В комнате было светло. Яркие солнечные лучи, падая на бежевый паркет, полностью обесцвечивали пространство вокруг. Она то и дело жмурилась, не в состоянии что-либо разглядеть вокруг, а поскольку зрительное восприятие отпадало само собой, единственное чувство, которому она могла доверять, было обоняние. Она чувствовала, что вокруг витает запах кофе. Сладкого и мягкого. Пытаясь поймать босыми ногами солнечного зайчика, она сама со стороны выглядела как этот зверёк. Девушка долго перепрыгивала с ноги на ногу, пока не ощутила, что кто-то, обхватив её сзади за талию, не заключил в крепкие объятия, закружив по комнате. Похоже, она тоже была чьим-то зайчиком, за которым всё это время охотился кровожадный волк. Хотя не такой уж он был и кровожадный, раз девушка, откинувшись на чужое плечо, безоговорочно ему доверилась. Сердце застучало быстрее. Спиной она почувствовала тонкую ткань мужской рубашки. Чей-то знакомый и в то же время незнакомый смех зазвучал рядом. Кольцо девичьих рук, на ощупь, легло куда-то в район мужской шеи. Губы нежно прикусили мочку уха. От неожиданной шалости она дёрнулась. Из мужского кармана что-то выпало и, отлетев на пару метров, очутилось у ножки кровати. Кто-то нехотя снова опустил её на ноги. Она отошла на пару шагов, обнаружив на полу серебряную зажигалку. Рука прикоснулась к драгоценному металлу, на котором тут же заиграли перламутровые блики. Большой палец погладил застывшего в прыжке тигра. Она снова почувствовала кого-то рядом. Влажные губы коснулись загривка, а тёплые руки, скользнув под футболку, погладили живот. «
Я скучал, – отозвался кто-то шёпотом. –
Почему тебя так долго не было?». Руки потянулись выше. Тепло и мягко. Нет. Холодно и робко. Глаза распахнулись, к Джихён кто-то наглым образом залез под одеяло: она почувствовала на животе ледяные ручки, несмело обнимающие её со спины.
– И долго ты ещё спать будешь? – поинтересовался недовольный голос сестры, скрытый под большим ватным одеялом.
– А весь день можно?
– Извините, но такой вариант даже не рассматривается.
– Жаль, – приподнимая одеяло и переворачиваясь с одного бока на другой, отозвалась Джихён, приоткрывая помятое после сна лицо, которое указывало скорее на то, что она всю ночь спала щекой на сите, а не на мягкой подушке.
– Вставать не собираешься?
– Только если ты сварила мне кофе и нагрела воды, – хитро заулыбалась девушка. Уже прошло две недели с того самого момента, как отключили горячую воду в связи с аварией на электросетях — такое, к слову, в их районе случалось регулярно, поэтому всегда на случай чрезвычайной ситуации у них было заготовлено несколько тазиков и старый бабушкин бытовой кипятильник.
– Да, – довольная проделанной работой отозвалась младшая, – и даже тосты поджарила.
– И даже тосты?! – смеясь и обнимая сестру, воскликнула Джихён. – Тогда чего же мы ещё лежим? – нос уткнулся куда-то в район чужого виска.
– Уж не знаю, по какому поводу ты причмокивала во сне, – начала подтрунивать Чонён. – Видела бы ты себя со стороны. Лицо было как у блаженной, которая вознеслась в рай, увидев там храм Господний во всем величие.
– Эй, – толкнула она в плечо подростка.
– Чего, эй? Это я что ли слюни как у сенбернара распустила? Чего тебе там такого снилось? Или не скажешь от того, что пометка девятнадцать плюс стоит? – пальцы старшей, добравшись до подмышек младшей, начали их безжалостно щекотать. – Перестань! – сквозь слёзы и смех пыталась утихомирить одна сестра другую. – Руки резко остановились, и Джихён, прижавшись к родному тельцу, начала гладить его по голове. Долго и нежно. Ласково и трепетно. Чонён не сразу поняла быстрой смены настроения, и что вообще произошло, пока не услышала шмыгающий под ухом нос.
– Ты чего плачешь что ли? – недоумённо воскликнула она, интуитивно отвечая на объятья дорогих ей рук. – Ты это прекрати! Так даже детсадовские не делают. Что на тебя вообще нашло?
– Прости меня. Прости меня, пожалуйста. Прости, – не переставая молила она, монотонно произнося одно и то же слово ни один десяток раз друг за другом, так, словно была раскаявшейся грешницей, стоящей в пустом храме у алтаря. – Хотя бы ради тысячи Будд, поющих вместе с песками в Дуньхуане*, – руки сжали чужую футболку, комкая и оставляя на ней следы. – Нет, не прощай. Лучше не прощай меня никогда. Так будет правильнее. Так я всегда буду помнить о том, что совершила.
Чонён отстранила от себя трясущееся тело и посмотрела в заплаканные красные глаза, после чего краешком одеяла вытерла слёзы, сопли и слюни, превратившиеся в одно мерзкое месиво.
– За что это ты извиняешься?
– Вчера я совершила страшный поступок, – вдогонку к признанию, слетевшему с губ, хотело сорваться и уточнение о том, что поступок этот мог стоять ей жизни, но девушка вовремя, опомнившись, замолчала.
– Настолько страшный, чтобы так по нему убиваться?
– Когда я его совершала, я совершенно не думала о тебе. Хотя должна была. Я отвратительная сестра, – руки начали разглаживать образовавшиеся складочки на чужой футболке. – Знаешь, я самая ужасная и бесчестная на свете. Помни об этом, когда в следующий раз подумаешь обо мне что-нибудь хорошее.
– Ты слишком часто думаешь обо мне, – попыталась отшутиться Чонён. – Неужели ты наконец-то подумала о себе, когда делала это что-то страшное? – спросил подросток, воображая какую-то совершенно абстрактную ситуацию у себя в голове, в которой её сестра во всем чёрном, как мститель, связалась с нехорошей компанией, — что в принципе недалеко уходило от истины, — и, поддавшись адреналину, совершила нечто очень экстраординарное, после чего была поймана с поличным полицией.
– Нет, – покачала она головой. – Я думала о незнакомом мне человеке, о котором совершенно ничего не знаю.
– Почему ты о нём думала?
– Я за него волновалась.
– Так этот поступок принёс что-то хорошее?
– Я этого никогда уже не узнаю.
– Так что же произошло?
– Глупость, не стоящая твоего внимания, – целуя сестру лоб, отозвалась Джихён.
