---
Сегодняшнее совещание обещало быть долгим, Стрэндж предупредил об этом заранее. В назначенное им время все собрались в ординаторской, настраиваясь задержаться там на неопределённое время. Пока дожидались доктора, старались делать вид, что всё нормально, спокойно и идёт своим чередом. Хуже всех получалось у Баки. Он даже не мог объяснить, почему. Какое-то смутное предчувствие нагнетало, давило неизвестностью, испытывая на прочность. Все тихо переговаривались, на Баки почти не обращали внимания, но в то же время и не игнорировали. У него должно было сложиться впечатление, что ничего особенного не происходит. Каждый знал, что это, мягко говоря, не так, и все невольно фальшивили, изображая беспечность. Баки зорким взглядом вылавливал мелкие огрехи мимики или интонаций и мрачнел ещё больше. Хуже стало, когда принесли старый блокнот в затёртой красной обложке с тиснёной звездой. Баки нервно сглотнул и вжался плотнее в спинку дивана. В местах стыков живой плоти с металлом стало неприятно тянуть, в голове фантомно отозвались бесчисленные следы электрических ожогов. – Желание. Ржавый. Семнадцать. Жёсткая пульсация в висках учащалась, мускулы свело, сознание спуталось и поплыло, но так нужно. Правильно. Необходимо. – Рассвет. Печь. Девять. Ещё немного, и всё встанет на свои места. Из головы уйдёт жгучий туман, боль в прожаренных мозгах притупится, исчезнет запах горелой плоти. Не будет ни вопросов, ни проблем. Мир прекратит давить хаосом, придёт кристальная ясность своего предназначения. – Добросердечный. Возвращение... – Сержант Барнс! Странный звонкий голос прорвался сквозь густую пелену, заставил вздрогнуть. Баки тяжело глянул исподлобья. Гул в голове затихал медленно, мешая мыслям проталкиваться сквозь оцепеневший мозг. Понадобилось время, чтобы вспомнить, кто эта темнокожая глазастая девчонка. – Ты завис, как глюканувший девайс, – Шури кивнула на блокнот, – хочешь, мы его уберём? – Если не трудно, – прохрипел Баки. – Спрячьте получше. – Я возьму, – Стив коснулся кожаной обложки. – Присмотрю за ним. Не возражаешь? Баки медленно кивнул. Глядя, как блокнот исчезает у Стива за пазухой, чувствовал, что дышать стало легче в разы. Вот бы в один прекрасный день спуститься вечерком в долину, расположиться на берегу озера и разжечь костёр из пожелтевших страниц. А потом слушать рассказы Стива обо всём на свете, наблюдая, как пламя слизывает со скрюченной чернеющей обложки силуэт красной звезды. Жаль, что нельзя прямо сейчас. И завтра тоже. И послезавтра, и ещё чёрт знает сколько времени будет нельзя. Пока коды в силе, мечта останется мечтой. Кто знает, сколько у этой треклятой книжонки копий. – Слова отдельно перепишем, так удобнее для работы, – Шури вопросительно глянула на доктора Стрэнджа. Он уже прибыл. Баки и не заметил, когда именно. – Будет лучше, если список сделать в каком-нибудь нетривиальном виде, – предложила Ванда и посмотрела на Вижна. – Не лист бумаги и не карточка. Может, мини-прибор? – Что-то вроде пейджера? – сдержать снисходительную улыбку у андроида получилось лучше всех. – Хорошая мысль, – кивнул доктор. – Найдётся такой? – У нас они вышли из моды лет сто назад, разве что в музее можно найти, – хмыкнула Шури. – Но не вопрос, если так лучше – сделаем. В телефон записать – раз плюнуть, но я так понимаю, тогда собственный телефон начнёт напрягать. Ладно, покопаемся в архивах. Добавлю функции связи и диктофон, пригодятся. – И отказаться потом от такого прибора будет проще, – добавил Вижн. Баки физически чувствовал, как напряжение медленно таяло, рассеиваясь по телу. Оно не ушло, но теперь давило меньше. Всё-таки блокнот Карпова за пазухой Стива Роджерса – как в бронебойном сейфе. Не опасен и не вырвется. – Вернёмся к делу, – Стрэндж одной интонацией собрал всеобщее внимание за пару секунд. Отдельный вид магии, наверное. – Готовы продолжать? Отлично. Итак, на очереди у нас – второе вмешательство в вашу голову, Барнс. Сходу скажу, что прогноз в целом неплохой, особенно с учётом успешного восстановления после первой операции. Результаты последней томографии внушают оптимизм. Баки машинально кивнул. Всё это – только преамбула. Но про оптимизм прозвучало как-то не очень уверенно. – Должен заметить, что поначалу предстоящая манипуляция казалась мне довольно простой, – продолжал доктор. – По крайней мере, по сравнению с предыдущей. Точки фиксации кодировки, в том числе их дубликаты, Ванда нашла заранее, их глубину мы установили. Лазерный скальпель у нас под рукой. Вроде бы никаких проблем. На первый взгляд. Интонация почти не изменилась. Почти. – А на второй? – нахмурился Стив. – Ситуация куда щепетильнее, если поглубже вникать в детали. А без них никак. – Погодите, док. Если я правильно понял, кодировка составлена из простых слов, так что... – Стив чуть пожал плечами и переглянулся с Наташей, та кивнула. – Не обольщайтесь, – перебил Стрэндж. – Вопрос