак, нужно будет поставить еще на одного, - говорит Кихен, закрывая за собой дверь с обратной стороны. Хосок выдыхает, закрывая воспаленные от недосыпа глаза, а после надавливает на них подушечками пальцев. Хенвон опускается на стул, что так и стоит чуть поодаль от рабочего стола. - Мне ужасно неловко, что так все получилось, - тихо произносит фея. Его глаза закрыты, поэтому он не видит того, как Хенвон равнодушно жмет плечами. Они завтракают втроем за одним столом. По правде говоря, Кихен с Хосоком за все то время, что фея живет у лепрекона, оказывались за ним всего пару раз. И теперь Кихен ощущал некое облегчение от этого. - У тебя слишком покрасневшие глаза, - замечает Кихен, намазывая клубничный джем на поджаренный тост. Хосок медленно жует горячую яичницу, и словно пристыженный не поднимает глаз на Кихена. - Я не думаю, что так уж и слишком, - только и может сказать он. - Слишком, - резко произносит Кихен, украдкой поглядывая на бесшумно завтракающего Хенвона. - Кихен, я хотел тебя кое о чем попросить, - резко меняет тему фея. И Шин уже начинает жалеть об этом, потому что он оказывается совершенно не готов говорить о том, о чем начал. Брови Ю ползут вверх. Он настораживается. - И о чем же? - В общем, тут такое дело… Хенвон, он не мог бы… эм-м-м-а, - проглотив небольшой кусочек пищи, Сок замирает, не зная, как продолжить. Он бегает глазами по прозрачной скатерти, перечницы, стоящей на ней, соломке, тарелкам, по всему, что есть на столе и проклинает это. Проклинает только потому, что ни от чего нет никакой подсказки, а сказать это слишком сложно из-за абсурдности, с которой прозвучат слова. Кихен сразу переводит взгляд на Хенвона, который, похоже, нисколько не разделяет ни напряжения вместе с Ю, ни растерянности вместе с Хосоком. Он просто наслаждается едой, продолжая подкладывать в уже пустую тарелку салат. - Вы превосходно готовите. Очень вкусно, остановиться невозможно, - вот что говорит он, как раз в тот момент, когда Хосоку так сильно нужна от него помощь. Возможно, он даже наслаждается своей необходимостью этому парню в данную минуту, испытывая полнейшую удовлетворенность от собственного игнорирования. О да, он вполне доволен собой, ему нравится осознавать свою значимость и при этом ничего не делать. - Ну? – Подталкивает Сока Кихен. И он, конечно же, не хочет на него давить, даже наоборот, просто старается помочь продолжить, думает, что смягчает голос, но звучит это отнюдь не смягченно. Протяжно и строго. Хосок замирает. Лишь медленно дышит и моргает, не подавая больше никаких признаков жизни. - Я понимаю, как это прозвучит. Я даже думаю, что прозвучит это еще хуже, чем есть на самом деле, но… - Хосок, хватит тянуть, говори. - Не мог бы ты разрешить остаться Хенвону со мной у тебя? – Ю искренне не ожидает подобного. Он снова приподнимает брови, кладя вилку в тарелку. - Вы не против, если я долью себе чая? Аромат бесподобный, - Хенвон, не дождавшись разрешения, встает из-за стола и идет к чайнику. Кихен смотрит на поникшего вниз Хосока. Он не знает, что сказать. К тому же, этот Хенвон кажется ему чертовски подозрительным и вообще никаких положительных эмоций не вызывает. Но… если его просит Хосок… к тому же, он хотя бы немного поел за последние пару дней. Его тарелка не полная и был съеден один тост. - Пожалуйста, - произносит Ю, вставая из-за стола. – У меня есть шоколадное печенье, Хенвон. Хочешь? – Хосок, честно сказать, шокирован от такого лаконичного ответа лепрекона. Не последовало никаких вопросов, вообще ничего. Он просто так взял и согласился? С каких это пор Кихен, который ненавидит гостей, так легко соглашается на них? - Не откажусь, - а Хенвон, похоже, единственный, кто продолжает себя ощущать настолько комфортно. Он присаживается на место, позволяя Кихену ухаживать за собой – подливать чай, ставить перед ним миски со всевозможными сладостями. Тем временем завтрак Хосока стынет и он продолжает смотреть в никуда, все еще не веря. - Мне нужно идти на работу. Боюсь, мои отгулы подошли к концу. У меня есть надувной матрас, он тебя устроит? - Да, вполне. Искренне благодарен, - хотя в его искренней благодарности сомневается даже Хосок, особо не вслушивающийся в их разговор. - Я приготовлю для тебя чистое полотенце и оставлю его в ванной. - Благодарю. Это