– Тогда хватит захламлять свою голову ерундой, – сделала выводы младшая, совсем не проникаясь чужим душевным мукам. – И вообще, кто-то забыл о том, что обещал мне всего пару недель назад, – ноги бесцеремонно вытолкнули потерявшую на время бдительность сестру с кровати. Раздался глухой стук о пол. Выпорхнув, как бабочка, из кокона одеяла, Джихён обиженно помассировала ушибленный копчик. – Крис заедет за нами через два часа.
– Крис? – удивилась Джихён. – Зачем?
– Напряги извилины, – спрыгивая с кровати и направляясь на выход, постучала младшая указательным пальцем по виску.
– А, прости, совсем вылетело из головы, – услышала Чонён уже на кухне, доставая две цветные фарфоровые кружки, предназначенные явно не для кофе и явно не сочетающиеся между собой, но при этом дополняющие друг друга, как длинный Дон Кихот и круглый Санчо Панса.
В выходной день в парке развлечений было многолюдно. В основном дети с родителями или одинокие мамочки, прогуливающиеся вдоль аллей с колясками, которым так и не удалось вытянуть из дома своих дорогих папочек. Джихён так и не поняла, как так получилось, но помимо Криса к их маленькой сестринской компании присоединилась и Дженни. Она помнила, что они вроде бы обменялись номерами, и утром девушка даже скинула ей картинку милых котиков в KakaoTalk*, но как так вышло, что они сейчас шли рядом, всё равно осталось для неё загадкой.
– Я не поняла, что это вчера было? – шикнула девушка на ухо своей знакомой, когда Крис и Чонён отошли для того, чтобы купить розовую сахарную вату, похожую на перистые облака на закате.
– Я сама не поняла, – тихо, чтобы не привлекать к себе внимание, призналась Джихён, – как-то само собой получилось.
– Само собой? Ты спятила? Это что ещё за игры с холодным оружием? – повышая голос начала Дженни, но тут же была заткнута чужой рукой.
Натянутая улыбка и ошалелые глаза выглядели неестественно. Но Крис, сославшись на какие-то девичьи секретики, не придал чужому встревоженному лицу какого-то серьёзного значения. Он, как ни в чём не бывало, предложил посетить комнату страха, где Джихён, придержав его за рукав толстовки, попросила остаться с ней наедине, дожидаясь пока Дженни и Чонён скроются из виду.
– Крис, господин Ву сейчас в городе? – без предисловий сразу начала Джихён.
– Отец? Нет, он на конференции в штатах, – немного удивился парень. – Зачем он тебе?
– Нужна консультация по одному вопросу, – пояснила девушка, проходя мимо красного светящегося гроба с застывшим внутри него телом, олицетворяющим труп. Её вряд ли можно было напугать искусно сделанными декорациями, но из соседних комнат она то и дело слышала визгливые девичьи крики, направленные на пробуждение рыцарских качеств в душе своих кавалеров. – Смотри, в случае, когда два человека или более совместно совершают преступление, каждый из них обязан в равной степени понести наказание? При этом наказание с моральной точки зрения должно ещё и отягощаться, если одно из этих лиц является высокопоставленным чиновником, которое при занимаемой им должности обязано блюсти закон и порядок. Правильно?
– Допустим, – пока не совсем понимая, к чему ведёт девушка, согласился Крис, переступая порог следующей комнаты и откидывая в сторону нависшую над его головой искусственную паутину.
– Недавно состоялась афера по отмыванию денег в крупном размере, после чего один очень влиятельный человек за содействие получил крупный процент, то бишь взятку, – подходила ближе к сути Джихён, рассматривая мумию со светившимися зелёными фосфорными глазами.
– Статья сто двадцать девять пункт один уголовного кодекса, – сориентировался в ситуации будущий юрист. – Должностное лицо, получившее взятку в связи с исполнением своих должностных обязанностей, непосредственно подлежит наказанию в виде каторжных работ на срок не более пяти лет с приостановлением квалификации на срок не более десяти лет.
– Как хорошо, что ты проходил практику в юридическом отделе следственного комитета, – улыбнулась Джихён.
– Это не мои хорошие познания в уголовном кодексе, – смеясь заметил парень. – Просто отец связывался с подобным пару лет назад. Кажется, это было одно из самых громких его дел. В то время члена верховного суда и главного прокурора Сеула обвиняли в посредничестве и помощи какому-то таинственному и неуловимому преступнику. Поднимая себе социальный статус, два служителя закона фабриковали и лепили дела с нуля, отмазывая виновных за кругленькую сумму и сажая при этом невиновных. В то время вроде бы около десяти человек были несправедливо приговорены к смертной казни. Дело приобрело резонанс. Трубили чуть ли не из каждого утюга. Люди даже бастовали, выходя на митинги с транспарантами.
– А кто же помогал господину Ву с этим делом?
– Судья Ли Юдже.
– Как я понимаю, после случившегося именно он занял должность верховного судьи?
– Всё верно. Это же он подтолкнул отца к этому делу.
Джихён ухмыльнулась. Наконец-то всё встало на свои места. Вот оно то самое имя, которое не хотел раскрывать Кай своему самому заклятому врагу. Игра была куда запутаннее, чем ей показалось с самого начала, как будто была похожа на лабиринт, выход из которого найти можно, но не всегда возможно. Вчера она узнала от Джеки, что всего пару лет назад у него был свой человек в судебном учреждение, но как-то так произошло, что после того, как его подставили, а позже упекли за решётку, на его место, подсуетившись, пришёл никому до этого времени неизвестный судья Ли. Джеки мучили сомнения, и он всё никак не мог последовательно восстановить картину событий, пока что-то не натолкнуло его на мысль, что это постарался Ким Чонин. Безжалостно срубив чужую фигуру на чужом поле, он ловко решил поставить на её место свою. И пока главы могущественных кланов играли в свои междоусобные войны, скрытые от глаз простых обывателей, Джихён понимала только то, что один нехороший человек в государственном аппарате сменился другим, не менее нехорошим. При этом ужасно было и то, что во всём этом был замешан ничего не подозревающий отец Криса. Или всё-таки подозревающий? Девушка попыталась отогнать дурные мысли. В последнее время она становилась очень подозрительной: там, где должна была быть ложь, она её отчего-то не замечала, а там, где её и в помине не было, она её пыталась уличить.
– Что ещё грозит человеку, получившему взятку?
– Неправомерные действия после получения взятки. Лжесвидетельство и злонамеренное лжесвидетельство. Ложное экспертное заключение и уничтожение доказательств, – назвал первое, что пришло ему в голову молодой человек. – Так зачем тебе всё это?