не только в количестве занимаемого места в памяти и даже не в глубине внедрения кодов. Проблема в прочности их связи с алгоритмом подмены личности на Зимнего Солдата. Давайте рассмотрим вопрос с разных сторон. – Вообще-то, мы не спецы, док, – у Баки уже получилось взять себя в руки, выдавали только интонации. – Стоит ли тратить время? – Не в этом дело. На этот раз крайне важно, чтобы вы понимали суть, Барнс, хотя бы в общих чертах. Когда мы всё обсудим, станет ясно, почему. – Вам виднее, – проворчал Баки. Доктор считывал его напряжение не хуже сканера Шури, и это было неприятно. С другой стороны, делал вид, что не заметил ничего такого. И на том спасибо. – Итак, приступим. Кодовые слова нам известны. Они выстроены, как вы знаете, в определённом порядке. Любое из этих слов само по себе употребляется в обычной речи, причём отдельно от остальных. За этим в ГИДРЕ тоже проследили – страховка от случайной кодировки. Поэтому главная проблема – в искусственной ассоциативной связи между словами кода. – Значит, те точки фиксации кодов в мозгу Баки, которые нашла Ванда... – ...это точки старта цепи кодовых слов. Попробую объяснить, скажем так, схематично. Память – субстанция в каком-то смысле текучая. Любое хоть немного значимое событие остаётся в пределах определённого сектора мозга, но не приклеено к конкретному месту. Можно сказать, ни один элемент воспоминания не имеет точных координат кроме исходной точки. Это из-за колебаний нейронов. При любой попытке вспомнить что-нибудь сначала подключается стартовая точка воспоминания. От неё уходит импульс и проносится по определённому маршруту – по цепи нейронов через их нервные волокна. Получается электрохимическая реакция, которую мозг преображает в набор визуальных образов. Это – воспоминание. – Получается как бы внутренний видеофайл? – предположил Стив. – Вроде того, – кивнул Стрэндж. – При этом нейроны, отвечающие за конкретное воспоминание, активно колеблются в пределах своего сектора, поэтому маршрутная линия импульса нестабильна, хоть и имеет ограниченный диапазон смещения. Это не мешает памяти воссоздавать событие раз за разом как одну и ту же картину. Доктор переглянулся с Шури и предложил: – Давайте попробуем посмотреть на механизм процесса, так будет удобнее. Шури поднялась с кресла, положила на ладонь небольшой плоский прибор размером с мобильник, раскрыла над ладонью объёмную голограмму мозга и увеличила её примерно втрое. Все дружно уставились в виртуальную схему. – Допустим, вы хотите вспомнить какое-то событие. Импульс от стартовой точки воспоминания пройдёт по нужному маршруту. Примерно так, – Шури коснулась какой-то точки внутри голограммы, и яркая белая ломаная линия пронеслась внутри виртуального участка мозга. – Если вы захотите прокрутить это же событие в памяти ещё раз, линия нового маршрута начнётся с той же точки, пройдёт в пределах того же сектора памяти, но форма линии слегка не совпадёт с предыдущей. Повторное касание исходной точки в голограмме дало новый импульс. Бледно-зелёная ломаная линия пронеслась близко к белой, но не скопировала её. – Это приблизительная схема. На самом деле всё несколько сложнее, но по сути то, что вы увидели, верно, – добавил Стрэндж. – Смысл и ключевые моменты воспоминания при этом не меняются. Могут всплыть какие-то детали, упущенные в предыдущей попытке. – А эти несовпадения не приводят к путанице? – спросила Наташа. – Хороший вопрос. Да, возможны ошибки в деталях, но они не меняют ключевые моменты воспоминания. Я мог бы углубиться в эту тему и развивать её как минимум неделю, но это уведёт нас в сторону от проблемы, которую мы хотим решить. Лучше будем двигаться в нужном направлении. – И каким образом импульс идёт по тем же точкам, если его маршрут колеблется? – Ванда присматривалась очень внимательно. Стив заметил едва уловимое алое сияние вокруг её пальцев. – Вот это вопрос как раз по существу, – поддержал Стрэндж. – Импульс по нужным клеткам мозга направляют два ключевых элемента, и небольшие колебания для них не помеха. Зато сами элементы крайне значимы для той работы, которая нам предстоит, поэтому попрошу особого внимания. Первый элемент – ассоциация, то есть, связь между частями воспоминания. Она бывает смысловая или ситуативная. Ассоциации – мощнейшая вещь. Они становятся чем-то вроде прочных условных связей. Они как бы цепляют фрагменты воспоминания один за другим в нужном порядке и тут же складывают их в целостную картину, как гармоничную мозаику. Кстати, на ассоциациях и условных рефлексах, помимо памяти, держатся жизненный опыт и эрудиция. – А второй элемент запоминания? – Второй – подтверждающий сигнал от гиппокампа. – Гиппо... камп? – прищурился Стив. – А что это? Шури активировала две симметричные дуги примерно в центре голограммы мозга. Они подсветились жёлтым – для контраста. – Вот он, видишь? – Шури кивнула на голограмму. – Состоит из этих