Точка невозврата

      Прошло ровно три дня с того момента, как Джихён обратилась в центральную сеульскую прокуратуру, и ровно три дня как ей посчастливилось получить официальный ответ по почте, который Джихён и не надеялась получить вовсе. Она будто бы всё ещё колебалась, пытаясь решить: стоит ли её игра затраченных свеч?* В ней всё ещё жила надежда получить хороший результат, даже несмотря на то, что в процессе игры, рано или поздно, ей всё равно пришлось бы раскрыть свои карты, о содержании которых она пока ещё не догадывалась. Теперь в равной степени можно было ожидать, что ей выпадет как флеш-рояль*, так и комбинация из семёрок и двоек*. Хотя стоило ли вообще браться за карты, если она знала, что дурно играет и удача часто бывает не на её стороне?       Кабинет прокурора, в который её сопроводил один из государственных служащих, был заполнен искусственным светом, хотя время ещё даже не приблизилось к обеду. Чёрные тучи, наползая друг на друга, сбивались в плотную массу, не позволяя пробиваться через свои щели ни одному лучику солнца. За окном было серо и тускло — люди будто бы смотрели на городские улицы через самый мрачный оптический фильтр. Окинув помещение взглядом, Джихён к своему удивлению, нашла пространство вокруг уютным, хотя и похожим на трафаретный кабинет обычного офисного служащего. Стол начальника стоял в центре, на нём величественно красовалась именная чёрная табличка с красиво выведенными золочёными буквами. Слева от стола с несколькими сотнями книг располагался стеллаж, за стёклами которого помимо бумажных изделий отражались и какие-то правительственные награды в рамочках. Справа от стола во всю стену было окно, плотно и хорошо закрытое. Кажется, кондиционер в помещении работал на всю доступную ему мощность, не давая комнате утопать в духоте. Захотелось снова накинуть чёрное драповое пальто, но знания этикета не позволяли этого сделать: осталось только мёрзнуть в тонкой голубой блузке. Аккуратно разместившись на краешке одного из двух диванчиков, Джихён искренне надеялась на то, что не заиндевеет до прихода прокурора.       – Добрый день, – прямо с порога услышала девушка мелодичный голос и, среагировав на него, развернулась в сторону двери. – Извините, что заставил Вас ждать. Нужно было уладить кое-какие дела перед предстоящим совещанием, – наконец-то мощность на кондиционере была до минимума сбавлена вошедшим.       Удивительно, но впервые в своей жизни девушка видела такого красивого прокурора. Со стороны ему нельзя было дать больше двадцати пяти, но, зная чёткий регламент трудоустройства в правоохранительных органах и видя занимаемую им должность, она могла предположить, что он точно был старше своего внешнего вида.       – Ничего страшного, мне было нетрудно подождать.       Казалось, что, оказавшись в кабинете, она не обратила внимания на капкан, хищно поджидающий её у самого порога. Его механизм вот-вот должен был сработать, соединяя между собой металлические дуги, из которых, как она знала, пути назад уже нет — раздвинуть их невозможно даже человеку. Что-то внутри подсказывало, что нужно уходить. Ведь иначе при сжатии острых зубов будут повреждены сухожилия и переломаны все хрупкие кости конечностей, и тогда, как маленький зверёк, истекая кровью, она точно не сможет убежать. В этой ситуации было только два выхода: мгновенная гибель от болевого шока или же долгая и мучительная с течением времени от полученных ран. Но и это могло показать только время.       – Вы написали на мой адрес очень длинное и ёмкое письмо. Признаться честно, мне это даже польстило, – он улыбнулся, и в его прекрасной улыбке было что-то очень отталкивающее, что-то, что уже сейчас тихо нашёптывало ей о том, что за всей его внешней красотой таится сущность жестокая и безжалостная. Но она была глуха к этому шёпоту и, к сожалению, пока ещё не могла его хорошо расслышать. – Почему вы написали именно мне?       Расположившись с краю дивана, Джихён и сама впервые задала себе этот вопрос. Искренне не зная на него ответ, она пыталась придумать его только сейчас, смотря на чашку своего зелёного чая, которую ей любезно пару минут назад успели приготовить и которая успела уже остыть до того момента, пока нежные девичьи губы её не коснулись. Всё, что она делала — это крутила изящную фарфоровую ручку на блюдце. Туда-сюда. Туда-сюда. Будто бы успокаивая себя тонким и мелодичным перезвоном и любуясь плавающими лепестками жасмина на поверхности зелёной ряби.       – Я читала в газетах о том, что ни один человек не избежал Вашего правосудия. Говорят, вы пошли по стопам своего отца, а тот был очень уважаемым человеком, с высокими моральными принципами и ценностями.       – За которые и поплатился с течением времени, – ей показалось, что вздох его сожаления был похож не на скорбь безутешного сына, а на досаду, вызванную раздражением от поступка глупца. Хотя ей действительно просто могло показаться.       – В университете, где я учусь, о нём до сих пор вспоминают с трепетом.       – Приятно слышать, что люди о нём не забыли так скоро, как должны были, – прокурор включил монитор и, открыв письмо ранее ему присланное, быстро, через строчку, перечитал его ещё раз. – Как понимаю, основная проблема заключается в том, что вам не верят, и вы настаиваете на проверке государственной службы, отвечающей за контроль района Тэцу. Но у вас ведь нет никаких подтверждений того, что вы видели? – девушка неловко качнула головой. – Вы знаете, что со стороны это выглядит достаточно неправдоподобно? К тому же, кажется, вас ещё очень интересовал консультант, которого к вам в университет отправила наша прокуратура и который временно занял там должность лектора, – девушка неуверенно кивнула. – Вы верите в судьбу? – сцепляя руки в замок и опираясь локтями о стол, решил вдруг поинтересоваться у неё мужчина, который почему-то больше походил на мальчика.       – Как-то мне сказали, что как таковой судьбы нет и что мы сами вершим её своими руками.       – Тогда предположим, что всё-таки не верите, – рука потянулась к сенсорному экрану монитора, и от девушки утаилось то, что её письмо было перемещено в мусорную корзину. – Знаете, ведь я тоже не верю. Но порой в жизни случаются очень странные события, тесно переплетающиеся между собой, отчего мне начинает казаться, что всё-таки есть какие-то высшие силы, которые сводят абсолютно разных людей.       Прокурор поднялся со своего рабочего места и, направившись к девушке, разместился на диванчике напротив. Физически их разделял только низенький стеклянный столик, но казалось, что между ними бездна. Большая, чёрная и глубокая. Которая в скором времени должна была начать клокотать.       – Знаете, мне удалось найти свидетеля, – начал он как ни в чём не бывало, делая глоток дорогого китайского чая, и, похоже, его даже не смущало то, что его напиток давно уже остыл.       – Свидетеля? – удивилась девушка — сердце пропустило удар, неприятно кольнув в груди.       – Да, как раз его сейчас и ждём, – глянул молодой человек на большие круглые наручные часы — Джихён непроизвольно обратила внимание на то, что они показывают время разных часовых поясов. – Он любитель задерживаться.       – Но я не нашла ни одного свидетеля, – сердце ещё раз пропустило удар, отдаваясь болью в рёбрах.       – Зато свидетель нашёл вас сам. Разве это не замечательно? – встречаясь с большими и непонимающими глазами, иронично усмехнулся прокурор.       – Этого просто не может быть, – медленно вставая с дивана, девушка нечаянно задела стол, отчего белые фарфоровые чашки зазвенели в унисон друг другу.       – Сядьте, Пён Джихён, и не паникуйте. Выдуманный страх не ведёт ни к чему хорошему.       Она снова медленно вернулась на место. Казалось, что за шиворот кто-то кинул горсть льда. Морозного и ледяного. Она слышала тихий звук работающего кондиционера и звук белой чайной чашки собеседника, но отчего-то не могла слышать свои собственные мысли. Всё перемешалось в голове. Она попыталась выстроить предложения, но они никак не связывались между собой, а только рассыпались на буквы перед глазами. Сжимая подол юбки, она пыталась представить самое страшное, чтобы в дальнейшем ей проще было столкнуться с этим вживую. Но у неё ни черта не получалось. Из транса её вывел скрип открывающейся двери.       – Пожалуйста, – вставая с дивана, обратился её бывший собеседник к вновь вошедшему человеку. – Не напортачь тут. Иначе убирать будешь сам. Я предупредил.       – Как скажешь, Лухан. – Она услышала, что двое людей разминулись на выходе. Напротив кто-то сел, и она даже не глядя макушкой почувствовала кто именно.       – Пён Джихён, вы всё ещё не можете утихомириться? – понизив голос, задали ей вопрос. Девушка приподняла лицо. Глаза снова встретились. Уже в третий раз за последнее время.       – Снова Вы, – прошептала она, после чего тихо почти истерически засмеялась — ему даже показалось, что вот-вот её странный смех сменится диким плачем. – Зачем вы здесь?       – Сам ещё не понимаю, – пожал он плечами. – Пока что просто наблюдаю за вами.       – И что же дали вам ваши наблюдения?       – Сначала вы показались мне неглупой девушкой, Джихён. Но потом... – Сехун остановился и, не договорив, задумался, подбирая подходящие слова для собеседницы.       – Что потом? – глухо утонул её вопрос в неожиданно начавшемся жужжании кондиционера, который снова автоматически заработал на полную мощность.       – Зачем же вы возвращаетесь туда, куда не следовало бы? Зачем обращаетесь к тому, к кому не следовало бы? Не проще ли было бы притвориться, что вы ничего не видели? Вы же мне сами недавно сказали, что мысленные образы в памяти людей могут под влиянием новых впечатлений и различных психофизиологических факторов в виде стресса, давления или шока меняться.       – А если бы я притворилась, что ничего не было? Разве вы оставили бы всё как есть? – резко встала она со своего места.       – Вряд ли.       – Вот и я о том же, – подтвердила Джихён. – Это средство защиты. Вы пытаетесь защитить себя. А я пытаюсь защитить себя. Инстинкт самосохранения, как говорится.       – Чаще всего инстинкт самосохранения проявляется как необоснованный и бессмысленный страх, поэтому не во всех случаях он помогает нам выжить.       – Неразумная паника всегда наносит губительный вред, но порой лучше принять открытый бой, чем совершать нерациональный побег, вызванный неосознанным страхом.       – Порой действие куда губительнее, чем бездействие, – Сехун встал с дивана следом за девушкой. – Пён Джихён, – зловеще обратился он к ней. Она почувствовала, что всё внутри сжалось, превратившись в маленький скулящий комочек.       Обогнув столик, он медленно приблизился к своему свидетелю или, может быть, теперь уже к своей новой жертве. Хотя он ещё толком не решил, кто она ему теперь. Расстояние показалось слишком интимным, поэтому Джихён отступила назад. Он следом сделал шаг навстречу. И снова шаг назад. И снова шаг навстречу. До тех пор, пока её спина не упёрлась о деревянную поверхность и рука нечаянно не задела надпись с именем прокурора, ненароком отодвигая её на опасный край стола. Убийца подошёл к ней вплотную и, резко притянув за талию, прижал к своей груди. Ей показалось, что она перестала дышать, потому что ей отчётливо послышалось биение собственного сердца, но отчего-то биение чужого ей было неподвластно. Хотя, может быть, у человека напротив его никогда и не было?       – Пён Джихён, – наклонившись к её уху, прошептал он то, чего она не ожидала услышать: – пока что из вас получается отвратительный следователь, – мужская рука аккуратно выудила из заднего кармана джинсовой юбки сотовый, после чего остановила диктофонную запись. – Вы же должны были уже понять, что идти в полицию или прокуратуру бессмысленно. Так зачем наступаете на одни и те же грабли? Джихён, порой, чтобы не замолчать навечно, нужно притвориться немой или хотя бы на время прикусить язык. Помните об этом, когда в следующий раз решите совершить необдуманный поступок.       – Но также помните, что ваше молчание делает вас негласным соучастником. Статья сто пятьдесят пять пункт два уголовного кодекса Южной Кореи.       Мужская рука сомкнулась на женской шее. От неожиданности она даже не сразу начала сопротивляться. Умереть на столе у прокурора казалось диким и нереалистичным. Такими красивыми пальцами можно было играть на фортепиано — и она готова была поклясться, что созданы они были исключительно для этого, но никак ни для того, чтобы кого-то душить. Хотя, возможно, игра на музыкальном инструменте ничем не отличалась от игры на чьих-то горловых связках. Воздух потихоньку начал выходить из лёгких, как из воздушного шарика, который непредусмотрительно завязали недостаточно туго. Туман заполонил глаза. Джихён попыталась убрать чужую ладонь, но её руки были слишком слабы для этого, а длинных ногтей она никогда не имела, для того чтобы хотя бы попытаться расцарапать чужую кожу. Оставалось только одно, и она решительно вцепилась зубами в мягкую ткань. Не рассчитав силы, он тут же откинул её на пол, и она, больно ударившись о подлокотник дивана, ногой задела стеклянный столик, с которого в мгновения ока слетели фарфоровые чашки.       Говорят, чашки бьются на счастье, но мало кто знает, что примета эта в зависимости от обстановки имеет разные трактовки. Так мелкие осколки, усеявшие весь пол, уже сейчас могли бы рассказать Джихён о том, что вскоре её личная жизнь претерпит крутые изменения. Уже совсем скоро ей суждено было оказаться в эпицентре больших и грандиозных событий. Она и сейчас могла чувствовать, что ей придётся столкнуться с большими неприятностями. Хотя она пока ещё не знала, с какими именно и к чему они её приведут.       – Ну, серьёзно, я же просил тебя, – начал вернувшийся прокурор, плотно закрывая за собой дверь, и очевидно спасая девушку от новой пытки.       Он точно не переживал за Джихён, которая, облокотившись о диван, пыталась стереть с лица выступившую кровь на губах, но точно переживал за бежевый ковёр, на котором уже красовались пятна и осколки от опрокинутых чашек. Подойдя вплотную к девушке и присев на корточки, он попытался рассмотреть её бледное лицо, которое она старательно пыталась от него скрыть за растрёпанными прядями волос. Ладони саднило, а на правом бедре потихоньку начинал наливаться лиловый синяк — уже сейчас можно было предположить, что завтра утром он точно выльется в гематому с ладонь.       – И как ты собираешься её отсюда выводить? Ясно помню, что зашла она без разбитой губы и не такая помятая, – нахмурился Лухан и жестом вечно занятого человека, контролирующего каждую минуту своей жизни, поднёс руку к лицу, глянув на часы. – Кстати, вы разве не опаздываете?       – Вставай, Джихён, – впервые за долгое время с формального обращения он перешёл на неформальное, но она этого даже не заметила. – Я не люблю повторять, – снова попытался достучаться до её сознания хриплый голос, который она категорически не хотела слушать, уставившись обезумевшими глазами на кровавые осколки, впившиеся в ладони.       – Ну, в самом-то деле, – больно сорвав её с места, одним резким движением поставил он её на ноги. – Нас уже ждут.       – Ты знаешь, что намерен делать босс? – Сехун отрицательно мотнул головой. Прокурор лукаво улыбнулся.       – Непривычно то, что ты чего-то не знаешь. Обычно ты узнаешь всё раньше всех, – скрестив руки на груди и указательным пальцем постучав по красивым губам, он всё-таки решился вслух высказать свои предположения: – На днях он попросил меня достать одно досье в базе и полностью его перекроить. В первом случае это нужно для незаконной трансплантации органов, – глаза переместились на девушку, окинув её любопытным взглядом с ног до головы, – но, как я погляжу, у мисс слишком слабое тело и вряд ли она переживёт хотя бы одно хирургическое вмешательство в антисанитарных условиях. Во втором случае это происходит, когда продают кого-то за рубеж в сексуальное рабство, – дотронувшись до чужого подбородка, аккуратно развернул он Джихён к себе лицом. Ему показалось, что при иных обстоятельствах, не будь он прокурором, он точно мог бы утонуть в море презрения этих светло-карих глаз, если бы не сталкивался с подобным несколько раз на дню. – Но и этот вариант тоже отпадает, поскольку леди далека от азиатских стандартов красоты. К тому же Кай лично никогда не занимается ничем подобным, а тут приказ поступил напрямую от него. Значит, похоже, намечается что-то интересное. Не находишь?       – Может, задашь ему этот вопрос лично? – раздражённо бросил Сехун, накидывая на Джихён свою куртку, которая в отличие от женского пальто имела капюшон, и могла полностью скрыть раненое лицо.       Никто из сотрудников не обратил внимания на девушку и молодого человека, поспешно покинувших здание государственного учреждения. Джихён чувствовала, что кто-то нарочно зашил рот толстыми нитками — она не смела возразить, помня причинённую ей боль и до сих пор ощущая её на своих разбитых губах. Почему-то раньше она никогда не могла представить себе, что мужчина может быть груб с женщиной, а в особенности с такой маленькой и слабой на его фоне. Ей было страшно. Но она покорно шла за убийцей, и даже не старалась сопротивляться его цепким и грубым пальцам. В какой-то момент ей даже стало интересно: были ли эти пальцы когда-нибудь с кем-нибудь очень нежны? Или возможно они и сейчас гладят кого-нибудь по ночам невесомо и мягко? Ей показалось, что всё-таки должны были гладить, ведь даже у самого страшного демона есть своя Тамара*.       Чёрная машина с высокой посадкой была припаркована неподалёку. Кажется, это была Хонда, но Джихён, впрочем, никогда и не разбиралась в автомобилях. Единственное, на что она обратила внимание так это на то, что автомобиль внешне очень подходит своему владельцу.       – Куда мы едем? – усаживаясь на заднее сидение, решила заговорить девушка, впервые ярко ощущая вкус крови во рту.       – К человеку, который желает с тобой встретиться, – отозвался Сехун, разворачиваясь лицом к заднему стеклу для полного обзора, чтобы аккуратно вырулить из очень узкого ряда машин.       – Для чего мы к нему едем?       – Я и сам пока не знаю.       – Как долго вы за мной следите? – осипшим голосом спросила девушка, плотнее кутаясь в куртку и при этом осознавая, что она чужая. Она ясно чувствовала терпкий и мягкий, почти что древесный, похожий чем-то на кедр запах.       – С того самого дня, когда всё произошло.       – Почему я ещё жива?       – Мне тоже очень интересно узнать ответ на этот вопрос, – глаза на пару секунд встретились в зеркале заднего вида. Дальше они предпочли ехать молча. Дорога не заняла много времени. Джихён даже успела немного расслабиться, наблюдая через тонированные стёкла за шумным городом.       Отель Гранд Плаза входил в одну из достопримечательностей города. Знаменитые по всему миру королевские апартаменты с двумя, а то и тремя спальнями были обращены в сторону корейского пролива, который панорамным видом открывался почти из каждого номера. В распоряжении отеля даже имелся свой собственный закрытый пляж, вход на территорию которого был предоставлен только отдыхающим. Роскошные интерьеры, услужливый персонал, фитнес-клубы, бары и рестораны делали этот отель лучшим в стране и даже давали ему войти в международную десятку.       Поднявшись на лифте на пятьдесят шестой этаж, молодые люди направились в номер. Стучать не пришлось. Сехун просто ввёл заученную наизусть комбинацию на электронном замке, которая Джихён показалась слишком простой и которую она сама могла бы подобрать в случае необходимости. Оказавшись в прихожей, девушка уже отсюда смогла понять к кому попала, и насколько богатый и влиятельный человек здесь жил. Разувшись у входа и глянув на стойку с обувью, она оценила пару десятков дорогих мужских ботинок и кроссовок, которые совершенно никак не сочетались с её непрезентабельными башмаками.       Запланированная встреча произошла в гостиной, когда они выходили из прихожей, а он из своей спальни. Джихён внешне представляла главу мафии совсем другим или просто хотела видеть его другим. По её мнению, он должен был быть старше, ниже и грубее. Но созданный в её голове образ, вычерченный аккуратно по кальке, никак не ложился на оригинал. Было видно, что мужчина только недавно вышел из душа и его тёмно-каштановые волосы всё ещё оставались влажными. На нём были чёрные брюки и рубашка с коротким рукавом, на белом фоне которой плясали вышитые ярко-зелёные пальмы, что растут обычно где-то ближе к Тихому океану. Увиденное поражало своей неестественностью, потому что на улице было холодно и сыро, а он как будто только что прилетел с Гавайев, загорелый до бронзового тона, с красивой ровной и гладкой кожей. Неужели она всё время смотрела неправильные фильмы о мафии, где преступниками были взрослые мужчины за пятьдесят с ужасными шрамами на лицах?       – Сехун, – подал он руку своему товарищу, и она, кажется, впервые услышала имя убийцы. – А это наша школьница? В жизни куда лучше, чем на фото, хочу заметить, – и он тоже зачем-то протянул ей руку, которую она и не собиралась пожимать. – Да ладно, я не кусаюсь. По крайней мере сегодня, – лукаво подмигнул он ей и сам дотронулся до её руки — на пару мгновений она почувствовала тепло его ладони, мягкой и слегка влажной после душа. Почему-то ей казалось, что она должна была быть сухой и холодной, но она ошиблась, впрочем, как и всегда. – Ким Чонин, – представился он.       – Я не школь… – начала было девушка, но её перебили.       – Я знаю, – засунув руки в задние карманы брюк, он ненадолго задумался. – Я знаю о вас теперь слишком много, Пён Джихён. Хотите чего-нибудь выпить? Воды или сока? Уж простите, алкоголь не предлагаю. Если я правильно помню, вы его не употребляете с выпускного класса, когда, напившись, танцевали для одноклассников на столе Канган суллэ*, – и правда, кажется, её собеседник знал слишком много. Даже о том, что она сама много раз пыталась забыть, и ей хотелось верить, что уже забыла, по крайней мере, до сегодняшнего дня точно.       – Похоже, вы знаете обо мне достаточно.       – Похоже, – подтвердил он, рукой указывая ей на белоснежное кресло, на которое даже страшно было садиться, боясь его осквернить. Но если уж и преступнику можно было, то отчего нельзя было ей? – Я нашёл многое забавным, подробнее изучая ваше досье. Сначала вы показались мне очень посредственной. Но, присмотревшись, я поверил в присказку о том, что маленький перчик самый острый*.       – И как много вы обо мне знаете?       – Достаточно.       – Насколько? – не унималась девушка.       – Я даже изучил вашу медицинскую карту, – начал он издалека, – и теперь, кажется, могу спрогнозировать ваши месячные.       Джихён вспыхнула как алая ягода на зелёном кусту, которому по идее ещё не время было начинать цвести. Собеседник тут же разошёлся в беззаботном смехе.       – Знаете, что естественно, то не безобразно, – облокотившись двумя руками о подлокотники кресла, он склонился к чужому растерянному лицу.       Она чувствовала терпкий запах табака и еле уловимый цитрусовый запах геля для душа, но не находила их композицию отталкивающей. Это было так необычно, не сочетаясь между собой в жизни, они как-то интересно смешивались на его теле, гармонируя между собой.       – Похоже, Сехун был с вами немного груб, – сделал выводы глава мафии, рассматривая вблизи разодранную губу с запёкшейся багряной кровью и розовые еле уловимые пятна от пальцев на тонкой шее. И если в этот раз Сехун был «немного» груб, то Джихён даже боялась представить, как он вёл себя, когда был «очень» груб.       – Чего вы хотите?       – И правда — чего тянуть, – одним резким движением оттолкнулся он от подлокотников, направившись в кресло напротив. – Сехуни, думаю, тоже интересно. Я прав? – откинув голову назад, проследил он за тем, как его друг достаёт из мини-холодильника бутылку минеральной воды. – У меня отличный бар, – напомнил Кай молодому человеку.       – Я за рулём.       – Тебя обычно это никогда не останавливало.       – Сегодня у меня пассажир, – с иронией произнёс Сехун, жадно отхлебнув из горлышка.       – Может всё-таки закончим этот фарс? – перебила их девушка, после чего две пары глаз снова обратили на неё внимание. Могла ли она спорить и указывать преступникам? Но она точно раньше умрёт от страха, чем они решат её убить. К тому же не сделают же они это в этом номере на этом белоснежном ковровом покрытии с длинным и мягким ворсом, нежность которого она ощущала ступнями. Джихён даже боялась представить, сколько он стоит и сколько будет стоить химчистка, когда он окрасится в алый цвет. – Недавно я стала свидетелем преступления, в результате которого был убит человек. В полиции моему заявлению не поверили, посчитав меня умалишённой, – девушка тяжело сглотнула. – В прокуратуре же, напротив, поверили, потому что знали, что я говорю правду. Но это ни к чему хорошему не привело. Как я понимаю, именно поэтому я тут, – глаза Джихён встретились с проницательными тёмно-карими глазами собеседника, похожими на драгоценный шпинель, обрамлённый тонким золотом. – У вас много связей, и ваша власть распространилась куда-то за пределы моего понимания. Я не смогу просто так сдвинуть гору, как бы я этого ни хотела, – в привычном для себя жесте сжимая подол юбки, проговорила девушка. – Ко всему прочему вступать в игру, не зная её правил, очень глупо, не так ли?       – О, поверьте мне, правила моей игры вы точно знаете. А вот её стратегию пока что ещё нет. Но если я поделюсь с вами ею? Захотели бы вы сыграть со мной, Пён Джихён? – барабаня пальцами по подлокотнику, поинтересовался у неё Кай.       – Думаю, вы давно приняли решения за меня. Только то, что я ещё жива, говорит мне, что вы чего-то от меня хотите. Я права?       – Вы ведь умеете играть в шахматы? – поинтересовался глава мафии, поднимаясь с кресла и направляясь к тумбе в импровизированной прихожей гостиничного номера. – Недавно, к моему сожалению, я погорячился и пустил в расход свою пешку как пушечное мясо, просчитавшись на один ход вперёд. Я не мог предугадать заранее, что она могла сослужить мне добрую службу и помочь в борьбе с королём.       – Потому что вы не знали, что пешка способна была дойти до конца игры, – поняла его метафору Джихён.       – Как я рад, что вы быстро соображаете, – ломкие аплодисменты разлетелись по комнате — девичьи уши заложило, как в театре после кульминационного действия. – Я мог бы превратить пешку в коня, слона, ладью и даже, если бы она того пожелала, в ферзя, – вернувшись обратно в комнату, Кай захватил с собой какие-то документы. – Пён Джихён, хотели бы вы стать моим ферзём? – толстая папка аккуратно легла на чужие колени. – Есть один человек, который не даёт мне спокойно жить вот уже на протяжении нескольких лет. Он даже недавно попытался приставить ко мне свой хвост. И знаете, ничем хорошим это не закончилось как для него, так, впрочем, и для меня. К сожалению, я не могу вернуть в спектакль того, кого убил в прошлом действии. Но как сценарист могу ввести нового персонажа и даже дать ему пару реплик. И если по итогу этому новому герою удастся с ними справиться, я вправе буду выделить ему полноценную роль.       – А что если актёр, которого вы наметили, откажется играть в вашей пьесе?       – Этот актёр не может отказаться, так как он уже стал частью моей пьесы, – снова вернулся он в кресло.       – Вы мне угрожаете?       – Я думаю, вы и без угроз понимаете, насколько опасно спорить со мной сейчас. Вы могли бы попытаться перечить мне, но на кону не только ваша жизнь, Пён Джихён, но и всей вашей семьи.       – Это гадко и нечестно примешивать сюда людей, которые к этому не причастны.       – Это мои методы, – пожал плечами глава мафии и, решив конкретизировать, перешёл к делу. – Хве Хёну — так звали человека, чьё тело сейчас жрут черви в сырой и чёрной земле. И этот самый Хве Хёну, втеревшись ко мне в доверие, на протяжении долгого времени был информатором одного очень влиятельного человека в преступных кругах по прозвищу Джеки. Узнав об этом позже, чем следовало бы, я пожалел, что не обернул силу своего врага в его слабость и не перекупил Хве Хёну. И вроде бы я уже забыл об этом и смирился с проколом, но на днях мне подкинули интересную информацию. Оказывается, у этого Хве Хёну до недавнего времени была дочь, – отчего-то слово «до недавнего» и «дочь» он выделил — мурашки пробежались по телу Джихён, – о которой он, как ни странно, очень заботился. Просмотрев её фотографии, я нашёл, что вы безумно похожи, и если уж не лицом, то точно комплекцией, – сложив в прямоугольник указательный и большой палец на обеих руках, Кай глянул на девушку словно художник, изучающий свою обнажённую натуру. Правда Джихён была не обнажена. Но у Кая имелось достаточно хорошее воображение, чтобы представить себе и это. – Подскажите мне, какое чувство не даёт человеку умереть, когда у него отняли всё?       – Надежда, – глухо отозвалась Джихён, догадываясь, что его не устроит её ответ.       – Пён Джихён, вы просто ещё ничего не теряли в своей жизни, – тяжело вздохнул Кай, качая головой девушке как маленькому непонимающему ребёнку. – Дам вам второй шанс, представьте, что кто-то очень нехороший отнял у вас то, что вам было дорого. Очень дорого. Дороже, даже чем ваша собственная жизнь. Какое чувство будет питать ваше сердце?       – Надежда на месть, – также глухо отозвалась Джихён, зная, что его устроит только этот ответ. – Звонкий щелчок пальцев прозвенел в глухом помещении.       – Правильно, порой месть — это двигатель жизни. Как вы думаете, на что готов ребёнок, потерявший своего отца? – она подумала, что он спрашивает о дочери Хве Хёну, даже не догадываясь, что он спрашивает о самом себе. – Я хочу, чтобы вы заняли её место. Документально я всё уже уладил. Осталось только, чтобы вы сами захотели ею стать. А после вы будете моим информатором. Приползёте к Джеки, поплачете, скажите, что хотите мне отомстить ради вымышленного отца, отчего готовы пойти на любые жертвы. Будете умолять его и клясться, что войдёте ко мне в доверие. К примеру, пойдёте в один из моих борделей или будете заниматься чем-то грязным и нелегальным, словом, всё что угодно, даже станете моей любовницей, лишь бы вам поверили, – от последних слов Кай поморщился, видимо, не только Джихён была противна эта мысль. – А после будете потихоньку выкачивать из него информацию. Ну, а если не хватит мозгов, то, по крайней мере, будете предоставлять ему ту, что буду давать вам я.       – А если у меня не получится?       – Сделайте так, чтобы у вас получилось. В ваших же интересах, чтобы вас не пристрелил Джеки, – покапавший в глубоком кармане брюк, он достал пачку сигарет и серебряную зажигалку с гравировкой какого-то существа, но какого именно девушка так и не разглядела. – Я дам вам свободу действий, Пён Джихён, чего, хочу заметить, я обычно никогда не делаю. Вам решать: выйдете ли вы сегодня из этой комнаты или вас вынесут отсюда вперёд ногами.       – Разве это свобода? Свободен лишь только тот человек, у которого есть право выбора.       – Право выбора — это ответственность, на которую человек соглашается, ожидая последствий от своих же действий. Но большинство людей не могут нести эту ответственность. Если дать свободу тупой и малообразованной массе людей, а это больше половины жителей земли, хочу заметить, то это будет значить, что мы намеренно освобождаем и выпускаем на волю жестокость, варварство и насилие, и ни к чему хорошему это не приведёт. Понимаете? Это словно бы открыть ящик Пандоры, а потом возложить всю ответственность на скулящую в углу этого самого ящика надежду. Надежду на то, что всё само собой рассосётся. Почему человек свободен в грехе, но не свободен в благодеянии? – медленно выпустил он белый дым, проследив, как тот утопает в комнате.       – Потому что человеку нечего терять, когда он его совершает, – отозвалась девушка.       – Я могу сказать то же самое и о благодеянии. Разве есть человеку, что терять, когда он совершает благо? – крутя зажигалку между пальцев и время от времени ею щёлкая, спросил молодой человек. – Сехуни, ты там не уснул на моей кровати? Помоги милой девушке, – окинул он взглядом огромные апартаменты, ища глазами друга.       – Когда человек совершает грех, он приобретает свободу действий, потому что ни от кого не зависит. А все решения, которые принимаются благодеянием, зависят от общества и морали, – отозвался друг, напоминая всем, что он ещё в комнате.       – У человека есть всегда выбор между хорошим и плохим, – отметил Кай.       – Вы хотели сказать, что в вашем случае между плохим и очень плохим.       – Смотря что для вас является плохим.       – Нарушение морально-этических правил, созданных человеческими нормами, традициями и устоями, установившимися в обществе с течением времени.       – Вот вы работаете в цветочной лавке. Скажите мне: рвать цветы — это плохо?       – Нет, если цветы могут принести кому-то радость.       – Какие у вас двойственные стандарты, – ещё раз выпустил он белое облако. – А если не могут? Если я рву их просто так и кидаю на землю. Это плохо?       – Тогда, должно быть, да. – Кажется, он нарочно над ней глумился, путая её. – Вы совершаете зло, бессмысленно что-то уничтожая.       – А если уничтожаю не бессмысленно — это не зло?       – И не бессмысленное зло.       – То есть если я нарвал цветов и подарил их кому-то, то это хорошо? А если не подарил, то плохо? Но ведь и в первом, и во втором случае они умрут. Ладно, продолжайте свои мысли. Я, кажется, вас сбил не нарочно, – слабо улыбнулся он в своём нравоучении.       – Я хочу сказать, что любой поступок, совершённый со зла — это плохо. Когда человек что-то совершает, он должен думать о морали и об обществе, в котором действует эта мораль.       – То есть вы просто ведомая, Пён Джихён? Вам указывают на что-то и говорят — это аморально. Поэтому вы этого не делаете? – пряча обратно зажигалку в карман, снова рассмеялся Кай. – Я не прошу вас убивать кого-то, Джихён. Я прошу вас только проследить за одним человеком, а вы уже говорите, что это плохо.       – Согласно законодательству о борьбе с особо тяжкими преступлениями одна лишь принадлежность к криминальной группе является преступлением, в связи с чем карается по всей строгости закона.       – Вы забыли упомянуть, что если один человек заставляет или склоняет другого присоединиться к криминальной группе, то это грозит ему двумя годами тюремного заключения, – издевательски дополнил её преступник, со стороны напоминая вредного преподавателя на экзамене.       – Как я погляжу, вы тоже хорошо изучили уголовный кодекс.       – В нашем деле без этого никак. Предупреждён — значит вооружён, – пожал он плечами. – На ваших коленях лежит папка с характеристикой Джеки. Советую её тщательно изучить, а после для надёжности бумаги следует сжечь. На неделе к вам заедет кто-нибудь из моих людей, чтобы обговорить все детали встречи, на которой вы должны будете представиться ему лично.       – Не помню, чтобы я давала согласие.       – Вы уже его дали, как только зашли в эту комнату, – поднявшись, он сделал жест Сехуну, который говорил о том, что разговор на сегодня окончен.

***

      Понадобился ровно месяц после трагического происшествия, чтобы Джихён перестала вздрагивать от каждого постороннего звука. На календаре уже было четырнадцатое апреля — «Чёрный день» для всех тех, кто пока ещё не обзавёлся второй половинкой. Именно в это время многие жители города, заручаясь отличным поводом, приходят с друзьями в уличные ресторанчики и бары, в которых без зазрения совести, напившись, изливают друг другу душу. Но самое интересное, что одиночки, не получившие никаких поздравлений на четырнадцатое февраля и четырнадцатое марта, идут в местные забегаловки и заказывают чачжанмён. Лапшу, что является эмблемой этого дня, поскольку имеет символический чёрный соус в качестве заправки.       С самого утра в цветочной лавке совсем не было народу — не нашлось ни одного желающего приобрести букет по такому сомнительному поводу. Время близилось к обеду, и за всё это время к Джихён сумел заглянуть только пожилой мужчина за цветами ко дню рождения своей внучки. Поэтому, не надеясь ещё кого-нибудь застать, девушка разбирала новую партию пришедших с утра роз в подсобке, когда почувствовала ворвавшийся в помещение прохладный воздух, который принёс с собой не только свежесть улицы, но и перезвон полых металлических трубочек на китайском колокольчике. Она слышала о том, что по одной китайской легенде мудрец просил у ветра сыграть ему самую прекрасную и печальную из всех существующих на земле мелодий, и тот, откликнувшись, подарил ему свой голос, заточенный в сухой стебель бамбука. С тех пор и поныне все те, кто почитают стихию воздуха, держат у себя в доме талисман ветра. Говорят, амулет служит для защиты, а ещё способен накапливать и концентрировать потоки положительной энергии. Но многие люди от незнания своего неправильно его используют, делая красивой частью интерьера и размещая в ненужных местах, закольцовывая и задерживая при этом потоки отрицательной энергии.       Так ярко-красный талисман, висевший снаружи цветочного магазина, всегда был защитником помещения. Музыка, что была им создана, приносила лишь покой и умиротворение. Таинственные звуки, рождённые ветром, должны были останавливать любую негативную энергию, словно ветряная мельница, дробя и рассеивая её. Но почему-то только до сегодняшнего дня. Похоже, не зря у шаманов существует поверье, что ветряные колокольчики способны не только отгонять злых духов, но приманивать их своим сладким голосом.       – Извините, но не могли бы вы подождать пару минут, – крикнула из чулана девушка, погруженная в утрамбовывание охапки роз в большой белый пластиковый вазон. – Я сейчас к вам выйду.       Джихён торопилась к новому клиенту, но розы были слишком непослушны и своенравны, чтобы беспрекословно подчиняться. Их было непривычно много для новой напольной вазы. Настолько много, что даже половина не могла в ней уместиться. Но Джихён не сдавалась, отчего к взмокшему лбу давно уже прилипли выбившиеся пряди волос из толстой косы на плече.       – Чёрт, – выругалась девушка, решив на время оставить бесполезное занятие, когда в очередной раз жаждущие крови шипы больно впились в нежную кожу. Выскочив из подсобки, Джихён налетела на широкую мужскую спину. Наклонившись к полу, посетитель изучал только поступившие голландские розы.       – Прекрасный выбор для любой женщины. Семьдесят процентов наших клиентов предпочитают именно эти цветы, – отчеканила девушка, голосом хорошо обученного промоутера. – Сейчас я вам их покажу, – продолжила она, доставая с полки секатор для того, чтобы разрезать плотную и прозрачную плёнку, в которую всё ещё были укутаны цветочные стебли. – Роза — символ любви и верности, – присев на колени, начала она аккуратно разрезать полиэтилен.       – А ещё дикого желания, страсти и сексуального влечения. Поговаривают, что искусительница Клеопатра соблазнила неприступного военачальника Марка Антония именно среди дурманящих лепестков, – глухо прошептал собеседник, заставив девушку вздрогнуть.       До боли знакомый голос. Снова. Девушка резко развернулась в сторону говорившего. Секатор выпал из рук, безжизненно стукнувшись о деревянный пол. Взгляды сцепились. Снова. Чёрт возьми, снова. Джихён тяжело сглотнула. Стало не по себе. Глаза сомкнулись. В голове возникла сцена: собеседник достаёт из внутреннего кармана кожаной куртки пистолет и стреляет ей в голову. После чего в один жалкий миг белые розы, лежащие у её ног, окрашиваются и становятся алыми. Такими же алыми, какой должна быть преисподняя самого дьявола. Но она ведь совсем не грешила в этой жизни. Она же не отправиться к нему? Или всё-таки она уже с ним?       – Может быть, но то были красные розы и красные лепестки, а это белые. Белые, как цвет невинности и чистоты — именно поэтому ими часто украшают букеты невест, – невозмутимо решила отозваться девушка. В самом деле, члены мафии не решатся же на убийство в людном месте посреди бела дня?       – Ты знаешь, почему роза стала красной? – погладил он лепестки в рядом стоящей вазе.       – Почему? – поинтересовалась Джихён, приняв правила начинающейся игры.       – Она зарделась от удовольствия, когда её поцеловала Ева, гулявшая в Эдемском саду, – интригующе произнёс он, большим пальцем проходясь по нижней губе. Это был простой жест, словно он смахивал какую-нибудь непрошеную соринку. Однако в этом жесте было слишком много порочного и дурманящее разум.       – Никогда не понимал любви женщин к цветам, – молодой человек полностью окинул взглядом помещение. – Восхищаться чем-то мёртвым, на мой взгляд, какая-то некрофилия получается. Люди всегда талдычат о моральных ценностях и устоях. Обсуждают, что есть хорошо, а что есть плохо. Вот скажи мне. Лишать кого-то свободы и не давать ему шанса на выживание — это хорошо или плохо? Люди глупы, считают, что мёртвое способно заменить им живое. Слышала ли ты о том, что роза — это цветок Богородицы, а возникла она из крови Христовой, струившейся по кресту. Говорят, ангелы собирали её в золотые чаши после распятия, чтобы она не была осквернена. Однако всё-таки несколько капель упали на землю. Из них проросли цветы. Ярко-красные цветы. Как напоминание человечеству о пролитой за грехи его крови, – наклонившись, он подобрал ранее уроненный секатор и, решив закончить когда-то начатое девушкой, продолжил разрезать упаковку. – Или же вернёмся к писателям. Вот тебе ещё одна легенда: однажды соловей увидел прекрасную белую розу и пленённый её красотой влюбился без памяти, после чего был отвергнут, как и любой глупый мужчина, давший волю своим чувствам. Прижавшись к цветку всей грудью, он был поражён коварным шипом, словно острым кинжалом, прямо в сердце. Белая роза от неразделённой любви стала красной.       – Но ведь цвет тоже имеет значение, жёлтые розы, к примеру, — это символ дружбы, – машинально приняла она цветы из его рук, чтобы после поставить их в вазу. Пальцы на мгновение соприкоснулись, вызывая мурашки по всей коже.       – Один правитель, отправившись в поход, строго-настрого наказал своему министру блюсти за честью своей жены. Коварный министр в свою очередь возжелал стать ближе к королю и тем временем строил планы, как бы удачно женить того на своей дочери. Досадно, но у министра ничего не получалось — жена у короля была верная женщина. Тогда он решил прибегнуть к хитрости. Когда правитель вернулся, он поинтересовался у министра, была ли жена верна ему. На что получил отрицательный ответ, и предложение бросить розы в пруд. Если те пожелтеют, то слова его — истина. Розы, как и ожидалось, пожелтели: предварительно в воду была добавлена минеральная вода. С тех пор жёлтая роза считается признаком измены и обмана. Если верить нашим предкам, любой цветок наполнен болью и скорбью, и любой цветок плачет о ком-то или по кому-то.       – Гвоздики, – решительно кивнула Джихён на рядом стоящую кадку, – символ любви, цветок, что был подарен нам богами, – непонятно зачем, но ей захотелось спорить. Цветы — это не боль и скорбь, как считал молодой человек. Цветы — это радость и признание чьих-то чувств.       – Один из древнегреческих мифов повествует о Диане-охотнице, которая после неудачной ловли возвращалась домой с пустыми руками. По случайности на её пути возник молодой, красивый и весёлый пастух, звонко играющий на своей свирели. Переполненная злобой она обвинила несчастного в своей неудаче, посчитав, что именно молодой человек нарочно распугал ей всю дичь. Вне себя от гнева с полным ожесточением она вырвала несчастному глаза, а после, осознав весь ужас содеянного, решила увековечить их, потому что полные горя и боли они никак не выходили у неё из головы. Она бросила их на поляну, и те вмиг расцвели алыми гвоздиками, став символом напрасной жертвы и невинно пролитой крови.       – Но по-христианскому поверью гвоздика впервые расцвела на земле в день, когда родился сын Божий Иисус Христос, – прошептала девушка, доставая с полки ёмкость для роз и наполняя её водой.       – А согласно другой легенде — это слёзы, что бежали по щекам Девы Марии. Матери, чьё сердце было пропитано болью потери. Падая на землю, солёные и горькие, они смешивались с кровью Христа, становясь от этого красными и превращаясь в свежие бутоны, – переместившись к столу, она аккуратно начала освежать концы стеблей у роз, срезая лишнее.       – Однажды Богородица захотела порадовать маленького Иисуса. Из шелка и ниток она сшила ему маргаритки, – решила перейти в наступление Джихён. – Он хранил их у себя долгую зиму, а летом решил посадить в землю. Со временем цветы, что говорят о невинности младенца, разлетелись по всей планете.       – По преданию графиня Маргарита дала белую гвоздику на счастье своему жениху Орландо, но тот пал на Святой Земле, освобождая гроб Господний от сарацин. Один из рыцарей передал ей этот самый цветок уже полностью ссохшийся и превратившийся от крови из белого в красный. В гвоздике образовались семена, и в память о своём женихе Маргарита посадила их. Позже из них проросли маргаритки как знак её горькой потери.       – Гиацинт — цветок любви, счастья и верности! – двумя руками указывая в угол, воскликнула девушка.       – Скорее уж безутешной скорби. Если перевести с древнегреческого — цветок дождя. Греки до сих пор называют его цветком печали в память о Гиацинте, любимце бога Аполлона. По одному из мифов во время спортивных состязаний Гиацинт был смертельно ранен и на траве, что была омыта его кровью, проросли лилово-красные цветы.       – Вон те ирисы, – Джихён указала на ещё одни рядом стоящие цветы, – название им дал знаменитый целитель и философ Гиппократ в честь древнегреческой богини Ириды, которая по преданиям сходила на землю по радуге. Отсюда и название, ирис — дословно значит радуга. По преданию ирисы всегда освещают путь морякам в порту, словно маленькие маячки, не давая заблудиться, – отвлёкшись от своего занятия, девушка обнаружила, что один из шипов больно впился в палец. Заворожённо уставившись на ладонь, Джихён не сразу сообразила, что нужно поскорее убрать колючку и остановить кровотечение. Из оцепенения её вывел молодой человек, перехвативший руку.       – Маяки, – уголки губ попытались приподняться вверх, в надежде нарисовать на лице полуулыбку, но тут же безуспешно опустились. – Ты забыла упомянуть, что проросли они из слёз жены рыбака, той, что оплакивала горькую и безотрадную потерю мужа, – нарочно больно вытащил он из чужого пальца шип и стёр кровь. От него не утаилось то, что рука её всё ещё была изранена медленно заживающими порезами от осколков битого фарфора.       Девушка закусила губу. Ей не нравились его прикосновения. Ей было тревожно только от того, что он был рядом. А то, что он её ещё и касался, вызывало неподдельный ужас и страх.       – Лилии, – высвободив руку, указала она на цветы, что находились у его ног. – С древних времён пожелание благополучия королям звучало так: «Пусть ваш путь будет усыпан розами и лилиями». В одном из мифов говорится, что возникли они в момент, когда Гера кормила младенца и капли её молока, разлившись по небу, образовали Млечный путь, который дождём пролился на землю, – приблизившись к вазе, она обогнула Сехуна и, забыв про осторожность, оказалась к нему спиной. – Цветы, что символизируют непорочность. Даже с древнегреческого дословно значит белый-белый.       – В средние века лилия была символом распущенности, – затылком она почувствовала, что он развернулся в её сторону. От него веяло холодом. Тело резко пробил озноб. – Бесчестных девушек даже клеймили, – чужая ладонь почти невесомо опустилась на руку, но в этот момент, ей показалось, что тяжесть подобно этой она никогда ещё не испытывала прежде, – вот здесь, – наклонившись, тихо прошептал он ей на ухо, – на плече, – палец очертил что-то наподобие круга.       