– У меня есть компрометирующий материал на одного очень влиятельного человека, доказывающий тот факт, что он связан с одним очень опасным криминальным субъектом.
– Ничего себе, – присвистнул парень. – Откуда же?
– Неудачное стечение обстоятельств. Прости, но пока не могу ничего рассказать.
– Не можешь или не хочешь? – полюбопытствовал молодой человек, зажимая локтем чужую шею, как при одном из приёмов борьбы. – И с какой это стати ты хочешь поделиться этим с моим стариком? Не считаешь это слишком несправедливым, панда? – Крис уже давно не называл её так. Должно быть, с курса второго после того, как она наконец-то начала высыпаться, не сидя за учебниками по ночам. Но, видимо, сегодня её тёмные круги под глазами заставили его вспомнить об этом ни черта не милом для неё прозвище.
– Да, – натянуто улыбнулась она, пытаясь аккуратно убрать чужие руки, на которых в итоге пришлось повиснуть, споткнувшись о ступеньку и уткнувшись в чужую грудную клетку. Молодой человек нёс с собой запах свежести, как пахнет море перед грозой. Волнующе и беспокойно. Она давно поймала себя на мысли, что запахи ассоциируются у неё с характерами и особенностями людей. Вот и в Крисе было что-то волнующее и беспокойное.
Со стороны они выглядели как милая бранящаяся по пустякам парочка, но на самом деле между ними никогда не было никакой романтики. Хотя, не кривя душой, Джихён могла бы признаться, что ей когда-то нравился молодой человек, к которому она питала чувства ничем не напоминающие дружеские. С момента их знакомства она не переставая наблюдала за тем, как одна девушка Криса сменяется другой, точно так же, как листва на деревьях каждый новый сезон, в тот самый момент, когда она, сидя на ветке как зимующая птица, всегда остаётся рядом — именно поэтому Джихён когда-то предпочла дружбу заведомо обречённому на провал, как она сама считала, мимолётному роману.
– Он не скоро вернётся. Может быть только месяца через три.
– Три месяца? – не веря своим ушам, переспросила девушка — и её лицо мало того, что вытянулось в реальности, так ещё и вытянулось в зеркальной комнате, размножаясь и отражаясь по кругу. Так долго ждать она не могла. Велика была вероятность того, что через три месяц она вообще окажется бездыханным телом.
– Ему предложили почитать лекции в одном из университетов, и он с радостью согласился, – поймал молодой человек напряжённый взгляд подруги в зеркале. – Но, если хочешь, я могу дать тебе номера двух его приближенных. Один из них уже лет десять является его заместителем, а второй помощником. Им можно доверять. Правда. Это хорошие мужики. Семейные такие, – зачем-то подметил он, так, как будто этот факт сам по себе освобождал их от возможных преступлений.
Джихён жалобно воззрилась глазами на спутника. Сехун уже ясно дал ей понять, чтобы она не смела предпринимать никаких глупостей. Но она хотела быть честным юристом. Поэтому, записав номера следователя Пака и Сона, решила связаться с ними в ближайшее время. Ещё не подозревая, что снова наступает на одни и те же грабли. Только в этот раз стоимость ошибки была куда выше и оценивалась, как минимум, уже тремя жизнями.
Покинув комнату страха, компания пришла к выводу, что никому в итоге не было страшно. Абсолютно. Даже местами весело. Потому что дизайнер и скульптор в одном лице, создавший комнату и её героев, был настолько неординарной личностью, что его кукольные шедевры будто бы сбежали не из фильмов ужасов, а из музея сюрреализма. После комнаты страха по плану должна была быть комната смеха, но вся скептически настроенная компания решила сразу идти на аттракционы. Кроме Джихён, у которой с детства был слабый вестибулярный аппарат — её частенько укачивало как в старом общественном транспорте с лихими водителями, так и в машине высокого класса с мягкой подвеской. Безусловно она могла настоять и пойти со всеми на плавающих уточек или на крутящиеся чашки, но, к сожалению, ни Крис, ни Дженни, ни даже Чонён не желали развлекаться в компании дошкольников. На разноцветных лошадок, бегущих под куполом цирка, она даже не взглянула, не имея желания прибывать в компании сладких парочек на одиноко кочующем вороном жеребце. Оставалось ещё чёртово колесо, но наблюдать за городом лучше всего было в тёмное время суток, поэтому они приберегли это развлечение на вечер.
Благо в парке и так было на что посмотреть: несколько помпезных фонтанов, стилизованных под эпоху средневековья, искусственный прудик с уточками, которых можно было даже покормить, и сказочный городок, в котором можно было почувствовать себя настоящей маленькой принцессой или маленьким принцем. И пока все, кроме Джихён, получали несравнимые ни с чем эмоции, девушка, присев на скамеечку рядом с пожилой парой, разглядывала вагончики аттракциона, которые то и дело падая вверх и вниз, заставляли людей терять ориентацию в пространстве — и только от одного этого вида её уже мутило. Телефон завибрировал. Джихён нехотя выудила его из заднего кармана джинсов. Номер был не определён. И тут было два варианта, оба из которых ей не нравились. В первом случае могла звонить какая-нибудь назойливая информационная компания, предлагающая свои услуги по установке кабельного телевидения и интернета, а во втором случае мог звонить проклятый Ким Чонин, не предлагающий никакие услуги, а сам беспрекословно требующий их от всех вокруг. Поразмыслив, Джихён бессовестно скинула вызов, напоследок вообще выключив телефон, оправдывая себя тем, что сегодня у неё как-никак выходной день. Даже от главы преступного клана.
Настояв на том, чтобы Крис и Дженни проследили за Чонён, которой без присмотра старших по возрастному ограничению вообще нельзя было кататься, Джихён в одиночестве побрела к прудику, купив по дороге буханку белого хлеба, чтобы покормить водоплавающих птиц. Разместившись на зелёной траве, не забыв предусмотрительно постелить кофту под мягкое место, Джихён начала помаленьку отрывать белые нежные мякиши, бо́льшая часть из которых летела не в сторону уток, а в сторону её рта. Май уже давно вступил в свои права, но отчего-то всё равно было пасмурно, хотя и не холодно. Взгляд устремился в небо. Серое и хмурое. Дымчатое и мутное. Как лёгкие курильщика, которые ей показывали на уроках биологии ещё в средней школе. Оторвав запечённую хрустящую корочку, Джихён вгрызлась в неё зубами, забыв про птиц, кочующих рядом и жалобно на неё поглядывающих время от времени. Отсюда открывался замечательный вид на американские горки, на которых должно быть уже катались её попутчики. Со стороны рельсы завораживали. Трассы протяжённостью в несколько тысяч метров тянулись вдоль всего парка. Витиеватые, яркие и очень экстремальные. Несомненно, делающие несколько мёртвых петель за раз, заставляя пассажиров оказываться в подвешенном состоянии в воздухе на несколько секунд.