двух частей. – Гиппокамп сам память не хранит, но напрямую работает с ней и с эмоциональным центром, – продолжил Стрэндж. – Кстати, гиппокамп поддерживал активность восстановления доступа к вашей прошлой памяти, Барнс, после операции. Можно сказать, всячески поощрял. – Почему вы так уверены? – У гиппокампа есть одно важное свойство – он содействует памяти, когда есть ощущение позитива или личный искренний интерес. Сами знаете, как легко запомнить то, что вас заинтересовало, и неважно, старались вы запомнить это или нет. И наоборот, если вам нужно заучить что-то неинтересное, запомнить будет непросто. А причина – на поверхности: гиппокамп не даёт "добро", и приходится повторять, повторять, напрягая сознание. Желательные воспоминания гиппокамп распознаёт через серотонин и эндорфины, это гормоны позитивных эмоций. Они как привлекающие маркеры. Благодаря им активируются приятные воспоминания даже при самой отдалённой ассоциации. Например, если вы услышали запах выпечки, память постарается отыскать самые лучшие впечатления о пирогах или о тех, с кем вы их ели. Или найдёт отсылки к блинчикам, пончикам, по цепочке ассоциаций – к мороженому и летнему пляжу, например. При этом любой негатив, даже ассоциативный, будет блокироваться. С другой стороны, воспоминание может быть и негативным, но при этом крайне важным. Значимость перевесит любой негатив, даже самый мощный, и гиппокамп не будет мешать, позволит гонять импульс по цепи нейронов, пока событие как следует не закрепится в памяти. Судя по всему, в ГИДРЕ знали об этих особенностях или догадывались. Им нужно было заставить вас, Барнс, усвоить и принять то, что вы считали ненужным и крайне негативным – отказ от прошлого, от собственного "я", принудительное подчинение тем, кого вы ненавидели. Поэтому там применяли кучу грязных приёмов, но не каких попало, а конкретных и с точными целями. Например, через психологическое давление навязывали ощущение значимости того, что внушали вам, при этом ломали прежние убеждения. Электрошоком отрезали память и индивидуальный жизненный опыт, чтобы без помех разрушать личность. А нейролептиками блокировали сопротивление гиппокампа, который вообще не подчинялся сознанию. – То есть... стоп. Вы хотите сказать, они точно знали, что делали? – Баки раздражённо поморщился. – Чего тогда возились так долго? – Как я понимаю, вы были сложившейся личностью с сильным характером, – доктор намеренно сделал смысловой акцент. – Это усложняло им задачу, но делало вас ещё нужнее им. Похоже, именно таким они и хотели видеть Солдата, только обезличенным и безусловно подчинённым. Кривая ухмылка Баки больше напоминала оскал: – Спасибо за откровенность, док. – Тяжело это слушать, особенно вам, Барнс, я понимаю. Но, не заглянув в глаза своей проблеме, с ней не справиться. Поверьте тому, у кого тоже была дерьмовая полоса в жизни. Я на вашей стороне, хоть и говорю неприятные вещи. Тон Стрэнджа смягчился, не теряя силы. Баки нехотя кивнул. – Не уверен, что всё понял досконально, док, но вряд ли вы хотели сделать из нас профи, – Стив нервно улыбнулся, заставляя себя не зацикливаться на негативном смысле сказанного. – Да, цель у меня другая, и я как раз подвожу вас к сути. Конечно, есть уйма других моментов, влияющих на процессы памяти, но эти два регулятора – ассоциативная связь и гиппокамп – ключевые. – И что из этого следует? – У нас есть точки фиксации в мозгу исходников кода, Ванда нашла пять дубликатов. Суть такова: стоит начать зачитывать код, и уже после первых двух слов ассоциативный импульс мчится по привычному маршруту, который поддерживается зачитыванием остальных слов кода. В результате происходит подмена личности. Сила кодировки исключает возможность сопротивления ей. Чтобы с этим справиться, нужно выбрать, какой применить подход. Отследить маршрут импульса и попытаться как-то повлиять на него – вряд ли. Как вы уже знаете, он не повторяется на 100%, поэтому точечно перехватить и откорректировать импульс, не повредив другие участки мозга, шансов почти нет. Так что от этого лучше отказаться, чтобы не терять время. – Не томите, док. – Давайте постепенно, Барнс. Ваше понимание – даже в общих чертах – на самом деле важно. Без вашего участия мы это не сломаем. Дело чертовски сложное, и ваш настрой может стать одной из ключевых ударных сил по кодам. Проще говоря, вам не справиться без нас, а нам – без вас. – А почему мы не обсуждали всё это перед моей операцией по возвращению памяти? – Тогда суть проблемы была в другом. Ваша память о прошлом хранила позитивные ассоциации, так что им мешало только механическое нарушение нервных волокон и их отгороженность друг от друга. На операции мы просто убрали препятствия и открыли им доступ. Сейчас ситуация обратная – коды доступны, а нам нужно от них избавиться. – А если просто порезать эти нервные связи, как было с той памятью? Разве не сработает? – Бак, ты