Точка невозврата

      Джихён всегда было любопытно воочию посмотреть на то, как развлекаются богатые люди, которые в жизни своей никогда не были ограничены ни в своих средствах, ни даже в своих возможностях, и только от этого могли тешить своё самолюбие, как им только заблагорассудится. Ей было интересно узнать, что именно они испытывают в момент, когда протягивают банковскую карту с баснословной суммой, позволяющей приобретать всё что угодно, даже не задумываясь о конкретной стоимости: ведь лично она раз в год могла позволить себе только обычную вылазку на пляж. Вылазку, что почти всегда граничила с чем-то грандиозным и торжественным, отчего имела для неё значение чуть ли не вселенского масштаба.       Отсюда путешествие на круизном корабле, на которое её с утра подбила Дженни, не казалось такой уж плохой затеей. Единственное, что могло её огорчить в момент, когда она соглашалась на авантюру, было осознание того, что сбежать с корабля ей точно не удастся. По крайней мере до того момента, пока они обратно не пришвартуются к берегу. Конечно, можно было бы попробовать в одиночестве переплыть Жёлтое море на какой-нибудь шлюпке, но она давно уже не была настолько безрассудной и отважной, как, к примеру, та пятидесятишестилетняя американка, вплавь преодолевшая недавно Атлантический океан. Джихён чувствовала, что её бравада потихоньку начала угасать, и от этого она уже не была такой сильной и смелой, как раньше. Теперь в её жизни ничего нельзя было решить просто бегством. Её клетка была большая и просторная, возможно, даже размером с целую страну. Хотя даже её размеры не меняли самого факта полного заточения.       Поднявшись на корабль с Дженни, девушка подумала, что попала на самую настоящую бразильскую вечеринку. Хотя раньше она с трудом могла её себе представить. Но почему-то сейчас считала, что она должна выглядеть именно так: много блёсток, мишуры, ярких неоновых огней, алкоголя и громкой живой музыки, которая жила в каждом уголке этого судна. Казалось, что череда бесконечных развлечений на борту могла исполнить любую прихоть состоятельного человека. Здесь можно было поплавать в бассейне на палубе или же пойти в одну из саун на выбор. Вкусная средиземноморская кухня могла побаловать любого, даже самого взыскательного гурмана. В роскошном ресторане и во втором по оживлённости месте после верхней палубы можно было не только посидеть в шумной компании друзей, но и найти место с камерной и интимной обстановкой для романтического ужина в обществе прекрасной дамы. В обеденном зале также имелся шведский стол, на котором не переставая одни изысканные блюда сменялись другими, ещё можно было посидеть в уютном баре с крепкими напитками и дружелюбным барменом, который для каждого гостя мог сыграть роль как немой рыбы, так и болтливого попугая. Но самым манящим всё-таки были яркие ночные шоу на палубе, заставляющие гостей покидать свои каюты.       Девушки разместились под открытым небом на палубе за одним из столиков, что не по размеру был слишком большим для их маленькой компании. Хотя это ничуть их не смущало, и вот уже на протяжении полутора часа они не ощущали вокруг себя никакой пустоты.       – Тебе здесь нравится? – спросила Дженни, откидываясь на бархатную спинку полосатого бело-синего диванчика и скидывая с ног туфли, в которых было дико неудобно расхаживать на борту, потому что острые шпильки то и дело норовили провалиться в ребристый деревянный пол.       – Я ещё не поняла, – отозвалась собеседница, трубочкой расталкивая разноцветную стружку льда в своём бокале, которая, словно по радуге, плавно перетекала из красного в фиолетовый цвет.       Джихён очень хотелось есть несмотря на то, что она выпила вот уже три бокала какого-то зелья неестественного цвета, но от этого не менее вкусного и, к её сожалению, не менее вредного. Безалкогольные коктейли не приносили чувства полного насыщения, а с колоссальной загруженностью поваров ожидать блюд можно было не раньше чем через минут двадцать.       – Где-то здесь должен быть Кай, заключающий сделку с одним из тайских партнёров, и Сехун с Бэком, – между делом заметила Дженни, после чего надежда Джихён не увидеть здесь сегодня эту компанию растворилась так же быстро, как поваренная соль в Красном море.       – О, вселенское зло не в полном составе, – скривив губы, заметила девушка, тут же услышав звонкий смех собеседницы.       – Тао, как обычно, улетел в Китай, а Лухану завтра предстоит столкнуться с Чанёлем в суде, где один выступает в качестве обвинителя, а другой, в свою очередь, в качестве стороны защиты. Им точно сейчас не до вечеринок.       – Как они вообще могут вершить правосудие?       – А ты думаешь, они его плохо вершат?       – Они преступники, Дженни.       – Но это не значит, что из них вышли плохой прокурор и плохой адвокат. Ты можешь мне не верить, но они много нехороших людей упекли за решётку.       – Тех, у кого не было денег откупиться? И тех, кто не перешёл дорогу твоему братцу? – попала в цель Джихён, указательным пальцем обводя кромку стеклянного бокала. – Знаешь, я всегда восхищалась отцом Лухана. В нашем университете его портрет до сих пор висит на стене почёта. Но неужели всеми любимый когда-то главный прокурор Сеула был таким же отпетым негодяем, как его сын?       – Если ты спрашиваешь меня о том, был ли он связан с преступным миром? То я отвечу, что нет, – призналась Дженни, доставая из клатча совершенно не дамские сигареты, которые, как и положено, должны были иметь в своём составе меньше смолы и никотина и, ко всему прочему, дополняться какой-нибудь сладкой ароматической отдушкой. Как ни странно, но табачные изделия Дженни были другими: тяжёлыми и мужскими, и даже в тонкой женской руке смотрелись не изящно, а грубо и слегка отталкивающе. – Всё, что говорят о нём в СМИ — правда. Он действительно был выдающимся человеком. Честным, самоотверженным и бескорыстным.       – Тогда почему его сын не такой?       – А кто сказал тебе, что Лухан не такой? – спросила Дженни, закурив, как обычно это делают сильные и уверенные в себе женщины, медленно выпуская из лёгких мягкий белый дым.       – И где же в нём честь, самоотверженность и бескорыстность? Уж извини, что-то ни в одном глазу я их не углядела, – стукнула девушка стаканом по столу, от чего стекло и дерево издали глухой звук, заставив дрогнуть рядом лежащий телефон.       – Хочу заметить, что он ни разу в своей жизни не предал друзей, точно так же, как и свои принципы. Его не раз пытались купить и продать, но он был выше этого. И знаешь, ведь на самом деле он всегда подчинялся только самому себе. Не Чонину, Джи, – пристально посмотрела она в глаза напротив, – а именно себе.       – Тогда почему он работает на Кая?       – Потому что брат помог ему расправиться с убийцами его отца в момент, когда закон не захотел этого сделать.       – Но это не выход, Дженни! – негодовала девушка, слегка наклонившись вперёд и нависнув над столом. – А Чанёль? Его отец ведь известный во всей Азии судья. С кем помогли разобраться ему? – хлопнув ладонями по столу, накинулась Джихён на свою собеседницу, ошибочно полагая, что та, как никто другой, могла оказывать большее влияние на своего брата, нежели другие. – Как я понимаю, это единственный способ решения его проблем?       – Господин Пак был близким другом нашего отца, а позже его сын стал нашим близким другом, – серый пепел подобно мягкому снегу лёг в хрустальную пепельницу. – Неужели ты так сильно его презираешь?       – Твой брат принёс в мою жизнь одни сплошные неприятности, что ещё я должна к нему испытывать?       – Он не так плох, как тебе кажется, – снисходительно улыбнулась девушка и, слегка отвлёкшись, убрала со лба выбившуюся в порыве ветра прядь. – Я не пытаюсь его выгородить, ведь и сама со стороны способна оценить его безнравственные поступки, которые даже я как сестра не способна оправдать. Поверь, и у меня бывают моменты, когда я его ненавижу. Но я привыкла мириться с этим, – вздохнула она печально. – К тому же, если присмотреться, даже у него есть замечательные качества. К примеру, Чонин умеет дружить, и в его жизни, даже несмотря на занимаемое им положение, нет места никакой иерархии. Он никогда никого не держит на привязи. Если его друзья чего-то не захотят делать, он не посмеет их принудить. Они будут вольны уйти в любой момент. Он может беситься, ругаться, делать что-то очень нехорошее из-за них, но никому, слышишь, никому из них он никогда не навредит. А если с ними что-нибудь случится по чьей-нибудь вине, то он сделает всё, чтобы сжить неприятеля со свету, – и она ещё раз в заключение повторила, будто бы уверяя в этом саму себя: – Кай умеет дружить. Он вообще многие вещи умеет делать лучше других. Тебе просто нужно посмотреть на него с другого ракурса.       Джихён скептически перевела взгляд на свою собеседницу, оправдывая её слова просто сестринской безграничной любовью, которая тоже имела право на существование: даже самых кровожадных в истории тиранов любили их семьи.       – Я серьёзно, Джи! Ты могла бы попробовать. Не только мне было бы интересно посмотреть на то, как мой брат дружит с девушкой, – склонившись над столом, она тихо засмеялась в кулак. – Только, пожалуйста, не переходи границы, за ними тебе точно делать нечего.       – Да я буду держаться от неё в нескольких километрах! Я и сейчас готова высказать проклятому Ким Чонину всё, что о нём думаю.       – И что же ты обо мне думаешь? – услышала она у самого уха тихий голос и тёплое дыхание бесшумно подсевшего к ней молодого человека, который нагло и по-свойски решил приобнять её одной рукой за плечи.       От такого неожиданного жеста Джихён дёрнулась. По телу прокатилась волна напряжения, после чего она подумала, что неплохо было бы воспользоваться предоставленной возможностью и снять стресс сегодня у какого-нибудь массажиста на судне.       – То, что за грехи свои ты будешь гореть в преисподней, – отозвалась девушка, пытаясь убрать его крепкую слегка влажную, видимо после бассейна, руку.       – Как скажешь, хоть в преисподней, хоть в аду, хоть в геенне огненной, – согласился он, касаясь кончиком носа её уха.       – Это всё одно и то же, как ни называй, – сморщившись как сушеный финик, бросила ему раздражённая Джихён.       – Неужели ты даже не будешь по мне скучать? – расстроенно пробормотал парень, округлив глаза и выпятив вперёд нижнюю губу. – Надеюсь, хоть молиться-то будешь за успокоение моей грешной души из своего рая Господнего.       – А если ада нет? – услышала она голос Сехуна, подсаживающегося к Дженни. – Или если мы сейчас в аду? Вам не приходила в голову эта мысль? Что если все люди — это грешники, которые были изгнаны из царствия небесного и теперь должны искупать свои грехи здесь, на земле. У каждого в школе была история, и всем нам говорили, что она нужна для того, чтобы не совершать ошибки прошлого. Но разве мы не перестали их совершать? Разве одна война не сменяется другой? Разве человечество всё время не преследуют неизлечимые болезни? Разве голод не наступает от неурожаев? И бедность не граничит вечно со смертью?       – Тогда мне определённо нравится мой ад, – присвистнул Кай, – похоже, тут неплохо устроился.       – Конечно, как можно не радоваться тому, что в твоих руках так много незаслуженной власти? – причитала девушка, всё также пытаясь вырваться из чужих рук, которые никуда не намеревались её отпускать со своей груди. Ему по душе был их маленький спарринг. К тому же выводить девушек из себя Чонину нравилось почти что так же, как заниматься с ними сексом. причитала девушка, всё также пытаясь вырваться из чужих рук, которые никуда не намеревались её отпускать со своей грудиОн был уверен, что только в этих двух случаях они показывают свои истинные лица.       В нос давно ударил еле уловимый цитрусовый гель, после чего Джихён отругала себя за то, что она в очередной раз нашла его манящим. Снова бросило в жар. Ей даже хватило одного неловкого касания, чтобы почувствовать крепкую грудь под тонкой фланелевой рубашкой. Приоткрывшийся вчера занавес тайн о чужой личности заставил девушку задуматься. Показалось, что Кай нарочно спутал все её карты. Ведь чем дольше длилась их партия, тем отчётливее Джихён могла видеть, что он мухлюет, используя какие-то запрещённые эмоциональные приёмы в их игре. Он будто бы нарочно заставляет её разжалобиться. Но она не хотела поддаваться. Она никому никогда не поддавалась. Или она уже начала это делать?       – Но ведь если бы она не принадлежала мне, то она принадлежала бы кому-нибудь другому? Тебе не нравится её сосредоточение лично в моих руках? – смотря на неё сверху вниз, поинтересовался он, наконец-то выпуская её из своих сильных рук и наблюдая, как она, подобно крабу, перебирается от него на другой конец дивана.       – Говорят, один из самых важных человеческих инстинктов — это инстинкт самосохранения, и если опустить сам факт доказуемости его существования, над которым до сих пор спорят учёные всего мира, можно предположить, что он вытекает из более сильного инстинкта — инстинкта власти, – пододвигая к себе стакан, чтобы занять чем-то руки, начала Джихён, в очередной раз собираясь вступить в полемику с человеком, у которого было больше жизненного опыта чем у неё. Она даже почему-то готова была поклясться, что и через десять лет они не встанут с ним на один уровень. – Инстинкт власти завязан на желании выживания и обретении стабильного положения в обществе, – констатировала девушка, пытаясь протолкнуть трубочку глубже в стакан, но лёд был настолько твёрдым, а трубочка настолько мягкой, что у неё ничего не получалось, точно так же, как и в спорах с этим человеком. – Но интересно здесь другое, а именно то, что стремление заполучить власть, как и чувство самосохранения, является подсознательной, а неосознанной реакцией организма, потому что чаще всего человек сам не понимает, зачем он её добивается.       – То есть ты хочешь сказать, что я не понимаю, зачем мне вся моя власть? – изогнул он бровь ей в ответ.       – Да, я хочу сказать именно это, – опалила она его тяжёлым взглядом, после чего как прокурор вынесла свой заключительный приговор: – К тому же на одном твоём примере могу сказать, что власть губительна и опьяняет человека больше всего на свете, заставляя совершать страшные и необратимые вещи.       – Я знаю, что я тот ещё пьяница, – подмигнул он ей в ответ. – Но я не согласен с тем, что власть — это неосознанная реакция организма. Любому человеку власть нужна зачем-то. Кто-то хочет доминировать в постели над своей супругой, кто-то напрасно занижает оценки своим ученикам из-за банальной неприязни, кто-то хочет заниматься самоуправством в государственном органе. Но вершина этого айсберга — это власть не над одним или несколькими людьми, а над сотнями, тысячами, а то и миллионами. Македонский, Чингисхан, Тамерлан, Наполеон — все они были великими завоевателями, и все они хотели создать свою великую и непобедимую империю, которая могла бы помочь им изменить мир, потому что власть в первую очередь — это рычаг, позволяющий поднимать страну с колен и менять судьбы людей.       – Все великие были абсолютно равнодушны к деньгам и личному благополучию, их заботили высшие цели, чего не скажешь о тебе.       – А ты думаешь, меня заботят деньги? – покачал он головой, лукаво улыбнувшись в ответ. – Я хоть сейчас могу сжечь их все на твоих глазах. Они меня не заботят уже очень давно. Я как губка, которая набрала в себя слишком много воды и которая не примет больше, как бы она не старалась.       – Так тебе нужно чьё-то признание? Хочешь власти над людьми?       – После очередной победы, когда Наполеон приехал к себе в столицу, толпа встретила его радостно с факелами, и его секретарь восторженно попросил его величество выйти и поприветствовать народ, на что тот очень тонко и точно заметил, что глупые людишки точно так же бы ликовали и радовались, если бы его везли на гильотину, – поделился он своими размышлениями, расстёгивая верхнюю пуговицу на своей чудной рубашке, в этот раз с длинными синими жирафами. Похоже, не только Кай время от времени баловался травкой, но и дизайнер сего шедевра. – Людей часто губит тщеславие, но мне наплевать, что обо мне думают и восхищаются ли мной. Власть над людьми — это всего лишь оружие, с помощью которого можно получить всё и сразу.       – Как в магазине? Когда подходишь к прилавку и понимаешь, что можешь позволить себе всё что угодно. Даже украсть что-то?       – Хм, знаешь, а мне нравится твоё сравнение. Особенно про украсть, – тихо рассмеялся он. – Но знаешь, пожалуй, я дам тебе банальный, казалось бы, ответ. Мне нужна власть просто для чувства безопасности. Хочу быть уверенным в завтрашнем дне.       – Но твоя безопасность мешает безопасности других людей! – возмутилась Джихён.       – Таков закон дворца, где правит зло. То ты в седле, то — на тебе седло*, – процитировал он незнакомые девушке строчки. – Мир так устроен, что каждый берет столько, сколько может унести. Борьба за социальный статус — это то, к чему приговаривает нас сама природа. Но заметь, что чувство власти у большинства людей полностью отсутствует: глупые родители с самого рождения блокируют его у своих детей, даже в самых элементарных вещах разрешая уступать в спорах и конфликтах с другими детьми, поэтому в большинстве случаев, когда они вырастают, их власть сводится только к какому-нибудь примитивному доминированию в постели, и только великие добиваются власти над странами и народами, – закатав рукава, он приоткрыл красивые руки с широкой платиновой цепочкой на запястье. – Получается, что в каждом человеке инстинкт власти проявляется с разной силой. Как видишь, во мне он явно неутолим. Я хочу чувствовать власть, и не думаю, что когда-нибудь смогу полностью ей насытиться, – закончив размышления, он загадочно посмотрел на неё из-под широких бровей. – И вообще, может, поговорим о чём-нибудь другом? Об инстинкте сексуальности, к примеру? Кстати, у тебя он, похоже, полностью атрофирован. Хотя, мы можем попробовать это исправить, – снова рассмеявшись, пододвинулся он к девушке ближе, шаловливо рукой проходясь по коленке и вызывая непонятную дрожь во всем теле, но совсем не от страха.       – У тебя каждый разговор сводится к одной теме, – одёрнула его Джихён, пересаживаясь к Дженни и, тем самым, оставляя Кая в одиночестве. Вероятно, теперь её дурманило не только его тело, пропахшее лаймом, лимоном и непонятно ещё чем, но и его губы с дыханием мятных леденцов, запах которых от чего-то теперь сводил её с ума.       После неудачного заигрывания Кай и Сехун переключились на какие-то деловые темы. Джихён же, любуясь окружающей обстановкой, решила не обращать внимания на чужую болтовню, ковыряясь вилкой в принесённом наконец-то ей стейке, который она с радостью поменяла бы на привычный ей самгёпсаль*. Её давно уже успел заворожить круизный корабль, который шёл медленно и плавно, облизываемый серебряными волнами, пытающими его время от времени догонять. Она могла поклясться, что блеск его кают сегодня мог сравниться только с хрустальными звёздами, которые сияли ярче обычного на ночном небосклоне. Джихён не успела заметить, когда к ним присоединился Бэк, но когда деловые разговоры сменились разговорами о женщинах и алкоголе, она заметить успела.       – Наша Джи как не откупоренная бутылка вина, – решил привести странное сравнение Бэкхён, когда они начали обсуждать коллекционные вина в своих домашних погребах, и девушка впервые за вечер услышала своё имя из уст бизнесмена, как всегда произнесённое им на английский манер. Она давно поняла, что язык Кая был без костей, и его следовало бы оторвать при первой же возможности. – Тебе не нравится? Между прочим, вино — это напиток богов, – потирая подбородок, заметил парень, встречаясь с девушкой взглядом.       – Знаешь, – решил сгладить сравнение друга Сехун, – одно из самых дорогих в мире вин Каберне Совиньон стоит порядка пятисот тысяч долларов. Оно имеет очень терпкий вкус и глубокий аромат.       – Ты забыл упомянуть, – щёлкнул пальцами в воздухе Кай, – что существуют вина, стоящие меньше трёх баксов.       – Тут всё зависит только от покупателя и от его финансовой способности, – опять раздался голос Бэка. – Хотя, если подумать, то не всегда она всё решает. Вот у Кая есть средства, но вряд ли он станет покупать кота в мешке. Но, с другой стороны, нельзя ни о чём узнать, не попробовав. Как бы ты поступил, Кай? Стал бы рисковать?       – Я попросил бы тебя купить мне эту бутылку, – рассмеялся он.       – Но так нечестно! Тогда я буду обязан первым сделать глоток! – закатив глаза, девушка услышала раскатистый мужской смех, относящийся точно не к вину, а к её персоне.       Не намереваясь слушать и дальше пошлые шутки, Джихён, поднявшись со своего места, решила прогуляться по судну, вскоре сильно об этом пожалев. В центре, рядом с бассейном, она столкнулась с Момо впервые за этот вечер, что было странно, ведь по её мнению, она давно должна была насиловать где-нибудь Сехуна. Ещё тогда в бойцовском клубе ей посчастливилось обменяться с ней парочкой фраз, которые уже тогда дали ей понять, что ничего доброго от этой барышни не жди.       – Сегодня ты похожа на большое кремовое пирожное, – оглядывая её воздушное платье с пышной чёрной юбкой в сеточку, отозвалась девушка, – только по цвету, видимо, закоптившееся.       – Это очередное оскорбление? – изогнула бровь Джихён.       – Это очередная констатация факта, – фыркнула собеседница.       – Тебе тоже хорошей ночи, – собираясь закончить разговор, даже толком его не начав, решила она обогнуть Момо, когда та вздумала перехватить её руку у самого запястья.       – Боишься меня? – в очередной раз оценила она соперницу с ног до головы, не находя её красивой, но при этом находя достаточно милой, стоило только встретиться с аккуратным лицом и глубокими печальными глазами. Момо не нравилась Джихён. А ещё больше ей не нравилось то, что она всё время была где-то рядом с Сехуном. Она до сих пор не знала, какую очередную мерзость придумал её брат, но догадывалась, что Джихён в ней играет не последнюю роль. Она была подобно сорняку, который неосознанно чувствует зависть в рядом растущем ароматном цветке.       – Отчего же?       – Ты избегаешь со мной стычек.       – Я со всеми избегаю стычек.       – Так и думала, что ты бесхребетная.       – Пусть будет по-твоему, – пожала она плечами и попыталась высвободить руку, кожу на которой от острых и длинных ногтей уже начинало саднить.       – Почему ты всё время рядом с ними трёшься? – кивком указала она на компанию, которую пару минут назад покинула девушка. – Неужели по очереди трахаешься с каждым?       