Впервые оставшись в одиночестве надолго, она могла поразмышлять о вчерашнем вечере, на котором она совершила самый ужасный и самый глупый поступок в своей жизни. Она попыталась оправдать себя состоянием аффекта, вызванного душевным волнением и переизбытком всех эмоций, начиная от гнева и заканчивая страхом. Но ей казалось, что она точно контролировала себя и своё тело, когда прислоняла сталь к виску. В момент, когда она посмотрела в чужие глубокие глаза, в которых отражалось куда больше, чем в сотнях других, она ясно увидела, как они резко потухли, став стеклянными. Навсегда. Алые капли фонтаном брызнули в стороны. Тело рухнуло на пол, а из головы, подобно Красной реке Хонгха в Китае, потекла густая кровь. Ей показалось тогда, что третий выстрел точно будет роковым. Убийцей становиться не хотелось. Проще было стать самоубийцей, чем подвергать кого-то опасности. Впервые интуиция ей не пыталась что-то нашептать, она кричала. Истошно и громко.
Почувствовать цитрусовый запах удалось куда раньше, чем услышать голос над самым ухом, поэтому Джихён нисколько не удивилась.
– Я чем-то обидел вас, зайчик мой?
– Скорее уж весь мир своим существованием, – пробубнила девушка себе под нос, но он всё равно сумел её расслышать. – И откуда все эти пошлости?
– Вам не нравится? – усаживаясь на траву рядом и не боясь запачкать спелым зелёным соком дорогие брюки, поинтересовался Кай. – Обычно девушкам нравится чувствовать себя особенными на фоне других. А что может сделать их особенными, как не слова, сказанные только им?
– Сколько тогда у вас таких
особенных, которых вы так щедро балуете? Десятки? Сотни?
– Может быть
Вы единственная, – рассмеялся молодой человек, наклоняясь и заглядывая в лицо собеседницы. – Почему не отвечаете на звонки?
– Простите, рука дрогнула.
– Видимо, очень сильно, – кивая головой, подыграл он ей, – так, что аж телефон выключился.
– Вы заделались сталкером?
– Просто мимо проезжал, – поднимая вверх ладони, отозвался молодой человек, – честное слово.
– И сколько же стоит ваше слово?
– Смотря кто и сколько хочет за него дать, – подмигнул он ей.
– Я бы и гроша не дала, – поднимаясь с места и запуская полбуханки оставшегося хлеба, как кусок кирпича, в воду, призналась Джихён.
– Так и думал, что они бесценны! – поднимаясь вместе с ней, как всегда нашёл он, что ответить. – Не хотите со мной прогуляться? – указал он в сторону аллеи, где череда арок в форме сердец, тянущихся вдоль всего тротуара, отбивала всякое желание на прогулку здравомыслящего человека.
– Что вы здесь делаете? – спросила Джихён, направляясь всё-таки вдоль парка.
– Соскучился.
– Что вы здесь делаете на самом деле? – сделала она акцент на последних двух словах.
– Вы не отвечали, а я хотел узнать, что у вас вчера случилось с Джеки.
– Зачем вам лично приезжать? – держа внушительную дистанцию, уточнила девушка. Рядом, куда не взгляни, были милующиеся парочки, и только они с молодым человеком, разделённые пятью шагами, заняв свои позиции, находились по разные стороны баррикад. Она чувствовала, что никто пока не намерен предпринимать решительных действий несмотря на то, что чёртов засланец уже прощупывает почву помягче. Но, если всё-таки осады не миновать, она точно знала, что так скоро не сдаст свои позиции, по крайней мере, как ему бы этого хотелось.
– Я же сказал, был неподалёку. Это ведь центр города, да и живу я в отеле рядом. А телефон ваш отследить проще простого.
– Ага, конечно, – мало веря в странное стечение обстоятельств, отозвалась девушка. Опустив голову, Джихён уставилась вниз на свои кроссовки, которые давно пора было бы выбросить на помойку. Но вроде бы было как-то жалко, к тому же они, разносившись, стали какими-то особенно удобными, даже по ощущениям лучше тех, какими они были при покупке. Взгляд со своей обуви переместился на чужую. Чистые отполированные светло-коричневые ботинки глянули на неё с презрением. Если обувь вообще умела делать нечто подобное.
– Почему вы до сих пор формально ко мне обращаетесь? – решила задать вопрос Джихён, который не давал ей покоя. Эта нарочитая вежливость с выдуманными манерами её раздражала, к тому же все те слова и обращения, которые он употреблял в её адрес, были далеки от правил и норм. Между ними всё ещё была дистанция, не позволяющая ему переходить черту, хотя в некоторых словах и фразах всё равно присутствовала недопустимая интимность. Но эта интимность была не пошлой, как решила девушка в самом начале их разговора. Здесь не было ничего вульгарного и заискивающего. Слова эти произносились им как-то мягко и тихо, в них даже чувствовалась какая-то обыденность, как будто они знали друг друга давно. Правда Джихён пока не видела эту мягкость, которая, смешиваясь с его грубостью, приносила в его характер нечто особенное и волнующее.
– Потому что того требуют правила этикета. Я всего лишь соблюдаю приличия, тем самым показывая своё к вам уважение, – произнёс он, делая акцент на слове «уважение», и при этом между делом сокращая расстояние и слегка, по-ребячьи, подталкивая девушку вперёд плечом. – Неформально я общаюсь только с теми, кого знаю давно. Так что если хотите перейти на новую ступень наших взаимоотношений, вам всего лишь нужно стать чем-то бо́льшим для меня.
– Или просто потерять ваше уважение? – уточнила Джихён.
– Или просто потерять моё уважение, – подтвердил молодой человек.
Они ненадолго замолчали, медленно прогуливаясь вдоль дорожки, выложенной плоскими камнями. Вцепившись пальцами в край футболки, девушка, чтобы поскорее избавиться от общества неприятного ей человека, как можно быстрее постаралась пересказать всё, что произошло накануне, намеренно упуская из виду незначительное событие в виде игры с холодным оружием.
– Считайте, что всё прошло хорошо, потому что, как видите, меня не пристрелили, к вашему сожалению.
– Почему к сожалению? Я бы расстроился. Честно. Я искренне рад, что вы не пострадали. Ваши страдания мне ни к чему.
