***
Хосок обреченно вздыхает, откинувшись на спинку стула. Он одет совсем по-легкому - просторная футболка и широкие шорты, за шиворот стекают редкие капельки пота. Хенвон, скрестив руки на груди еле заметно усмехается, точно так же откинувшись на спинку стула. - Ты ужасно хорош в шахматах, - стонет Хосок, закрывая руками лицо. В доме открыты все окна и это нисколько не помогает парням охладиться. - А ты не очень, - отзывается банши, из-за чего получает взгляд упрека от Шина. Хенвону жарко, он сидит в просторной футболке и спортивных свободных штанах, где слегка растянулась резинка и при быстрой или активной ходьбе они спадают. - Не хочу с тобой играть больше, - Хенвон жмет плечами. - Пожалуйста. - Да и солнце сегодня так сильно жарит. Что происходит с погодой? На улице теплее и теплее день ото дня, - несмотря на то, что Че ничего не отвечает фее, он знает, что Шин на самом деле все и сам прекрасно понимает. Хенвон стал слышать шепот деревьев, находясь рядом с Хосоком, и он уверен, что те разговаривают с ним. И Хосок иногда ни с того, ни с сего краснеет. Наверняка, не просто так, а от услышанного. Шин болтает без умолку каждый день. Они играют в разные игры и ходят в кино. Удивительно, но в доме оживают цветы, хотя еще пару дней назад они казались совершенно неспособными к воскрешению. - О чем ты задумался? Хенвон перевел взгляд с окна на Хосока и покачал головой. - Да так, ни о чем. - Тебе же совсем непереносима жара, да? - Нет, все в порядке, я спокойно отношусь к любой погоде. - Я больше всего люблю весну. Мы с моей мамой сажаем цветы и ходим в лес, едим ягоды, она всегда их находит быстрее меня. Этой весной мы... - он резко замолкает. Похоже, рядом с Хенвоном он совсем позабыл о том, что она мертва. Это заставило его помрачнеть. Он чуть опустил голову, вздохнув и поправил самого себя: - Мы хотели побыть несколько дней в лесу. И она... о! Знаешь что? Весной для меня особое время, я могу... хм, могу ли я это показать тебе сейчас? - Этот вопрос он задает скорее самому себе, чем Хенвону. Хосок неуверенно смотрит на Хенвона, смущенно улыбаясь. В один момент его глаза озаряет блеск и он встает на ноги. - Я покажу тебе кое-что, ладно? - Хенвон спокойно жмет плечами, а парень уходит из комнаты быстрыми шагами. Хенвон почему-то знал уже давно, что настоящий Хосок такой, каким он был сейчас. Он знал о Хосоке заранее, еще не встретив его, слышал и чувствовал все то, что происходило с ним, с каждым днем все отчетливее. Сидя на краю кровати он слушал мысли этого парня и ощущал на себе чужие желания и боль. После встречи с Соком он не удивлялся ничему, что бы не сказал тот. Он знал, что в один вечер он может спокойно попасть в дом совершенно незнакомого ему парня, более того, он должен был это сделать. И если бы тогда, в тот вечер он не дал стакан Хосоку, то... в любом случае, он должен был оказаться там именно в то время. Если не в качестве спасителя, коим он изначально не планировал становиться, то в качестве того, кто будет петь. Он знает, что Хосок должен был умереть. Он знает как никто другой, что Хосок думал об этом на подсознательном уровне. В то время, пока ему снились прекрасные сны, где он грелся на солнце и ласкал кончиками пальцев лепестки раскрывшихся цветов, с Хенвона сдирали кожу живьем в его голове, которая пульсирующей болью разрушала его. В тот момент, когда они встретились, почему-то Хенвон сразу понял всего Хосока. Он все понял, глядя на кресло качалку, на стены дома, вдыхая его запахи и, конечно же, увидев Кихена. Этого переполненного отчаяньем лепрекона. Его мысли занимал кто-то еще помимо Хосока, но кто-то словно близкий ему. И эти мучения кого-то третьего ощущались Хенвоном все сильнее. Это было не его дело, но он все равно вмешался, оказавшись не таким равнодушным, каким он думал о себе. На деле Хенвон же понимал чувства других ярче и очевиднее, чем собственные. Казалось, он весь состоит из других существ, говорящих с ним в его голове, что его самого и вовсе нет. Он чувствовал вечную усталость и вымотаность, что не исчезали даже после десятичасового сна. Ничто не исцеляло. Но теперь он ощущал себя относительно беззаботно. Вечерние птички пели за окном, солнце прощалось с днем в виде наливного красного яблока, оно было огромным и таким, словно действительно собиралось греть их всех еще очень долго. Всегда. Неизвестно откуда на земле появились расточки травы, отодвигающие теплую землю почвы. Все прогрелось и осень стала весной. Тем временем в комнату вошел Хосок с небольшим горшочком земли. Он робко улыбался Хенвону, его щеки были приятного розового цвета, какими, скорее