спятил? – рявкнул Стив, не сдержавшись. – Опять жарить тебе мозги? – Тоже мне, проблема. Не в первый раз. – То есть, мы теперь сами себе ГИДРА, да? – Стив, уймись, я не хрустальный! – Погодите, – оборвал их Стрэндж, – я всё проясню. Забудьте об этом, Барнс. Неважно, согласны вы или нет, это просто не сработает. Слишком мизерные участки кодов. Не сравнивайте объёмы вашей памяти за много лет с микроскопическими кодами в десять слов. Баки отвернулся, поджав губы, затем спросил: – Вы же вроде говорили, что лазерный скальпель действует только в нужных точках? – Вот именно. Наверняка восстановить такое – не проблема для вашей регенерации. Электрошок использовать тоже нет смысла. Он режет жёстче и хаотичнее. В ГИДРЕ его регулировали, чтобы не превратить вас в овощ, но там масштабы были побольше, не то, что у кодов. Баки мрачно покосился на сидящего рядом Стива. На его лице было то самое "а я что говорил!" Баки закатил глаза. Ладно, поспорить можно и потом. И Стив хорош, перестраховщик хренов. Тоже ещё, проблему нашёл. Одним электрошоком больше, одним меньше, какая разница. – Даже если мы рискнём, код может восстановиться очень быстро, – резюмировал Стрэндж. – А вы уверены, док? Я знаю о своей регенерации, но починить нарушенный участок мозга... – А зачем чинить? Ассоциативной связи проще найти замену разрушенному фрагменту кода, чем восстанавливать его. – В каком смысле – найти замену? Выбрать другое слово, что ли? – Нет, просто найти такое же. Слова кодировки простые, и их копии рассеяны в речевом центре мозга – для обычного общения. Какое бы слово из кодовых мы ни удалили, даже все, найдётся куча копий, чтобы регенерация быстро залепила брешь в кодовой цепи. – Почему вы так решили? – Сами посудите: слова кодировки запускают программу подмены личности, причём безотказно. Такую надёжную связь даёт только прочная, я бы сказал, монолитная ассоциация. Но у слов кода Зимнего Солдата нет обычной смысловой связи. Это значит, что ассоциации между ними навязаны. Вшиты насильно. И очень надёжно – с помощью нейролептиков, ими ломали сопротивление гиппокампа и искажали медиаторы, то есть передатчики сигналов связи. Заставить гиппокамп одобрить противоестественную ассоциацию – задача сверхсложная. Значит, процедуру повторяли столько раз и давали такую дозировку препаратов, что чуть не расплавили ваш мозг. Они знали, когда остановиться. Видимо, за счёт тех, кто не выжил – до вас. Стив и Баки переглянулись. – Навязанная ассоциативная связь слов кода такая мощная, что Барнс не может остановить подмену личности сознательно, как бы ни пытался. Даже если мы сожжем всю цепь слов кода, ассоциации вынудят мозг искать их. Регенерации придётся восстановить утраченное в новых участках памяти, причём срочно. – Звучит мрачно, – Стив старался держать ровный тон. Хотя, в конце концов, не для того их собрали, чтобы рассказать, почему нет шансов. – Мрачно и безнадёжно – не синонимы, – заметил Стрэндж. – Поверьте, я знаю, что говорю. Теперь подведём итоги. Мы в курсе основных моментов – у нас есть стартовые точки кода, ассоциативная цепь, и мы знаем, что гиппокамп, хочет или нет, одобряет её. Нужно решить, как будем справляться. – Если вы так говорите, док, значит, у вас есть идея. – Есть. Сам гиппокамп лучше не трогать. Не применять к нему препараты или инструменты, даже самые точные. Ничего неестественного. Он нам нужен целым. Стоит попробовать нарушить стартовую точку кода и поломать ассоциативную связь между словами. Я предлагаю ударить по всем пяти дубликатам кода. Исходники кодов можем точечно сжечь, а маршрут ассоциаций постараемся изменить. – И это возможно? – Вероятно. Связь между словами кода неестественная, значит, есть шансы перебить её реальными ассоциациями. Слова из кода, если их брать по отдельности, не могут спровоцировать подмену личности. Нужно поработать с ними вразброс и подобрать каждому сильную ассоциацию. Индивидуально. И обязательно позитивную, чтобы получить естественную поддержку от гиппокампа. – Предложить ему альтернативу? – Вот именно. Естественные позитивные ассоциации очень сильны. Они способны перетянуть внимание на себя. Это расшатает маршрут импульса кодовой цепи, и тогда прочность кода может рухнуть, не добравшись до подмены личности. Повисла минутная пауза. Все молча переглядывались. – А это сработает? – хмуро спросил Барнс. – Вы уверены? – Нет, – нехотя признал Стрэндж. – Это гипотеза. Простите, что напоминаю, но вы первый мой пациент с такой проблемой, Барнс. Так что – никаких гарантий. Баки криво ухмыльнулся: – Супер. Я в восторге. – Ну, кое-что всё-таки можно утверждать. Например, точное разрушение исходников кода. Мы не навредим другим участкам вашего мозга, Барнс. За это поручусь. – Хоть что-то, – проворчал Баки. Таким тоном обычно говорят: да пошлó оно всё... – У меня отличный персонал, – доктор поочерёдно глянул на Вижна и Ванду. – Я настроен на