– Почему же? Ведь жизнь — это страдание. Так ведь говорил Будда Шакьямуни?
– Будда такого не говорил — это миф, – улыбнулся Кай, запихивая в рот сигарету и абсолютно не смущаясь общественного места, в котором точно нельзя было дымить. – Он лишь описывал семь разных аспектов духкхи.
– Духкхи? – переспросила девушка, не припоминая, слышала ли она нечто подобное раньше.
– Понятие, что занимает одно из центральных мест в буддизме, где четыре благородные истины показывают человеку, что существует страдание, что существует причина страдания, что существует путь к прекращению страдания и что существует прекращение самого этого страдания при помощи достижения так называемой нирваны, – начал он делиться своими размышлениями, не обращая внимания на то, что блюстители местного порядка на него искоса поглядывают, думая стоит ли его оштрафовать, но при этом, не принимая никаких конкретных действий, так словно бы они увидели дорогую машину с золотыми номерами, кричащими о статусе своего владельца, с которым, чего доброго, даже связываться не стоило. – Вроде как-то коряво можно перевести как страдание, но это немного не то. Приставка «дух» обозначает, что всё, что не является хорошим, является плохим, а корень «кха» связан с санскритским словом чакра, что значит круг или колесо. Когда-то аллегорически считалось, что духкха означает плохо прилаженное колесо повозки, которая в любой момент может развалиться или же привести к неприятной езде с тряской. Хотя так же можно считать, что это неповоротливый гончарный круг, с которого не выйдет ни одной дельной вещи, – щёлкая серебряной зажигалкой, пояснил Кай. – Получается, что духкха — это всё трудное, неприятное и болезненное, что суждено испытать или не испытать человеку на протяжении всей жизни, – посмотрев на девушку и удостоверившись, что она всё ещё внимательно и даже с любопытством его слушает, он продолжил: – Рождение — это страдание, потому что роды чисто физически болезненны для любой матери точно так же, как и болезненны чисто душевно для отца, и всё это эмоционально и телесно передаётся ребёнку. Взять хотя бы в расчёт то, что сила, которая давит на младенца в процессе схваток и родов составляет порядка пятидесяти килограммов. Получается, что каждый приходит на землю за счёт страдания, – глядя на ладонь начал он постепенно загибать пальцы, чтобы ничего случайно не забыть. – Расставание с дорогими или любимыми — это ещё одно страдание. Казалось бы, наша жизнь наполнена встречами и разлуками, но кто-то едет с нами до конечной остановки, а кто-то высаживается уже на первой. Мы встречаемся и расстаёмся постоянно при обстоятельствах, абсолютно от нас не зависящих, таких, как войны, болезни и катастрофы, и точно так же расстаёмся с кем-то по собственной инициативе и глупости, которая проявляется в недопонимание, ревности или гордости, – впервые он затянулся, отвлёкшись от разговора, заметив, что треть сигареты съела искра.
Джихён натянулась как струна, превратив всё своё тело в слух.
– Контакт с тем, что нам не нравится — это тоже страдание. Каждый день люди на улице или работе встречают тех, кто им неприятен. Да что уж там говорить, даже приходя домой, они видят ненавистного для себя человека, которого, к слову, сами-то и выбрали. Следующее — не получать то, что мы желаем — это страдание. Желания безграничны, кто-то мечтает о малом, а кто-то строит наполеоновские планы, но в любом случаем, когда мы не получаем желаемое — это заставляет нас мучиться, – пропустил он перед собой группу школьников, на время теряя Джихён из виду. – Болезнь — это страдание, потому что каждый недуг от лёгкой простуды до онкологии ведёт к боли. Кому-то суждено испытать больше, кому-то меньше, но это не изменит самого факта беспомощности. Можно конечно обратиться к современной медицине и облегчить муки, но врачи не алхимики, и панацеи от всех недугов у них, к сожалению, нет. Как только они находят противоядие от одной болезни, появляется другая, не менее страшная и опасная.
Джихён этого не замечала, но, кажется, расстояние между ними с каждым его новым словом уменьшалось — и не только физически.
– Старость — это страдание, потому что связана она как с телесной, так и с умственной слабостью. В древней Спарте вообще стариков сбрасывали со скал по достижению почтенного возраста, и обычно умерщвлением занимались близкие люди. В частности самые преданные сыновья. И вызвано это было в первую очередь нехваткой пропитания. А скифы не только убивали своих отцов, но и поедали их после, сварив в котле с диким мясом животных, – мужская рука резко дёрнула девушку на себя, не заметившую едущий на неё детский поезд. Мягкий запах лайма и апельсинов ударил по обонянию. Нос уткнулся в чужую рубашку с каким-то весёлым орнаментом. Тёмные шоколадные глаза встретились со светло-карими. – И последнее. Смерть — это страдание, потому что чаще всего мы ощущаем её приближающиеся дыхание и то, как она постепенно разрушает наш организм. Но знаете, это не самое страшное, самое страшное — это смотреть на то, как умирают близкие и родные тебе люди, как какая-то невиданная сила забирает их у тебя, – закончив своё повествование, он нашёл девушку в какой-то прострации. – Я вас, кажется, загрузил малость? – выпустил он её из своих крепких рук.
– Вы буддист? – ощущая на своей футболке чужой запах и не находя его отталкивающим, немного заторможенно решила поинтересоваться девушка. Кажется, сейчас её даже нисколько бы не удивил факт его признание в том, что он является каким-нибудь сектантом. По её сложившемуся с недавних пор мнению, она считала Кая человеком настроения, который в любую минуту мог выкинуть что-нибудь странное от милого до пугающего. Так захотелось ему утром завести рыбок — завёл, захотел их вечером скормить кошкам — скормил.
– Нет, но в моём окружении они были и есть. Так что лекции и проповеди приходится слушать частенько, – встретился он снова с глазами Джихён. – Единственное, во что я верю, так это в себя и в деньги. К счастью, и первое, и второе имеет почти безграничную власть.
– В вашем нарциссизме я не сомневалась. Хотя, впрочем, и в поклонении бумажкам тоже.
Кай, засмеявшись, хотел было что-то возразить, но бегущий к ним навстречу ребёнок, перебирая своими маленькими пухлыми ножками, не рассчитал траектории и, врезавшись в главу мафии, полетел вниз, испачкав дорогущие брюки мороженым. Белая подтаявшая жижа, скатившись от самого колена по льняным штанам, приземлилась на не менее дорогие ботинки, скрыв тем самым их надменный вид. Кай наклонил голову вниз, изучая масштабы произошедшего. Лицо его потемнело. Джихён, распахнув глаза, дёрнулась было вперёд, словно женщина, в которой моментально проснулся материнский инстинкт в ситуации приближающейся опасности. Она хотела подхватить малыша и, прижав к груди, защитить от чудовища рядом. Но, не успев, застыла на месте. Наблюдая, как Кай, наклонившись, аккуратно ставит маленького заплаканного человечка на ноги.