всего, были всегда до смерти матери. Он кивнул на шахматную доску. - Убери, пожалуйста, ее со стола, - и Хенвон, ленно поднявшись, выполнил просьбу, оставив шахматную доску на деревянном подоконнике. - Хенвон, ты веришь в волшебство? - Учитывая то, что в последнее время развелось слишком много ведьм, то да. - Нет, я не об этом. Ты веришь, что фея может свершить волшебство? - Хосок посмотрел ему в глаза, а Хенвон лишь многозначительно пожал плечами. - Боюсь, меня трудно удивить. - Ну а порадовать? - И в этот момент Хосок улыбался настолько очаровательно, настолько живо и настолько сильно ему шел этот румянец, настолько ласковы и теплы были его глаза, что Хенвон ничего не стал отвечать. Закат за его спиной вызывал светящийся контур, очерчивающий всю его фигуру и это уже выглядело волшебно. Так подумал Хенвон, но следующая мысль о том, что это глупость, перечеркнула все предыдущее. - Сейчас как раз темнеет, иди сюда. Садись напротив. Хенвон присел на свое место, снова скрестив руки на груди и откинувшись на спинку. Хосок же, поставив свой горшочек поближе к себе как-то неловко потер вспотевшие ладони. От его тела так и исходило тепло, Хенвон не мог не чувствовать этого. - Что это? Горшочек твоего лепрекона? - Хосок лишь усмехнулся, покачав головой на шутку. - Я не знаю, получится ли у меня это, мне обычно в этом помогает весна. Особенно хорошо выходит в марте, до дня рождения и после него еще несколько дней. Но мне хочется попробовать это сделать сейчас. И Хосок любовно обнял глиняный горшочек обеими руками, закрыв глаза. Хенвон не понимал, что происходит, мысли Хосока его больше не атаковали, все стало спокойным. И по началу банши совершенно не понимал, что должно произойти. С виду это был совершенно обычный глиняный горшок с сырой землей. На лбу Хосока появилась испарина, его мышцы напряглись и брови слегка сдвинулись, он словно по долгу не дышал. Тем временем солнце продолжало садиться и делало это, казалось, быстрее, чем обычно. В комнате слегка накалилась температура, стало более душно. Правда, очевидно, что случилось это не сразу, не в один момент, а постепенно, просто какое-то время не ощущалось. Кончики пальцев Хосока побелели, но внешне по-прежнему ничего не происходило. Легкий тюль трепал слабый ветер и за окном никого не было, Хенвон заметил, что все звуки с улицы исчезли, он услышал, как интенсивно забилось сердце Хосока в его ушах, он почувствовал его пульс, накладывающийся на собственный. Они слишком сильно отличались, чтобы этого не заметить. И прошло неизвестно сколько времени. Хосок уже сидел весь вспотевший. Капельки пота падали с его лица, на котором все сжалось в той гримасе, которая бывает только тогда, когда существу тяжело. Его глаза были крепко зажмурены и сердце билось до невыносимого быстро и это даже начинало немного волновать Хенвона. Еще бы чуть-чуть и он наверняка бы попросил фею делать то, что тот пытался сделать. Но вдруг Хенвон увидел голубоватый свет, исходящий от рук Хосока, это поразило и заставило выпрямиться от удивления. Сок начал медленно отводить руки от горшка, его ладони продолжали излучать этот голубой свет. Он медленно открыл глаза, все так же напрягаясь всем телом и невольно издал стон, который получается издать лишь в минуту поднятия слишком тяжелого предмета. Кончики его пальцев медленно проникли в землю и Хосок тяжело выдохнул. Хенвон дышал через раз, ожидая с трепетом и интересом того, что должно было произойти. Свечение стало ярче, а за окном случилась самая темная ночь в его жизни, темнее не было и зимой. Температура в комнате поднялась еще сильнее и ветер с улицы начинал трепать тюль все ощутимее. Теперь уже сердце банши билось слишком быстро. Он не поверил свои глазам, но после того, как Сок пару раз аккуратно помял землю из нее стали показываться зеленые росточки. Вынув пальцы, Хосок еще раз провел ладонями по глиняному горшку, а за тем задержал руки над ним. Хенвон еще никогда не видел подобного. Конечно, он не мало повидал от ведьм и ведьмаков, но такого еще никогда. Прямо на его глазах вырастал цветок. Его тонкий стебелек крепчал и тянулся вверх стремительно. Появился бутон, необычного цвета. Вся комната озарилась этим светом, исходящим от цвета рук Хосока. От них же исходил теплый воздух, из-за которого кончики волос банши слегка колыхались. И так до тех пор, пока бутон не раскрылся. Хенвон понял, что это был бутон прекрасной расцветшей розы. Как только свет погас, Хосок с тяжелым вздохом рухнул головой на стол. Хенвон будто просыпается. Он резко встает на ноги, из-за чего стул, на котором он сидел, падает. - Хосок? - Его