успех. А вам стоит подумать над ассоциациями. Я бы сказал, у вас больше шансов поломать собственные коды, чем у нас всех, вместе взятых. – Остроумно, док, – пожал плечами Баки. – Что же я раньше этого не сделал? – Не знали, что для этого нужно. А теперь – ищите альтернативные ассоциации словам кода. Плащ, до этого неподвижно лежавший на плечах мага, вдруг беспокойно заёрзал. Край его полы приподнялся и накрыл лежащий на столе журнал. Стрэндж склонился к странице, на которой теперь было видно только одно слово – "language". – Чуть не забыл! – кивнул доктор, с улыбкой поправляя воротник Плаща. – Спасибо, дружище. Итак, внимание, ещё одна важная деталь. Пока работайте со словами кода на английском. Нам нужны прежде всего смысловые ассоциации, и русское звучание не должно отвлекать и вклинивать лишнее напряжение. К русским словам вернёмся, когда найдём и закрепим ассоциации. Вопросы? Мрачный Баки покачал головой: – А идеи понадёжнее у вас нет? – Бак! – оборвал его Стив как можно мягче. – Понимаю ваш скептицизм, – усмехнулся Стрэндж, – но на самом деле это куда действеннее, чем вам кажется сейчас. Поверьте профессионалу и не последнему человеку в этой сфере. Баки не ответил. – К слову, не забудьте, Барнс, – ассоциации должны быть именно ваши. Не предложенные кем-то, а ваши, личные. Значимые именно для вас. Можете не делиться ими ни с кем. Хотя, если вам нужны будут кое-какие детали обстановки – для полноты картины – можете уточнить у кого захотите. Но только в деталях, не по сути. Стрэндж повернулся к Стиву: – Без подсказок, капитан. Только по мелочам. – Да, доктор, я понял. И у меня ещё вопрос. Допустим, Баки подберёт альтернативы. Что дальше? – Пусть мысленно прокрутит в голове свои ассоциации к каждому кодовому слову. Напоминаю: работайте со словами в неправильном порядке. Вразброс, вы поняли? По отдельности и без спешки. Пусть альтернативная ассоциация закрепляется естественным образом. Работайте не больше чем с одним словом в день. Делайте паузы, например, для физических нагрузок. Только прошу, без фанатизма. Организм у Барнса крепкий, но две непростые операции были не так давно. И отвлекайтесь на что-то, не перегните с эмоциями. Для первой ломки кодов, когда мы к этому перейдём, новым ассоциациям понадобятся сильные ощущения, всплеск. Лучший вариант – эмоциональный подъём. Постараемся его создать. – Ясно. – И ещё, вам поможет Романова. – Я и сам могу, доктор, – напомнил Стив. – Не вопрос, но учтите – без Романовой не обойдётесь, – усмехнулся Стрэндж. – Не в этот раз. Ближе к концу работы она обеспечит чистое произношение на русском, и это – самый сильный вариант звучания кодировки. А сейчас Романовой будет удобнее сломать порядок слов кода и перемешать их для начального этапа работы. Наташа подмигнула Стиву. Баки невольно поморщил нос – слегка напрягала неуёмная любовь Романовой к сарказму. Она хитро улыбнулась, не сказав пока ни слова, и этого хватило, чтобы Стив нервно заёрзал рядом. То ли ещё будет. – Наташа, не забывайте – не стоит его торопить, – предупредил Стрэндж. – Пусть потратит столько времени на каждое слово, сколько сам сочтёт нужным. – Я помню, доктор. Ординаторскую покидали не спеша. Стрэндж ушёл экзаменовать Ванду по анатомии мозговых структур, с ними Вижн в качестве моральной поддержки. Задумчивый Стив плёлся следом за Баки и, кажется, не замечал Наташу. – Знаешь, Барнс, если честно, как-то неловко спрашивать, какая у тебя позитивная ассоциация на "желание", – она нарочно выбрала английскую версию слова и выразительно показала глазами на Стива. – По-моему, у кодов вообще нет шансов. Баки скрипнул зубами, а Стив прикусил губу, стараясь погасить проступивший на щеках румянец. Ещё бы, ассоциаций там хоть отбавляй. "Начинается", – Баки очень хотелось огрызнуться. Хоть она и права.---
Спуститься в долину было отличной идеей. Смена обстановки и открытое пространство наконец-то были доступны Баки практически без ограничений. Он ходил сюда один, пока маялся, дожидаясь возвращения Стива с миссий. Сегодня утром они впервые шли в долину вдвоём. Наташа выбрала слово из кодировки наугад и записала его в пейдж – так назвали старенький оптимизированный приборчик размером с пол-ладони, который Шури передала для Баки вечером. Теперь он лежал в кармане лёгких штанов Баки. Стив тоже с удовольствием переоблачился в более подходящую для прогулок тонкую сорочку, шорты и лёгкие кожаные полуоткрытые то ли сандалии, то ли ботинки, которые местные мастера сшили специально для королевских гостей. Вакандские водопады – настоящие райские уголки среди полупустынных африканских равнин и плоскогорий. Солнце здесь не жгло, его лучи смягчал пропитанный интенсивной влагой воздух. Пальмы, акации, алоэ, папоротники, кустарники, травы и цветы разрастались густыми живописными мини-садами и перелесками, между которыми лежали широкие луга и пологие холмы, переходящие в