печенье очень вкусное, - Хенвон запивает печенье чаем. – Глупость, наверное, но такое впечатление, что на нем заклятие ведьмы. Кажется, оно называется "против грусти". Кихен резко обрывает свои действия, замирая. Хосок поднимает голову, чтобы посмотреть на него, но как только их взгляды встречаются, Ю кладет свою крошечную ладонь на широкое плечо Сока. - Ешь, все уже и так остыло. Тебе нужно больше питаться, - и звучит это слишком ласково и заботливо и, по всей видимости, Кихен этого сам не замечает, вкладывая свои чувства ненамеренно. - Знаете, если вы купили это печенье в магазине уже таким, то вам непременно стоит подать на владельца в суд. Это довольно сильное волшебство и применять его без согласия покупающего его существа строго запрещено. Вы могли бы неплохо заработать на нем. Я даже скажу вам имя ведьмы, наложившее на них такое сильное волшебство. Хм, а точнее имя ведьмака, - Кихен продолжает складывать грязную посуду в раковину. - Хосок, поешь еще, хватит считать количество зубочисток на столе. - Но другое же дело, если бы это было законно купленное волшебство. Тогда бы вам наверняка пришлось бы хорошенько раскошелиться. Это удовольствие не из дешевых. Да и тот ведьмак ни за что на свете не согласился делать кому-либо скидку. Он известный жлоб. Его можно спокойно осудить. Кихен так ничего не отвечает на слова Хенвона, даже ни единым мускулом не выдает свои эмоции. Хотя, похоже, банши не очень-то и нужно лицо Ю, чтобы понять его настоящие эмоции и чувства. Он прекрасно знает то настроение, в котором Кихен выходит из кухни, оставляя их с Хосоком наедине. Шин съедает еще один кусочек уже остывшей яичницы, медленно рассматривая лицо Хенвона. Этот парень больше не пьет чай и не есть печенья. Более того, Хосок замечает, что банши так и не доел первого печенья, а лишь надкусил. - Ты его расстраиваешь, - тихо говорит фея. – Я очень не люблю, когда кто-то говорит Кихену что-то обидное. Не издевайся над ним. - Печенье заколдованное. Ты знаешь об этом? – Он переводит взгляд темных глаз на нежно-голубой взгляд Сока. – Он хочет, чтобы ты стал счастливым, но ему, кажется, никто не сказал об обратном эффекте. Его одурачил один молодой ведьмак, только он занимается продажей подобных заклинаний. Если бы Кихен знал об этом, думаю, он не стал бы этого делать. - Что могло бы случиться? - Ты бы впал в уныние уже навсегда. Волшебство слишком ненадежно, чтобы полагаться на него в ответственные моменты. Оно совершенно нестабильно, никогда нельзя ожидать от него чего-то наверняка. - Ты уже второй раз спасаешь меня. - На самом деле, уже намного больше раз, - они смотрят друг другу в глаза, и Хосок ощущает покалывающее тепло в своей груди и ладонях. Его сердце бьется ровно, но более живо и словно от грудной клетки невидимая ниточка тянет его к Хенвону. Раньше он никогда не встречал банши. Конечно, не исключено, что он встречал их в роли случайных прохожих. Возможно, он просто никогда не останавливался, чтобы рассмотреть их внимательнее, просто не оказывался слишком близко к ним, чтобы почувствовать что-то подобное тому, что он ощущает сейчас с Хенвоном. Что если это действительно та самая связь феи и банши? Ведь по некоторым историям банши – дети фей, они связаны крепкими узами, потому что банши тоже феи. Неужели это и есть та самая связь, доказывающая родство одного вида с другим? - Ты тоже чувствуешь тепло? – Щеки Хосока розовеют от прилившей к щекам крови. Он словно ощущает зачатки весны внутри себя. Словно тонкие зеленые стебельки раздвигают сырую зимнюю почву, подготавливая тем самым все вокруг к смене времени года. - Нет, - отвечает Хенвон, равнодушно пожимая плечами. – А ты, похоже, слишком открытый. - Говорят, что все феи открыты, - как бы в свое оправдание говорит Шин, слишком смущаясь своей искренности. Кажется, его щеки краснеют сильнее, но он не отводит взгляда, откровенно рассматривая лицо Хенвона. - Не думаю, что это правда. - Как много фей тебе доводилось встречать? - Думаю больше, чем тебе. - Знаешь, - Хосок чувствует, как стебелек внутри прорастает выше и появляется щекотливое чувство в животе. Он не контролирует себя, когда говорит: - Я рад, что ты останешься. - Этого следовало ожидать, - но голос слишком холоден, чтобы обогреть теплом Хосока.