Как и предполагала Джихён, яда в ней было больше, чем в самой гремучей змее. Только вот могли ли её клыки достать до своей жертвы? В мире нет ни одной змеи, которая была бы обделена ядом. Но не все они умеют применять это вещество на деле. Зубы некоторых пресмыкающихся очень малы, и они просто не в состоянии достать до жертвы и укусить её. Так что и яд Момо вряд ли кому-то мог принести неудобства, может быть, только вызвав лёгкое головокружение и тошноту. Хотя зная, что яд был их семейной особенностью, шарясь ночью в тёмных кустах, можно было точно бояться укуса другого члена семейства.       Высвободить руку было труднее, чем предполагалось. Для девушки вообще вступать с кем-то в физический контакт было невыгодно, а временами и строго противопоказано. Джихён могла похвастаться перед кем-то своей скоростью и выносливостью, но вот похвастаться своей физической мощью, к сожалению, не могла. Не рассчитав силы, она резко дёрнула руку и, зацепившись за выступ рядом находившегося бортика, полетела вниз.       Это походило на дешёвую голливудскую комедию, в которой главная героиня, как в замедленной съёмке, падает в бассейн, и окружающие её высмеивают. Хотя обычно в этих же фильмах также присутствует недомачо, которого хочет вся женская составляющая картины и который самоотверженно кидается на помощь к главной героине, ныряя за ней в водную пучину. Только вот за ней никто самоотверженно нырять не собирался, и даже если бы она начала тонуть и просить о помощи, то никто бы не откликнулся. В отличие от железного дровосека, здесь давно уже никто не мечтал вернуть себе утраченное сердце.       На миг ей подумалось, что неплохо было бы притвориться трупом и всплыть спиной вверх, но местное общество точно не оценило бы шутки. Поэтому, несмотря на стыд, пришлось грациозно выныривать. И не так, как сделала бы это гибкая чёрная пантера, а точно так же, как сделал бы это пушистый толстый енот. То есть ни черта не грациозно, а неуклюже и деревянно. Словом, точно так же, как старое и гнилое полено. В любой другой ситуации она чувствовала бы себя неловко, но только не сейчас. Ей в принципе было плевать на то, что о ней подумают окружающие. Зацепившись за скользкий выступ бассейна, Джихён с третьей попытки всё-таки выкарабкалась, по пути умудрившись даже проехаться по кафельной скользкой поверхности. Тонкий верх платья просвечивал, выделяя чёрное кружево белья. Захотелось закрыть себя ладошками, но, по её мнению, это выглядело бы совсем по-детски — она с трудом, но сдержалась. Чёрная юбка из фатина вобрала в себя, пожалуй, максимальное количество воды, поэтому от её лёгкости и воздушности не осталось и следа. Верх был невесом и неощутим так, как будто его и не было, а вот низ оказался громоздкий и непосильно тяжёлый. Серебряные туфли, подобно лодочкам, наперегонки плыли где-то в середине бассейна: стоять приходилось босиком на холодном и жалящем ступни кафеле.       Отжимая волосы, девушка чувствовала на себе любопытные взгляды окружающих. Откуда-то начал доноситься смех, сначала тихий и приглушённый, а потом уже громкий и несдержанный. Сколько их было вокруг? Десятки? Или сотни? Думать об этом не хотелось. Всем им было интересно, чем закончится её фиаско. Чертыхнувшись, она подумала, что если хотят шоу, то они его получат. Молния на спине скользнула вниз, и девушка неуклюже через голову стянула с себя платье, отбросив его на близстоящий шезлонг. И если раньше стоя в мокром она давала волю воображению, то сейчас и так всё было очевидно — ничего можно было больше не представлять. Спасало только то, что на ней было закрытое, плотное белье, похожее на купальник, которое она бы даже назвала сексуальным, если бы в полной мере понимала значение этого слова. Собрав волю в кулак, Джихён направилась через всю площадку в каюту.       – Хотите что-то сказать? – смерила она прожигающим гневным взглядом компанию за столиком.       Все театрально молчали. Вокруг словно прокатилось перекати-поле. Большое, шарообразное и сухое. Не хватало только музыки из какого-нибудь вестерна.       – Как я и думал, сисек у тебя нет, – первым отозвался Бэкхён, – а вот задница, хочу заметить, зачётная.       – Не могу не согласиться с коллегой, – две чужие друг другу ладони, встретившись в воздухе, издали звонкий хлопок, похожий на тот, что обычно издаёт механическая хлопушка. – Могу подкинуть денег на маммопластику*, – решил расщедриться Кай.       Цокнув языком, Джихён оставила колкость и комплимент без внимания. Говорить глупости не хотелось, поэтому она просто решила уйти подальше от рассадника монстров. Терпеть напыщенность богатство и вседозволенность не было больше сил.       