полувыжженные открытые степи по мере удаления от водопадов. На краю луговины высокая ограда окружала неровным кольцом просторное пастбище-вольер для боевых носорогов. Баки шёл сквозь море травы прямиком туда, уверенно шагая по едва заметной, но уже протоптанной дорожке. Стив старался не отставать, хотя с непривычки постоянно задевал носком обуви густую высокую траву, из-за чего терял скорость. Один из носорогов издали узрел их, шумно вздохнул, тряхнул мощной головой и потопал навстречу Баки, бодро громыхая столбами-ножищами. Земля вздрагивала в его такт шагам. Казалось, скала отделилась от дальней гряды и решила подойти пообщаться. – Его зовут Ма-Фута, Стив. Живая гора склонила голову набок и фыркнула, Стив еле успел отпрянуть. Баки улыбался, жёстко почёсывая толстую кожу громадины за ухом, а носорог совсем по-кошачьи щурился от удовольствия и сочно хрустел плодами папайи, слизанными с ладоней Баки. Привыкнуть к такой компании будет непросто, подумал Стив. А в следующий раз лучше прийти с двойной порцией папайи. Мягкий толчок сзади по ногам заставил обернуться. Молодая пёстрая козочка явно искала, обо что почесать рожки, и решила, что Стивовы ноги вполне сгодятся для такого дела. За ней, бойко перепрыгивая через высокую траву и мелкий кустарник, с воплями неслись сразу трое ребятишек – лица разрисованы разноцветной глиной, одёжка из кусков ткани с ярким орнаментом. Не добежав шагов двадцать, детишки замерли и сбились в стайку. Они таращили на Стива глазёнки, хлопая ресницами, и перешёптывались. Подойти не решались. Баки обернулся и крикнул им: – Yotei ni vizuri! Hayu ni rai fiki. (Всё в порядке! Он друг.) Детишки сразу успокоились. Подошла самая смелая малышка, деловито накинула верёвку козе на рожки и потащила её за собой в сторону посёлка. Коза упиралась, трясла головой, обиженно блеяла и явно хотела остаться. Баки наблюдал с улыбкой, потом вынул из кармана пейдж, глянул на него, сунул обратно, отвернулся и задумался, привалившись плечом к столбу-опоре. Стив отошёл и сел в тени под пальмами, чтобы не мешать. Как сказал Стрэндж, он может быть только помощником.Ржавый
Тёплый сентябрьский ветер осторожно перебирал две лохматые макушки – тёмную и светлую. Дверь квартирки Роджерсов была распахнута настежь. Поочерёдно наклоняя головы то вправо, то влево, они оба уже пару минут пялились на замочную скважину. Косились на небольшую бутылочку керосина, одолженную у миссис Барнс, и снова на замочную скважину. – Ну, и дальше что? – поморщил нос Стив. – Как ты себе это представляешь? – Пока не знаю. Твоя идея была. – Это не идея, а необходимость, Бак. Не хватало ключ в замке сломать. Баки отвёл глаза, пряча улыбку. Как же, сломает Стив ключ. Скорее, свои пальцы. Ладно, он прав, проржавевший замок – действительно проблема. Хотя... всё гениальное – просто. Баки усмехнулся: – Тащи кусок тряпки. И ножик! Узкий. Стив кивнул, пошарил по ящикам и через минуту принёс маленький нож и небольшой обрывок старой, затёртой до дыр больничной простыни: – Сойдёт? – Наверное. Так, давай-ка, отойди подальше, Стив. Резкие запахи – не для тебя. Тот недовольно проворчал что-то себе под нос, но спорить не стал, отступил на несколько шагов в сторону лестницы, ведущей вниз, в переулок. Баки откупорил бутылку, щедро плеснул на тряпку керосином, ввернул пробку на место. Присел на корточки, оперся на одно колено, зажмурил левый глаз, примерился. Свёрнутый в узкую полоску уголок тряпки нехотя пополз в замочную скважину, тонкое лезвие ножа подталкивало, не позволяя застревать. Наконец, с обратной стороны двери показался краешек ткани. Баки бросил на пол ножик, прихватил уголок тряпки маслянистыми пальцами, потянул. С довольным видом резко обернулся к Стиву и тут же схлопотал дверной ручкой в лоб. – Вот зараза, – зашипел, потирая ушиб тыльной стороной запястья. В голове неприятно зазвенело, перед глазами мелькнули искры. Подлетевший Стив мягко обхватил его лицо ладонями. От этих лёгких прикосновений мурашки побежали по телу, глаза закрылись сами, немного закружилась голова. Стив почти шептал: – Баки, ну как же ты так... тебе плохо? – Да в норме я. – Ага, как же, вон синячище какой... – пальцы Стива невесомо поглаживали скулы, пока он аккуратно наклонял лицо Баки, чтобы рассмотреть ушиб. Баки пришлось закусить губу, чтобы не оглохнуть от грохота собственного сердца. – Так, погоди, надо холодное приложить. Сейчас, я что-нибудь найду. – Не надо. Тут есть что приложить. Баки нехотя повернул голову, снова ухватился за обрывок старой ткани, так и торчавший из замочной скважины, надавил посильнее, чтобы отжать остатки керосина в сердечник замка. Затем вытащил тряпку, встряхнул и приложил ко лбу: – Вот, охладитель и очиститель. Всё сразу. – Ладно, герой, – в голосе Стива слышалась улыбка. – Давай я. Он осторожно прижал пальцами тряпку к месту ушиба. Наткнулся на взгляд Баки исподлобья и прикусил губу, стараясь