***

Хосоку нравится ощущать присутствие Хенвона. Ему действительно приятно ощущать, что в комнате теперь он спит не один. Иногда он совершенно забывает, что комната до сих пор принадлежит Кихену, с которым они оба видятся лишь за завтраком и поздним вечером, когда тот возвращается с работы. Еще одно полотенце и еще одна щетка в ванной. Теперь Кихен готовит завтраки на троих, смотрит на Хосока украдкой и, похоже, его сердцу становится легче. Хенвон принимает еду без особого стеснения, проводит в ванной ровно столько времени, сколько ему нужно, совершенно не задумываясь о том, что хозяин дома может куда-то спешить, а Хосок скучать без него. Скорее, дело как раз в том, что все это банши, конечно же, известно и делает он это намеренно. Ему нравится доставлять кому-то неудобства, заставлять ждать, раздражаться. Это черта его характера, которую практически сразу раскрывает в нем Кихен. И которая остается для Хосока совершенно неочевидной. Хосок по-прежнему ходит в кенгурухе, искренне расстраиваясь, когда наступает время ее стирки. Она, на самом деле, уже и без него достаточно растянулась и потеряла былой цвет, стала похожа на какую-то бесформенную тряпку неизвестного оттенка, но парень, казалось, оттого еще больше привязывался к ней. За две ночи он вытянул из Хенвона все рассказы, которые тот только знал. И на третью ночь он холодно ответил на хосокову просьбу рассказать что-нибудь еще, что ему жаль, но он больше не может ничего рассказать, потому что ничего не знает, и повторять истории по миллион раз ему надоело. Хенвон спал на надувном матрасе, который для него надул Кихен. Он был в своих этих забавных домашних шортах. Удивительно, но кроме этих шорт у Ю больше не было ни одной вещи с открытым рукавом или чего-то выше щиколоток. И поэтому Хосок очень хорошо знал эти шорты, но не знал, почему лепрекон носит их. У него были тощие ноги и острые коленки, они были значительно светлее основного тона кожи, впрочем, в этом-то как раз не было ничего удивительного. Когда Хенвон отошел в ванную, Хосок улегся на его надувной матрас и представил, что сейчас лето. Он представил, что волны раскачивают его надувной матрас для купания, солнце греет его спину, а не кенгуруха, что вокруг никого только тепло и шум волн. Так он и уснул. Проснувшись утром, он обнаружил, что Хенвон спал в его кровати, а на нем самом поверх кенгурухи было накинуто одеяло. Вечером четвертого дня Кихен пришел с работы немного раньше, он выглядел слишком измотанным. Как ни странно, его пришел встречать Хенвон. Он взял из рук Кихена пакеты и понес их в кухню, пока тот снимал обувь и вешал пальто. На кухне уже горел свет, а за окнами было совсем темно. Наступила осень и дня стало совсем мало. - Где Хосок? - Он стал рано засыпать и слишком быстро уставать. Говорят, весенним феям становится тяжело осенью. - Раньше с ним такого не было, - тихо бормочет Кихен, вымывая руки в раковине. - Но думаю, раньше у него и мать не умирала. Кихен вытер руки о полотенце, висящее на крючке над раковиной. Он надевает поверх своего каштанового свитера фартук, закатывая рукава. - Он тебе рассказал. - Боюсь, это сделал не он. Кихен принялся разбирать продукты из пакетов, что Хенвон поставил на стол. - Вещи, окружающие его, слишком разговорчивые. Как и он сам, верно? Ю