– Ну что ты, не стоит так плакать из-за пустяков, – понижая голос и слегка растягивая слова, к удивлению Джихён, произнёс глава мафии. – Ты же ведь мужчина и будущий защитник страны, кто же так раскисает? – отряхивая детские запачкавшиеся брюки, искренне пытался он его утешить, между делом слушая невнятные объяснения, касающиеся того, как всё это произошло.
Возместив понесённые детские ущербы, молодой человек спустя пару минут притащил два больших рожка мороженого с закрученными разноцветными радужными узорами по спирали. Одно он протянул малышу, а второе девушке, отчего та в свою очередь отказалась. Тогда и второе он протянул обрадованному такой щедростью ребёнку, который, поблагодарив доброго дядю, скрылся где-то в толпе.
– О нет, Джихён, – качая головой и встречаясь со светло-карими глазами, сделал обиженное лицо Кай. – Вам даже говорить ничего не стоит, я и так вижу, что вы меня считаете монстром. Это написано на вашем лице. Вам нужно научиться контролировать свои эмоции. Неужели вы думали, что я могу сделать что-то страшное с невинным существом?
Джихён тут же сделалось стыдно от своих мыслей, отчего она резко опустила голову вниз, чтобы он перестал читать её как открытую книгу. Хотя, наверное, он и закрытые читать умел, только по обложке догадываясь об их содержании.
– Знаете, я очень люблю детей, – признался он, наклоняясь и приподнимая как любопытный зритель упавшие на лицо девушки волосы, похожие на театральные кулисы, разделённые на две части. – Правда, очень люблю. – Джихён взглядом встретилась сначала с его губами, а потом заглянула в его глаза. И правда, ни одни, ни вторые не лгали. – Давайте, после моей фразы вы должны съязвить и сказать что-то типа: «Любите кушать их под острым соусом?».
– Почему вы любите детей? – решила спросить Джихён совершенно другое.
– А разве нужно любить их за что-то? Просто потому что нравятся нельзя? – вопросом на вопрос ответил он. – Я и своих иметь хочу. Не сейчас конечно, лет так через десять, когда найду достойную представительницу противоположного пола. Как-никак дети — это ведь продолжение нашего рода. Я вот свой продолжать точно хочу. Нужно же передать кому-то такие замечательные гены, – лукаво подмигнул он ей, на что Джихён вместо членораздельного ответа издала какой-то непонятный звук, похожий на недовольное фырканье лошади в конюшне.
Прогулка не продлилась слишком долго, чтобы девушка смогла устать от чужого общества. Кай растаял так же быстро, как и появился. И Джихён нашла их встречу менее неприятной, чем в два предыдущих раза. Хотя себе бы она в этом ни за что не созналась.
***
В отделе следственного комитета было душно и тесно. Причём духота эта была вызвана не отсутствием кондиционера и не невозможностью проветрить помещение, а потому что на территории комнаты ютилось порядка пятнадцати мужчин, многие из которых сутками, а то и неделями, не вылазили с рабочего места и, следовательно, даже не могли воспользоваться благами цивилизации, элементарно приняв душ. И тесно здесь было не потому, что комната была слишком маленькая, а потому, что её размеры, в принципе, не были рассчитаны на такое большое количество человек. Один столик наседал на другой, и в неудобных, не по размеру маленьких для людей кабинках ютились служащие.
– Добрый день. Присаживайтесь, пожалуйста, – указал следователь Сон на непрезентабельный сделанный из пластика голубенький стульчик.
– Здравствуйте, – усаживаясь на самый край, поприветствовала Джихён молодого человека, тоскливо глянув на плотно закрытое окно.
Разговор не клеился с самого начала: то и дело раздавались звонки на стационарный телефон, и следователь, поднимая трубку, отвлекался, после чего возвращаясь к разговору с девушкой, терял всю нить повествования, из-за чего Джихён всё время приходилось начинать рассказ сначала. Снова и снова.
– Подождите минутку, – снова отвлёкшись, поднял он нервно трубку. – Да, слушаю! Труп? Какой труп? Да ты сначала установи кто это, а потом мне звони! – пластик выскользнул из руки и лёг на стол, а не на привычный рычаг сброса, в то самое положение, при котором уже никто точно не мог позвонить. – Достали! – куда-то в воздух выкрикнул мужчина. – Так теперь точно никто не позвонит, – попытался он заверить девушку. Но через пять минут, из соседней кабинки на стуле выкатился его приятель, протягивая свой телефонный аппарат. – Заебали! – выругался в очередной раз следователь, после чего, договорив, предложил девушке подняться в архив, где точно не было места для эбонитового друга, хотя в его случае врага.
Архив был маленький и больше напоминал кладовую, в которой один шкаф теснил другой. Разноцветные папки жались друг к другу как попало и даже не были пронумерованы в алфавитном порядке. Джихён показалось, что в отделе точно не хватает женской руки, чтобы разобрать весь этот бедлам. Столика не было, лишь какая-то странная тумба, больше похожая на прикроватную, которую, возможно, кто-то и умудрился притащить из дому. Рядом с ней стоял деревянный стул с поехавшими в разные стороны от времени, а, может быть, от чьей-то массы, ножками. Следователь ловко запрыгнул на тумбу, не постеснявшись плюхнуться прямо на какие-то бумаги, Джихён приземлилась напротив на рядом стоящую мебель. Дальше последовал рассказ о том, что удалось разузнать о незаконной работе верховного судьи Ли и его покровительстве по отношению к Каю, умолчав при этом о том, что она и сама недавно стала информатором для мафии.
– Глубокую яму копаете, девушка, – как-то нараспев произнёс следователь. – Не боитесь настолько глубоко в землю уйти, что гроб можно будет закладывать?
– Угрожаете? – подозрительно покосилась на него Джихён.
– Предупреждаю, – вздохнул он. – Думаете, я не слышал ничего об этой организации? Знаете ли, о ней ходит слишком много слухов и домыслов, чтобы просто игнорировать её существование. Многие люди, – указал он пальцем наверх куда-то на этаж выше, но жест этот, явно был метафорой, в которой говорилось о высоких должностных лицах, – пытались их прищучить. Но у человека, заведующего всей этой конторой, слишком много покровителей. Вам туда лезть без каких-либо связей не стоит, мадам. Оставьте это дело, – махнул он рукой, спрыгивая с тумбы.