Сидя в своей каюте, Джихён злилась. Оперевшись локтями о колени и лицом зарывшись в ладони, она силилась не изойтись последними бранными словами, знанию которых, должно быть, и сам Кай бы позавидовал. Она давно уже замёрзла, но в комнате, к её сожалению, не было никакой одежды, даже обычного белого махрового халата. Волосы противно щекотали спину, которая уже давно покрылась гусиной кожей. Это было дурацкое путешествие. Очень дурацкое. Неожиданно дверь тихо приоткрыли. На голову легло тёплое полотенце, приятно пахнущее лавандой.       – Ты же не собираешься просидеть тут всю ночь? – услышала Джихён голос Дженни, после чего подняла на неё печальный взгляд из-под плотной и махровой ткани. – Да ладно, брось. С кем не бывает, – похоже, Дженни совсем её не понимала. Она не переживала из-за падения. Она просто не хотела здесь находиться. По крайней мере в составе такой вот компании. – Зато все оценили твою задницу. Я даже уверена, что нашлись те у кого встал, иначе они и не мужики вовсе, – уселась она рядышком на кровать.       – Хочу отсюда сбежать.       – Только если вплавь, – тяжело вздохнув, ответила собеседница, аккуратно убирая за ухо чужую выпавшую прядь волос.       – Нам нужно вернуться. Ты видела, сколько там красавчиков? – заговорщически прошептала Дженни, наклонившись к чужому уху, – все они владельцы огромных состояний, которые даже и не снились обычным людям. Я уверена, что больше половины готовы познакомиться с дерзкой и красивой леди.       – Прямо так и выйду, чтобы больше шансов было, – ухмыльнувшись, предложила Джихён.       – Это мы сейчас исправим, – коварно улыбнулась Дженни, и эта улыбка совсем не по вкусу пришлась её соседке. – Девушка выбежала из номера и, вернувшись через пару минут, продемонстрировала короткое коктейльное платье с крупными чёрными пайетками, глубоким V-образным вырезом на груди и открытой спиной.       – Ну уж нет, – замотала головой Джихён.       – Ну уж да, – закивала возбуждённая Дженни, стягивая свою жертву с кровати и бесцеремонно трогая её тело, в попытке переодеть.       – Я сама, – вырываясь из чужих наглых рук, заявила девушка.       – Ладно, – отступая, как инды перед Македонским, подняла та руки вверх. – Сама, так сама.       Натянув через голову платье, Джихён тут же захотела его стянуть обратно, а всё потому что оно зачем-то подчёркивала то, чего и так не имелось в наличии, чётко обрисовывая область груди. В сложившейся обстановке Джихён показалось, что это очень вульгарный наряд, в тот самый момент, когда Дженни показалось, что это как нельзя кстати очень сексуальный наряд. Впрочем, ни одно, ни другое не противоречило друг другу.       – Знаешь, всё-таки одна деталь тут будет лишней, – развернув девушку к себе спиной, Дженни расстегнула бюстгальтер, подхватывая спадающие чашечки и бесцеремонно сжимая чужую маленькую грудь. – Идеальная. Скажи, ты когда-нибудь комплексовала? – ещё более нагло начала она её трогать умелыми руками, отчего Джихён показалось, что она не первый раз касается женской груди.       – Может быть, в старших классах, – смущаясь от посторонних действий, отозвалась девушка.       – Вот и славно. Правильная грудь должна помещаться в ладони. А то накачают себе чего-то инородного, а потом жалуются на боли в спине, – повернув девушку к себе лицом, она, как ни в чём не бывало, продолжила: – Жаль, у меня совсем нет косметики, но, как я вижу, у тебя почти ничего не размазалось. Только, если вот тут, – подхватывая с кровати полотенце, девушка промокнула область под глазами. – Пойдём, – переплетая свои и чужие пальцы, уверенно заявила Дженни, направляясь на выход, но уже у самой двери резко останавливаясь. – Совсем забыла, не хватает одного завершающего штриха, – ярко-алые губы коснулись губ Джихён, сминая и слегка окрашивая их. – Вот и помады не нужно, когда есть чужие губы. Дадим волю воображению присутствующих, – это было впервые, когда Джихён поцеловала девушка, и отчего-то она не нашла это противным, но при этом нашла очень постыдным.       