глубоко, но беззвучно вздыхает, кидая овощи в раковину, чтобы помыть их. - Раньше все так и было. Он трещал без умолку. - И всегда любил слушать истории? - Это все его бабушка. В его семье не было мужчин, он воспитывался одними женщинами и рос на историях о прошлых временах. - А вы, похоже, давно знакомы с ним. - Мы знаем друг друга уже слишком давно. И… - Кихен замирает с ножом в руке, придерживая свободной морковь. – Он никогда не был от меня настолько далеко. - Поэтому ты привязал его к себе и не выпускаешь из своего дома? - Я не привязывал его, - Ю кривит губу, продолжая нашинковывать овощи, пока оливковое масло накаляется на сковороде. - Тебе страшно. У тебя так много страхов, что они душат тебя. И дело не только в Хосоке. Есть еще кто-то. Кто-то важный, да? – Кихен шумно стучит ножом, сбрасывая морковь на сковороду. - Я просил тебя говорить что-то обо мне? - Незачем на меня злиться. И правда не виновата в том, что ты ее так не любишь. - У тебя тихие шаги и нет запаха. Ты точно не лис и не оборотень. На духа, пришедшего к нам с гор, выплывшего из океана или какого-нибудь лесного божка ты не похож. Кто ты? - Я банши. Кихен кидает к моркови тонко нарезанный картофель, а за ним нашинкованную капусту. - Ты пришел, конечно же, за Хосоком. Ты хочешь спеть ему песнь, чтобы он уснул и никогда не просыпался. Что же вам всем нужно от Хосока? – Кихен мешает лопаткой содержимое сковороды, добавляя перца и еще немного оливкового масла. – Что же вы все от него хотите? Он так сильно страдает, а всем все мало. Миру всегда мало страданий существа, если оно страдает. Мир всегда хочет добить. Причем сделать это самым изощренным образом. Уходи из моего дома и больше никогда не появляйся в поле зрения Хосока. Хенвон, вытащив из холодильника красное яблоко, вымывает его в раковине и выходит из кухни, пока Кихен продолжает готовить. Через какое-то время банши возвращается в комнату уже в верхней одежде. - Мне было бы интересно поговорить с тобой. Возможно, при других обстоятельствах у нас бы это вышло. - Не знаю. Тем не менее, у нас сейчас эти обстоятельства, при которых говорить нам не о чем. - Он сам меня позвал, чтоб ты знал. Банши никогда не приходят за теми, кто их не зовет, банши никогда не забирают жизни у тех, кому рано уходить отсюда. - Ты все сказал? – Ю по-прежнему не отвлекается от готовки и не поворачивается к парню за своей спиной. - На самом деле, есть еще кое-что, - и Кихен уже чувствует, что именно хочет сказать ему Хенвон. Банши об этом знать не может, но почему-то лепрекон чувствует. - Говори и проваливай. - Какой ты, надо же, - усмехается Хенвон. – Одной фее бережешь жизнь, не боясь, прогоняешь смерть. А другая фея тем временем из-за тебя в петлю лезет. Кихен крепче сжимает рукоять ножа, прекращая нарезать мясо. - Что ты знаешь? – Его голос становится сухим. Кихен весь напрягается, стараясь вслушиваться в каждое слово, которое скажет Хенвон, но как назло масло шкварчит невыносимо громко. Хенвон легко усмехается. О да, он насмехается над беспомощностью Ю, над его глупым положением и глупыми попытками чему-то противиться. Он смеется над Кихеном, этот проклятый банши. - Как знать, Кихен-хен, возможно, следующей, кому я буду петь, будет именно эта фея, - и он уходит, оставляя лепрекона в таком состоянии.