– Так вы ничем мне не поможете?
– Я не буду заносить ваши показания в протокол, но приму их к сведению и посоветуюсь со следователем Паком, что можно сделать. Он давно подозревает судью Ли Юдже в чём-то нехорошем, но господин Ву всё отрицает, они как-никак друзья ещё с университета.
***
Одна ночь сменялась другой. Один день вытеснял из памяти предыдущий, сначала стирая мелочи и незначительные детали, а после всё до мельчайших подробностей. Жизнь текла своим чередом. Учёба, работа, дом. После того, как Джихён побывала в следственном комитете, ей всего единожды решил перезвонить следователь Сон для того, чтобы уточнить что-то совсем не кажущиеся ей важным, а после наступило затишье, которое сумело её даже немного расстроить.
В цветочной лавке с утра никого не было. На улице второй день подряд шумел ливень, которой синоптики сулили и завтра, и послезавтра. Джихён, облокотившись о деревянную столешницу, смотрела сквозь прозрачные от пола до потолка стёкла, переходящие в такую же прозрачную дверь на улицу. Время близилось к вечеру. Из-за нависших над городом тёмных туч на улице было почти сумрачно. Вспомнив, что на завтра ей заказали праздничную икебану*, девушка принялась доставать все необходимые материалы для её создания. После того, как с композицией было покончено, пора было уже начинать собираться домой, но талисман ветра, мелодично зазвучавший на входе, разрушил её планы, впустив ворвавшийся с улицы прохладный воздух с поздним клиентом. Джихён подняла глаза и застыла, после чего, моргнув, зажмурилась и попыталась понять, что тот, кого она видит перед глазами, не наваждение.
– Здравствуйте, Джихён, – услышала она своё мягко произнесённое имя из чужих уст, и ей захотелось, чтобы его ещё раз повторили.
– Здравствуйте, – отозвалась девушка, с сожалением осознавая, что имени этого прекрасного человека она не знает.
– Вас было достаточно сложно найти, но я не терял надежды.
Джихён не знала, что сказать, и пауза могла бы затянуться, но он как инициатор встречи начал первым:
– Я хотел извиниться за случившееся. Лично. Ещё раз. Мне не удалось это сделать тогда, но никогда не поздно, осознав свои ошибки и грубость перед женщиной, попросить у неё прощение, – пояснил он девушке своё присутствие, расстёгивая одной рукой такой же дорогой и такой же элегантный, как тот, что лежал у неё дома пиджак, тёмно-бордового цвета с рисунком, именуемым портными «перцем с солью».
– Я вас прощаю, и давайте не будем больше говорить о той ночи, – попросила его Джихён, боясь, что он спросит её, почему она тогда так поступила.
– Как вам будет угодно, – согласился он, с лёгкостью переключаясь на другую тему. – Вы работаете в прекрасном месте. Прекрасные цветы в окружении не менее прекрасного цветка, – поймал он её робкий взгляд и отметил зардевшиеся щёки. – А есть ли у вас любимчики в вашей маленькой оранжерее? – полностью оглядел он помещение и оценил весь цветочный рай.
– Я люблю все цветы без исключения.
– А я вот питаю слабость к хризантемам, – взглянул он на вазу, стоящую рядом у его ног. – На востоке этот цветок зовётся цветком дракона. Мудрецы рассказывают, что название его происходит от одной печальной легенды, которая повествует о злом и хитром драконе, который влюбился в солнце. Приревновав небесное светило к простым смертным, решил однажды дракон похитить его с небесного свода. Говорят, когтями и зубами рвал он его, а то в ответ рыдало и выпускало на землю пламенные искры, которые распускались на зелёной траве прекрасными жёлтыми цветами.
– И что стало с этим драконом? – нашла историю незаконченной Джихён.
– Он был слишком жаден, не желая делиться с кем-то тем, что было ему дорого, поэтому и поплатился тем, чем дорожил. Опалив свои лапы, он больше не смог летать и теперь уже наблюдал за солнцем только с земли, не в состоянии взлететь так высоко, как раньше, чтобы вплотную приблизиться к нему. Хотя до недавнего времени у него было преимущество перед всеми теми, кого оно одаривало своей лаской.
– Очень печальная легенда.
– Таков удел мужчин, что возомнили себя выше женщин, желая их приручить, – растерянно улыбнулся он. – Можете добавить к хризантемам ирисы?
– Разумеется. Для кого будет предназначен букет?
– Для прекрасной женщины, – пальцы забарабанили по деревянной столешнице. – Сильной и независимой, что подобно урагану неожиданно врывается в чужую жизнь, сметая всё на своём пути, а потом так же неожиданно исчезает, оставляя когда-то плодородные и зелёные земли опустошёнными и голыми.
Щёлкнув ножницами, Джихён принялась подрезать стебли, украдкой поглядывая на молодого человека. Тоска волной накрыла девичье сердце, затопив прибрежный берег сожалением. Сопоставив статного молодого мужчину и прекрасную женщину, которой предназначались цветы, Джихён пришла к выводу, что чужое сердце уже занято, поэтому ей даже не стоит мечтать о чём-то большем. Букет был закончен через пару минут, и на маленькой открытке красовалось всего два слова: «Дорогой Сольхи». И Джихён отчего-то завидовала этой Сольхи — то ли от того, что она была особенной для этого человека, то ли от того, что он был особенным для неё. Позвонив курьеру и сообщив о новом заказе, девушка принялась считать минуты до предстоящей разлуки, пока не услышала голос незнакомца, раздавшийся из холодильной камеры для цветов.
– Можно ещё один букет?
– Конечно, – выталкивая из головы неприятные мысли, весело отозвалась Джихён, следуя за посетителем в отдельное помещение для цветов.
– Вот эти подсолнухи, – указал он на вазу в углу.
– Сколько? – уточнила девушка, разворачивая к себе лицом тяжёлую тару.
– Все.
– Все? – удивилась Джихён, стараясь мысленно посчитать, сколько их тут.
– И эти тоже, – указал он на соседнюю вазу, стоящую неподалёку
– И эти? – снова удивилась Джихён, с трудом представляя, как она их будет перевязывать.
– Я вам помогу.
– Как бы вы хотели их упаковать? – почесав макушку, впервые к кому-то за советом решила обратиться девушка. – Кому они будут предназначаться?