Джихён попыталась сглотнуть образовавшийся в горле ком, но с первого раза ничего не вышло, потому что ком сейчас больше походил на репейную колючку, которая, застряв где-то в гортани, с ожесточением обдирала всё нутро.       – По еврейским сказаниям при искушении Евы в Эдемском саду сам дьяволом не посмел коснуться этого цветка и осквернить его, – шёпотом отозвалась она, всё ещё ощущая его руку, которая покоилась на её плече и которую она отчего-то не смела скинуть.       Сехун чувствовал её дрожь через тонкую белую ткань блузки, но руку не убирал. Это было забавно, и он уже начинал заигрываться. Сначала это казалось нелепым и странным, спорить о каких-то там мифах и преданиях, что несут за собой лишь чистую символику. Но, кажется, их спор был куда глубже, чем могло показаться на первый взгляд.       – Тюльпаны, – начала девушка, робко опустив глаза, – древнейшие турецкие сказания говорят о том, что этот цветок способен развеять любую печаль.       – Один персидский принц был без памяти влюблён в прекрасную девушку и мечтал о счастливой жизни с ней. Однако его завистливый соперник пустил слух о её гибели, после чего, обезумев от горя, он разбился о скалы. На месте его гибели проросли цветы. Символ страсти и одержимости, говорящий о том, что любовь всегда обречена на гибель.       – А вон те камелии разве это не символ долголетия? – наконец-то Джихён решила развернуться к непрошеному гостю лицом.       – Всего лишь бездушный цветок бессердечных женщин, которые завлекают и неминуемо губят. Камелия даже не имеет аромата, потому что не желает делиться своей страстью с окружающими.       – Они привлекают и отталкивают одновременно, поэтому мы их и любим.       – В Японии раньше существовало придание, что если самурай прикоснётся к камелии, то ему неминуемо отрубят голову. Это объяснялось тем, что цветок не осыпается дождём, как прочие, когда падает на землю, а ложится целиком, как отрубленная голова.       – А какие цветы нравятся тебе? Нет, скажи мне лучше с какими цветами ты себя символизируешь? – по интонации было слышно, что его действительно заинтересовал этот вопрос.       – Мне нравятся пионы, – с детства в их ограде всегда рос нежно-розовый куст пионов, которым она никогда не переставала восхищаться. Он был настоящим украшением сада и ей всегда верилось, что когда у неё будет свой собственный дом, то на его территории непременно будут цвести только эти цветы.       – У римлян этот цветок означал напыщенность. По легенде он был проклят одной лесной нимфой за гордость и глупость. Со дня его наказания ни одна бабочка не коснулась его поцелуем, ни одна пчела не взяла его мёду и ни одна девушка не приколола его к своей груди.       – Пионы — символ целителей. Цветок, что был назван в честь врача, который по преданию мог излечить любой недуг, – девушка подняла светло-карие глаза на Сехуна. – Цветок, что по легенде может спасти каждого, стоит только искренне этого захотеть.       – Целителей, – отозвался молодой человек. Рука потянулась вверх, чтобы заправить за ухо Джихён выбившуюся прядь волос. – Как тебе будет угодно. Пусть будет целителей. В Китае он до сих пор символизирует богатство. В любой китайской сказке герой, достигший могущества, денег и власти непременно сажает в своих садах пионы.       – А вы? – тихо отозвалась девушка — со стороны казалось, что голос её сел и говорить громче она больше не могла.       – Я? – не сразу понял Сехун.       – С каким цветком символизируете себя вы?       Он улыбнулся, как-то печально и чудовищно, от чего сделалось не по себе.       – Маки.       – Маки?       – Цветы, что символизируют вечный сон и смерть, – тягуче произнёс он, и ей показалось, что она уже слышала это раньше. – По легенде царство самого Морфея засыпано маками, – он небрежно прошёлся по своим волосам рукой и продолжил: – Цветы, что растут на полях бывших сражений. Люди верят, что это кровь убитых воинов, которая поднимается из недр и будто бы бурлит, прося живых молиться об упокоении грешных душ мёртвых. Маленьких детей до сих пор пугают их способностью высасывать кровь из живых. Говорят, что тот, кто уснёт в маковом поле ночью, никогда уже не проснётся, – на этот раз ей точно не показалось, и ей действительно приходилось слышать нечто подобное в далёком прошлом.       – Маки — это символ плодородия. У христиан это цветок ангелов, – она остановилась, припоминая, что ей в детстве рассказывал дедушка: – Согласно буддийской легенде, – начала Джихён, сцепляя между собой руки в молитвенном жесте, – мак вырос на земле, которой коснулись ресницы засыпающего Будды, – не выдержав, девушка стукнула ножницами по столешнице, решив прервать нелепицу. – Зачем вы здесь? Явно же не за букетом пришли.       – И правда, не за букетом, – ухмыльнулся Сехун, доставая из кармана куртки сложенный лист бумаги. – Это адрес места встречи с Джеки, которая запланирована на конец месяца. Ты ведь изучила содержимое папки? – подойдя ближе, он снова проделал свой трюк, выудив из её заднего кармана джинсов сотовый телефон. – Я оставлю тебе свой номер, на случай если у тебя возникнут вопросы. И я искренне надеюсь, что они возникнут. Потому что боюсь, ты ещё не поняла, в какую игру ввязалась. Кстати, ты кое-что мне задолжала?       – И что же? – скривив губы, спросила Джихён.       – Доклад.       – Доклад? – непонимающе переспросила собеседница, ведь задолжать преступнику она могла всё что угодно, включая и свою собственную жизнь.       – За пропущенную лекцию. Я же говорил об этом на первом занятии. Каждый пять минут пропуска приравниваются к двадцати тысячам знаков. Ты пропустила целую пару. Длительностью в девяносто минут.       – И о чём же мне следует написать в своём докладе?       – Что делать, когда становишься свидетелем преступления? – руки легли в карманы брюк — ей показалось, что он издевается. – Твоя работа, должно быть, получится очень трудоёмкой. Хотя, могла бы занять не больше одного предложения как объяснительная записка для деканата.       – И что же я должна была бы написать в этой одной строчке?       – Становясь свидетелем преступления, бойтесь того, что вы можете стать случайной жертвой нового, – проговорил он, открывая дверь на выход и снова тревожа талисман ветра на улице. – Знаешь, у мудрейшего израильского царя Соломона было кольцо, на котором была выгравирована надпись: «Всё пройдёт». Если же трудность становилась для него непосильной ношей, он переворачивал своё кольцо другой стороной, где была иная надпись: «Пройдёт и это». Не переживай, Джихён, рано или поздно это всё закончится. А вот хорошо или плохо для тебя, покажет только время.