смотреть в сторону. Его сердце билось так близко. Гул в голове заметно притих и почти не мешал. Баки отчаянно хотелось закрыть глаза, уткнуться лицом Стиву в грудь... Может, так и сделал бы, если бы не чёртовы соседи, снующие не вовремя там, куда их не звали. Наконец Баки поднялся. Они поглядывали друг на друга мельком и молчали, кусая губы. Возились с тряпкой, разорванной пополам, стирали остатки ржавчины с замка, с дверной ручки, с рук. А спустя пару минут, переглянувшись в очередной раз, не удержались и расхохотались в голос. Вот честно, клоунский грим – ничто против случайных пятен ржавчины на лицах. – Так и оставь, тебе идёт, – еле выговорил Стив сквозь смех, утирая слёзы рукавом. – На себя посмотри, мелкий! – Эй! – возмутились из окна сверху. – Потише, вы, шалопаи! Хохочущий Стив с естественным румянцем и сияющими глазами – лучшее, что видел Баки за все свои шестнадцать лет. Сгрёб бы его в охапку и поцеловал бы прямо здесь, на крыльце. В этот испачканный нос, в рыжую полосу на скуле, в подбородок. И в губы, если не отвернётся. Сердце вздрогнуло и сжалось, тепло мягкими волнами поплыло по телу. Жаль, что здесь много лишних глаз. Баки сморгнул наваждение и обернулся, широко улыбаясь Стиву. Похоже, ассоциация для одного из слов кодировки найдена.---
Густой туман в мозгах рассеялся так быстро, что уже пару секунд спустя Баки не был уверен, что тот вообще был. Те, кто находился рядом здесь, в изогнутом коридоре подвального уровня, выглядели какими-то усталыми и задолбавшимися. Ванда старалась отдышаться, хмурилась и не смотрела в его сторону, Стив отряхивался от пыли, а возле стены справа рассеивались искры портала, закрывшегося за Стрэнджем. Баки тряхнул головой. Странное чувство, как будто проспал что-то. Спросить не успел – Стив сам подошёл. – Бак, мы уже уходим. – Что я пропустил? – Сейчас объясню. Пойдём. – То есть как – пойдём? Мы же пришли, чтобы... – ...узнать, с какого слова неполная кодировка не действует на тебя, – Стив тащил его к лифту. – Мы уже выяснили. Прошло не очень весело, так что Стрэндж вернул тебя на полчаса назад. Створчатые двери тихо закрылись, лифт плавно понёсся вверх. – Только меня? А почему не всех? – Тебе сильнее досталось, Бак. Пришлось жёстко вырубить... Солдата. Пару раз. Доктор отмотал твоё время назад, чтобы не было последствий травм. Баки скользнул взглядом по Стиву и кивнул на красное пятно под челюстью и узкую багровую полосу в уголке рта: – Значит, это – моя работа? – Забей. На мне заживёт, как на собаке. Баки покосился на Ванду: – Я что-то сделал? Я не... – Да брось, Баки, я просто забегалась. Подвальные коридоры узковаты для меня, когда приходится летать и прыгать по стенам. – Я что, нападал на тебя? – Достать не достал, но помотал немного. – Бак, – вмешался Стив, – Ванда не хотела бить по тебе. У неё магический удар слишком сильный. Баки сгрёб в объятия вяло упирающуюся Ванду: – Спасибо. И прости за всё. – Баки, ладно тебе! – Не отпущу, пока не улыбнёшься. Вот, другое дело. Когда вышли на своём уровне, Стив пошёл вперёд, и Баки заметил счёс ткани на его левом предплечье и пыль на затылке поверх слипшихся от крови волос. Резко остановился, как будто налетел на невидимую стену. – Стив, тебе нужно в медсектор. – Ерунда. Баки схватил его за локоть: – А ну-ка, пойдём! Будешь упираться, врежу ещё пару раз. Стив закатил глаза и нехотя поплёлся за Баки. Когда переступили порог полутёмного медицинского сектора, сенсорные лампы мягко добавили света. Дежурный врач, доктор Таонга, лишних вопросов не задавал: – Увлеклись спаррингом, молодые люди? – Вроде того, – кивнул Баки. Пришлось несколько минут кусать губы в нетерпении, пока Стиву отрабатывали повреждения. Навыки у доктора Таонга на грани совершенства – маленький фонарик поочерёдно в зрачки, ловкая работа рук с перевязочным материалом. И всё равно казалось, что долго. Вопросы устроили настоящую давку в голове, требуя немедленных ответов. Наконец, Стив и Баки подошли к двери в свой отсек. – Так чем закончилось, Стив? Прояснили? – Да. В общем, если коротко – код не сработал, когда зачитали его, начиная с седьмого слова, – Стив устало помолчал, набирая шифр на двери, затем добавил: – Правда, ты при этом злишься, но Солдатом не становишься. А если начать код сначала и не дочитать, он вводит тебя в ступор. – А если начать со второго слова? С третьего? – Пробовали. Действует, только медленнее. Док сказал, память отыскивает пропущенные слова, чтобы код загрузился полностью. Только если пропустить больше половины кода, это перестаёт работать. Мы несколько раз проверили. – Как думаешь, зачем это всё? – Есть шанс сломать код раньше. Стив медленно стаскивал с себя испачканный комбинезон. Баки заметил на его левой лопатке широкое красное пятно от свежего удара и почти беззвучно выругался сквозь зубы. Затем быстро оглядел свой прикид – тоже не ахти. – Давай в душ, Стив, а я затолкаю всё в стиралку. Не спеши. Я накину что-нибудь и принесу поесть. – Потом, Бак... – вяло проворчал Роджерс. – Потом ты будешь спать, пока я не почувствую себя прощённым, – отрезал Барнс и жёстко закрыл за Стивом дверцу душевой кабинки.---