рука ложится на горячее и мокрое плечо парня. Тот медленно поднимает голову весело и одновременно устало улыбаясь. Все его лицо покрыто испариной. - Все хорошо. Посмотри на цветок, - говорит он, сам поворачиваясь к только что выросшему цветку. Хенвон поворачивает голову. Роза излучает собой сияние, отличающееся от того, что исходил от рук Хосока. Это прекрасная роза цикламенового цвета. - Ты умеешь это делать? - Ужасно неуместный и глупый вопрос, но это единственное, на что способен Хенвон. Хосок, прикрыв глаза, продолжает мягко улыбаться. Он осторожно кивает. - Весной у меня получается делать это быстрее и не отнимает столько сил. Осенью обычно я чувствую себя менее активным, как и зимой, поэтому до сегодняшнего дня я не пробовал ничего подобного. Правда, я пытался сделать ее синей, но, как видишь, - и усмехается, подперев щеку рукой. Хенвон молча смотрит на цветок, а потом на Хосока, у которого глаза закрываются от усталости. - Через какое-то время он, к сожалению, перестанет светиться в темноте. Мне бы очень хотелось, чтобы хотя бы один из них светился ночью. Ты слышишь как он пахнет? - И только после слов старшего банши начинает слышать сладкий аромат цветка. - Ты можешь вырастить что угодно? - Хосок жмет плечами, любовно глядя на цветок. - Я не знаю, я всегда пробовал выращивать лишь цветы. - Я не знал, что феи умеют делать подобное, - Хенвон поднимает стул и ставит рядом с Хосоком, поглядывая на цветок. - Я не думаю, что все феи умеют это делать. Моя мама не умела, хотя пыталась всегда. Она любила цветы, но не слышала их разговоров. Она тоже родилась весной, но ничего из того, что умею делать я, она делать не умела. Мы вместе с ней пытались. А что с твоей семьей, Хенвон? Где твоя семья? - Моя? - Он смотрит какое-то время на Хосока. - Отец живет с ведьмой, а свою мать я не помню и не знаю. Младший брат женился слишком рано и у него скоро будет ребенок. Все как у всех. Ничего интересного. - Ты не общаешься со своей семьей? - Банши качает головой. - Это нормально. У многих банши так. Мы больше одиночки. Это большая редкость, когда банши женятся и заводят настоящую семью. Но даже если это и случается, то родители не близки с детьми. И в этом нет ничего необычного. Дети быстро уходят от родителей, мы не привязаны к ним, а они к нам. С феями, похоже, не так, - уголки его губ слегка приподнимаются. - По-разному. Ты не грустишь из-за этого? - Нет. - Тебе не бывает одиноко? - Не бывает. - А твои друзья? - У меня есть много знакомых, мы иногда встречаемся, но не так часто. - У меня есть Кихен. Он мой очень хороший друг, - Хенвон усмехается. - Да, я заметил. - Но ведь ты тоже теперь мой очень хороший друг? - Хенвон видит, как у Хосока слипаются глаза. И он сам, если честно, чувствует усталость, зевая и прикрывая рот рукой. Он слышит Хосока, губы которого сомкнуты. Он чувствует его сердце, которое говорит ему слова, отличающиеся от тех, что говорят его губы. - Наверное, так и есть, - кивает Хенвон. - Ты так интересно появился. Очень удивительно. - Хосок, ты не хочешь прилечь? - Мне кажется, что ты беспрепятственно можешь появляться в любом месте. И случайно, и не случайно. Хенвон молча слушает, но слушает то, что чувствует Хосок, а не говорит. И не знает, нравится ли ему то, что Сок не до конца с ним искренен. - Ты слышишь? - Тихо шепчет Хосок, устроив свою голову на руках, лежащих на столе. - Что? - Как она говорит, - Хенвон медленно переводит взгляд на розу, отбрасывающую свое приглушенное свечение. - Она говорит о том, что любит этот мир. Она любит тебя и меня. Она любит землю, в которой растет, - Хосок глухо усмехается. - Ох, она такая болтушка, Хенвон-а, ты себе и представить не можешь. Хосок засыпает. Через некоторое время Хенвон тихо произносит: - Такая же, как ты. Иди в кровать, мне тебя не перенести, - но Хосок его не слышит. Хенвон опускает голову на стол так, чтобы оказаться на одном уровне с лицом спящего. Ему тоже хочется спать. Его пальцы касаются влажных волос Хосока и ему в голову приходит мысль о том, что его может продуть. Его разгоряченное тело стремительно остужается прохладным воздухом с улицы. И Хенвон, поднявшись на ноги, стаскивает с кровати теплое одеяло, накрывая сначала спящего за столом Сока, а после себя.IX
7 августа 2018 г. в 11:31
Кихен не находил себе оправдания. Чжухон не искал, наслаждаясь свободным доступом к шее Ю. Голубые глаза феи то и дело фокусировались на лице Кихена. В них был и вопрос, и нежность, и страсть, и успокоение, и просьба и еще много того, что заставляло сердце Кихена болеть. Эмоциональные глаза неравнодушного Чжухона.