– Той, чья улыбка напомнила мне о солнце, – как-то двусмысленно признался он ей, и она вспомнила недавно рассказанную ей легенду. – Что бы вы посоветовали мне?
– Можно конечно изощриться и запихать это всё в корзину с бабочками и табличкой, желающей любви, мира и добра. Но если честно, я бы оставила всё как есть, просто перевязав лентой.
– Мне тоже так больше нравится, – согласился он, после чего они оба обернулись на звук открывающейся двери, впускающей бедного промокшего с ног до головы курьера в байкерской экипировке со шлемом под мышкой.
– Куда будут адресованы эти цветы?
– О, эти я доставлю сам, – загадочно улыбнулся он. – Я могу вас подвезти? – взглянул собеседник на наручные часы, аккуратно отодвигая белоснежный манжет рубашки. – Кажется, ваш рабочий день уже минут как десять подошёл к концу, а я вас так бессовестно задержал. Считайте, что это будет моим извинением.
Джихён нравилась чужая компания. Рядом с молодым человеком она чувствовала себя комфортно, словно он был её старым добрым другом. Ей казалось, что он относится к тому самому типу мужчин, на который любая девушка может положиться независимо от типа сложившейся ситуации. Во время поездки он рассказывал что-то интересное, отчего она начинала симпатизировать ему ещё больше. Забывая, пожалуй, о самом главном факте, который указывал на то, что он был как-то связан с Джеки, а это значило, что он был не таким святым, каким она его видела. Он мало шутил, но при этом что-то рассказывая, заставлял её улыбаться. Никаких ненужных вопросов и лишних фраз. Он не пытался специально разговорить Джихён или нарочно её обаять. Но при этом и первое, и второе у него с лихвой получалось. В его речи и манерах было что-то возвышенное и безумно притягательное. Впервые маршрут от работы до дома показался ей таким быстрым. Ей хотелось слушать его ещё. Ещё и ещё
– До свидания, – галантно открыв перед девушкой дверцу, подал он ей руку. – Возьмите мою визитку, – протянул он ей маленькую золотую карточку, из содержания которой она впервые узнала его имя. – Если вам вдруг понадобится помощь, то, пожалуйста, звоните в любое время, и даже не стесняясь ночью, потому что именно ночью у вас есть больше шансов застать меня не спящим. – И ещё, – добавил мужчина, доставая с заднего сиденья охапку жёлтых подсолнухов, – это
Вам.
– Мне? – глядя на него снизу, обомлела Джихён.
– Вам, – аккуратно вкладывая в её руки букет, заверил он девушку. – Советы по уходу давать не буду, думаю, вы и без меня справитесь, – улыбнулся он прощание, обогнув машину и возвращаясь к водительскому сидению. – Сладких снов, Джихён.
– И вам спокойной ночи.
Украдкой развернувшись напоследок у ограды, чтобы посмотреть на отъезжающую машину, Джихён обнаружила молодого человека, всё ещё стоящим рядом с дверцей авто. Он как будто ждал того момента, когда она зайдёт внутрь, чтобы полностью удостовериться в её целости и сохранности, здесь, на улице без единого фонаря. В очередной раз зардевшись как глупая школьница, влюблённая в своего учителя, она быстро юркнула во двор и прижалась спиной к ограде. Она чувствовала, что сердце бешено колотится в груди, так как будто она очень долго стояла на руках, а, потом, не выдержав и не рассчитав сил, завалилась на пол. Прошло минут пять, и только после этого она услышала трескающийся звук трущихся друг о друга мелких камней, когда по ним проехались колёса машины. В дом заходить не хотелось, казалось, что вот-вот она упустит что-то важное. Поэтому она как можно дольше старалась оттянуть сладкий момент, состоявшегося уже прощания.
Телефон в рюкзаке издал птичью трель, вернувшую её обратно на землю из мира грёз.
– Привет, Крис, – начала она первая разговор.
– Привет, Джи, – раздался голос, не предвещающий ничего плохого. – Скажи, ты не разговаривала со следователем Соном накануне?
– Нет, – подходя к входной двери, ответила Джихён. – Последний раз я говорила с ним вроде бы три дня тому назад. Что-то случилось? – начинала уже о чём-то догадываться девушка.
– Отец не может связаться с господином Соном и Паком уже два дня, – тревожно признался ей парень, стараясь придать голосу менее обеспокоенный тон. – Следователь Пак так вообще вчера пропустил какое-то важное заседание, что очень на него не похоже.
– А дома они появлялись? – настороженно спросила девушка.
– Нет, – надеясь не услышать этого вопроса, честно признался парень, но тут же решил утешить подругу. – Они подолгу могут отсутствовать, если сидят где-нибудь в засаде, – услышала Джихён плохое оправдание. – Ладно, не бери в голову. Ты мне лучше завтра свой конспект лекций не забудь принести, – неудачно попытался перевести он разговор на другую тему. – Целую тебя, панда. До завтра, – услышала она нежное прощание, а после долгие, пронзительные гудки.
Открыв своим ключом дверь и скинув верхнюю одежду и обувь, Джихён даже не обратила внимания на чужие мужские кроссовки, затесавшиеся где-то на обувнице в прихожей.
– Я дома, – крикнула девушка вглубь комнаты.
На крошечной кухне тускло горел свет, поэтому, закинув рюкзак в спальню, Джихён собиралась обнаружить младшую именно там. Вынырнув из-за угла, девушка почувствовала, что волосы на голове зашевелились — точно так же, как если бы она превратилась в Алису из страны чудес, случайно попавшую на чаепитие к самому Шляпнику. За столом невозмутимо сидела Чонён и, вытянув по-детски босые ноги, о чём-то вдохновлённо рассказывала Сехуну, а тот в свою очередь, припав губами к зелёной чашке, больше похожей на бульонницу, попивал чай и внимательно её слушал.
– Наконец-то ты вернулась, – радостно произнесла младшая. – Почему на этот раз задержалась?
Ничего не ответив, девушка воззрилась бешеными глазами на молодого человека, в надежде получить ответ на интересующий её вопрос, который можно было даже не озвучивать вслух.
– Собирайся, Джихён, – отозвался парень, ставя чашку на стол и кивая Чонён в знак благодарности за оказанное гостеприимство. – Кое-кто очень хочет тебя видеть, – холодные глаза пробежались по вжавшейся в дверь фигуре. – Я же предупреждал тебя, что не стоит его злить. Что же ты наделала, Джихён, что он так взбесился? – где-то за окном прозвучал первый за сегодня раскат грома, страшный, но не такой пугающий, как предстоящая поездка к Ким Чонину.