Подъёмник гудит, глухо поскрипывая, металлические тросы за переплетением прутьев оградительной решётки опускаются в темноту, пунктирно подсвеченную стандартными фонарями на стене. Жёсткая остановка. Стальные широкие ворота тяжело распахиваются, и полумрак бетонного бункера сменяется белым снежным туманом, таким плотным, что сквозь него не разглядеть почти ничего. Хотя, уже через секунд десять видимость улучшается – зрение адаптируется на ходу. Мороз щипает скулы, нос и щёки, ветер бьёт в грудь, заставляя наклониться вперёд. Привыкнуть нетрудно, хотя ещё минута не помешала бы, но куратор уже даёт команду: – Солдат, задание: полоса испытаний, маршрут №7, направление – на пять часов. Начать через три, две, одна... старт! Рывок вправо сквозь вязкий густой воздух. Пятнадцать шагов – и прыжок вверх, почти вслепую на промёрзший трос, болтающийся над широкой аквамариновой прорубью. По тросу подъём на двадцать футов. Вьюга раскачивает, дёргает, как мяч на верёвочке, стальные волокна предательски скользят в металлической ладони, но до узкого бетонного моста – единственный путь – можно добраться только так. Рука тяжелеет и глухо гудит, вибрация отдаёт в корпус. Кажется, что живые мускулы на стыке начинают гореть, а из свежих рубцов подтекают жгучие тонкие струйки крови. Ничего, не впервой. Потом заштопают. Пробежка по балке-перекладине, прицельный прыжок в железную трубу, по ней – резко вниз, сжавшись в комок. Удар ступнями об пол выталкивает вверх и вперёд, и использованная инерция помогает сбить с ног первого же налетевшего соперника, и попутно вырвать из его рук пистолет, почти не теряя скорости. Тут же приходится пригнуться, уворачиваясь от пули, и обстрелять хаотично выскакивающие отовсюду мишени в форме человеческих силуэтов – стоящие и движущиеся, раскрашенные под полицейских, солдат разных армий, гражданских. Когда вся обойма расстреляна, сверху обрушивается тяжёлый широченный куль и почти сшибает с ног. Сбросив его, удаётся обнаружить прилепленный сбоку пистолет-пулемёт и, завалившись на бок, провести серию ответных выстрелов по дальней мишени, едва различимой сквозь густую завесу из снежных комьев. На финише – фигура куратора, стоящего спиной, и отсчёт времени на большом табло справа. Цифры замирают на отметке –00:07,4. Это запас времени. Уложился. Куратор довольно кивает, не оборачиваясь. Его рост почему-то гораздо меньше, чем должен быть. И голос не его – тонкий и надтреснутый. Смутно знакомый. – Неплохо. Из всех выстрелов только два не в десятку. Ещё немного, и вы будете лучшим оружием ГИДРЫ. Как я и обещал. Правда, Солдат? Разворот – и пухлая физиономия с круглыми очками на носу ухмыляется, а Солдат замирает на месте. Он не помнит, почему от этого взгляда внутри стынет, как в криокапсуле. Но точно знает – этому человеку следует подчиняться. Как и куратору. Несмотря ни на что. Беспрекословно. Точка. Только дышать с каждой секундой труднее, как будто воздух промерзает, или его уже полностью вытеснил снег, и холодные липкие комья набивают лёгкие до отказа. В голове отчётливо разгораются следы недавних ожогов, пламя от них расползается, разъедая мозг под насмешливым взглядом из-за круглых стекляшек. Удар плечами и затылком о жёсткую стену вышвырнул в какой-то синеватый сумрак. Казалось, изморозь ещё буравила кожу, чтобы пробраться поглубже, сковать каждую вену, каждый нерв и мускул, вцепиться мёртвой хваткой в сердце. Отдышавшись, Баки поднялся. Его качнуло, но от помощи отказался. На пороге в ванную остановился и спросил, не оборачиваясь: – Стив... ты говорил, они мертвы. – Кто? – Зола. Карпов, – имена жгли, продираясь из недр чуждой памяти, и Баки не произносил, а выплёвывал их. – Да. – Ты уверен? – Абсолютно. От Золы оставался только разум на магнитных лентах, и его сожгли ракетной атакой, когда охотились на меня и Наташу. Карпова нашли мёртвым ещё до ареста Земо. – А... Пирс? – Его Ник Фьюри застрелил. В присутствии Наташи. Баки вяло кивнул, шагнул в душевую кабинку и закрыл за собой дверцу. Палец живой руки сам нашёл на панели клавишу "mode 2". Баки запрокинул голову, зажмурился. Тёплые струи ещё долго катились по лицу, шее, плечам, спине. Когда вышел, смотреть Стиву в глаза не хотелось, и Баки прятал лицо за полотенцем, растирая уже почти сухие волосы. Пробормотал только: – Не спрашивай, ладно? Не сейчас. Краем глаза заметил кивок. – Хорошо, Бак. Спи. Он бросил полотенце на спинку стула и лёг на кушетку, повернувшись спиной. Ноги поджал, согнул руки в локтях, уткнулся лицом в живой кулак, закусив губу. Кожей чувствовал на себе взгляд и пытался делать вид, что спит. Знал, что Стив не верил, он просто не мешал.