Кихен не верил в очарование фей, но ему было куда проще поверить в это, чем придумать оправдание тому, что он позволял делать Хону с собой. Более того, наслаждаться этим сам.
Ю, забывшись, временами сцеплял пальцы в замок за шеей Хона, но опомнившись, тут же исправлял ситуацию. Он не мог решиться на ответ, но так же не мог оттолкнуть. Было страшно, что Чжухон смирится и действительно перестанет его целовать, уйдет. Не то, чтобы Кихен питал чувства, но думать о том, что фея уйдет...
Кихен закрыл глаза. Он так и продолжал ничего не делать, пока Ли гладил его спину, плечи и бока, пока мягко целовал то щеки, то кончик носа, то закрытые веки, то лоб, шею, губы и ключицы. Все это было чувственным, как раз в его стиле, как раз так, как, оказывается, Кихен и запомнил.
Так они и сидели на полу в прихожей, не двигаясь с места. Спина Ю был прижата к стене, голова слегка запрокинута, руки расслабленно лежали ладонями вверх. Их Чжухон тоже ласкал, каждый пальчик по отдельности и всю кисть. Гладил и целовал, заставляя чувствовать лепрекона то, что его прощают за все на свете, что мирятся со случившимся. Да ведь только он не просил этого прощения и себя виноватым не считал. Он не был виноват, он не виноват и сейчас. Он мог только тихо злиться на себя за то, что бездействует, ничего не предпринимает как раз тогда, когда должен это сделать, когда это необходимо.
И от бессилия, от того, что он не может помочь сам себе, его глаза начинает жечь. Само жжение унизительно для Кихена, а хуже унижения и стыда... и только эти два чувства заставляют того подняться на ноги в сопровождении удивленного взгляда Чжухона, моментально соскакивая вслед за старшим.
- Кихен-а, - его ладони опускаются на плечи Ю, нежно сжимая их. Он не смотрит в глаза напротив, а Чжухон обнимает его, прижимая к своей груди. - Ты самый трусливый из всех, кого я когда-либо знал, - тихо шепчет фея. Лепрекон сразу же хмурится и пытается вырваться из рук, но Ли не позволяет. - И гордый. Не знаю, так ли хороши трусость и гордость в сочетании.
- Зачем ты все ходишь сюда? Что ты от меня хочешь? Я ничего тебе не дам, Чжухон. И мне от тебя ничего не нужно. Мы давно все решили и поэтому хватит.
- Ты ведь знай, Кихен, - серьезность тона и его шепот заставляют Ю напрячься. Он открывает глаза, а Чжухон, по-прежнему его обнимая и устроив свой подбородок на его плече, продолжает произносить в самое ухо: - Кихен, послушай меня, - Кихену может казаться, но его голос слегка вздрагивает. - Кихен, у меня нет столько терпения, сколько требуешь к себе ты. Время без тебя дается мне слишком тяжело, я смертельно тоскую по тебе. Для феи тосковать нестерпимо больно, - его губы специально или же нет, но робко и коротко касаются шеи. У Кихена мороз по коже, сменяющийся жаром. - Если ты и сейчас оттолкнешь меня, то я уйду и мы с тобой больше никогда не увидимся. И я поклянусь тебе на чем угодно в этом. Могу поклясться на собственной крови, что мы больше никогда не увидимся с тобой.
- Что ты...
- Хочу быть с тобой, Кихен. Как раньше быть с тобой. Мне не важно кто ты. Мужчина ты или женщина, какого вида ты существо. Мне это все равно. Я не хочу, чтобы ты меня отталкивал.
Кихен не дышит.