Сехун отыскал девушку на верхней палубе, рядом с кормой корабля. Она стояла маленькая и хрупкая под легко обдувающим её ветром, который то натягивал её платье, вырисовывая фигуру, то снова прятал её в складках. В эту минуту она была очень красива, не как модель или айдол по каким-то общепризнанным стандартам красоты, а намного глубже. В ней чувствовалось лёгкость и утончённость. Вся её красота бралась откуда-то изнутри и была наполнена грустью, появляющейся исключительно в моменты тревоги. Молодой человек даже мог поклясться, что ничего прекраснее не было рядом с ней в такие минуты. Впервые с момента знакомства он подобрал правильные слова к её облику — это была печальная красота. Впрочем, стоило только этой печали рассеяться, как она становилась обычной, точно такой же, как все те люди, окружающие её. Любопытно, но даже платье совсем её не преобразило. Сейчас она была такая же, как пару часов назад в другом своём наряде. Новая одежда не украсила её, не сделала какой-то особенной и выделяющейся из серой массы. Она осталась собой. Эта была всё та же Джихён, точно такая же, как в подранных джинсах и растянутой футболке, и точно такая же, как в платье за семь с половиной тысяч долларов. Но ему это нравилось. Ему нравилось её постоянство.       Наклонившись у бортика лайнера, девушка любовалась золотой рябью от подсветки судна, когда почувствовала, что ей на плечи плотно лёг чей-то пиджак.       – Собираешься ещё раз искупаться? – услышала она низкий голос Сехуна, без какого-либо сарказма задавший ей этот вопрос.       – Пока это не входило в мои планы.       – Думаю, что в первый раз тоже, – мягкая улыбка коснулась лица, и Джихён подумала, что нельзя так улыбаться. С трудом, но она могла представить, сколько девичьих сердец он смог разбить. Должно быть, каждое первое или второе. Но она не хотела быть ни первым, ни вторым.       – Спасибо, но я, пожалуй, откажусь от твоей заботы, – стянув пиджак, она подала его обратно молодому человеку.       – Ты должна быть мне благодарна, – протянул он ей навстречу руку, желая вернуть свою вещь. – В момент, когда ты расставляешь ноги чуть шире обычного и слегка приподнимаешься на носочках, можно увидеть край твоего нижнего белья. – Джихён тут же, вспыхнув, отдёрнула руку назад.       – Сехун, а ты оказывается тот ещё обломщик, – присвистнул сзади них Кай.       – Жарко сегодня, – теребя белоснежную рубашку у выреза, проговорил подошедший к ним Бэкхён.       – Так искупайся, что тебе мешает? – отозвался глава мафии. – Вон Джихён уже успела немного остудиться, и, как я вижу, это даже пошло ей на пользу.       – И правда, чего бы не искупаться? – подхватывая предложенную идею, отозвался бизнесмен, стаскивая с себя рубашку.       Никто не ожидал, что брошенная в воздух шутка будет воспринята им как очередной вызов. Но его ребячество уже давно не удивляло друзей, так отчего же оно должно было удивлять Джихён? Вообще, если бы девушку сейчас попросили описать эту компанию, то она точно назвала бы Бэка солнцем. Порой тёплым и ласковым. А порой палящим и обжигающим. А Сехун был бы луной. Холодной и задумчивой. Равнодушной и мёртвой. А кем был бы Кай? А Кай, пожалуй, был бы небом. Бесконечным и глубоким. Пасмурным и ясным. Тем, кто мог бы мириться и с солнцем, и с луной одновременно на своём небосклоне, принимая обоих таких разных и непохожих.       – Ты серьёзно? Даже если ночь и душная, то вода явно ещё не успела прогреться. Должно быть в ней сейчас не больше пятнадцати градусов, – подозрительно глядя на друга заметил Сехун.       – Он просто хочет первым открыть плавательный сезон в этом году, – смеясь, решил предположить Кай.       Бизнесмен, не обращая внимания на замечания, продолжал оголять своё совсем юношеское тело, пока не остался в одних боксерах. Он был щупловатый. Немного неказистый. И не такой крепкий, как Сехун и Кай. Но даже несмотря на это, Джихён всё равно нашла его привлекательным. Встав на бортик, он намеревался уже перепрыгнуть через тонкие металлические перила, но, остановившись, спрыгнул обратно на палубу.       – Передумал? – удивился Кай, ожидая, что друг всё-таки доведёт начатое до конца.       – Нет, только ещё больше загорелся, – задумавшись, он ушёл ненадолго в свои мысли, прикидывая, чем может обернуться его затея, и, не найдя в ней ничего для себя предосудительного, решился привести её в действие. – Просто подумал, что одному будет скучно внизу, – от всех не утаилась его хитрая улыбка.       Вернувшись к компании, он вплотную подошёл к недоумевающей девушке и, стянув с её плеч чужой пиджак, легко подхватил на руки.       – Только попробуй, – прошипела Джихён, начиная предчувствовать что-то очень нехорошее, но парень, ничего не ответив, потащил её к бортику, откуда минутой ранее собирался прыгать.       Девичий визг утонул в шумных золотых и перламутровых брызгах, подсвеченных разноцветными фонарями корабля. Луна давно утонула в море и нежной серебристой пеленой растеклась по волнам, которые слегка колыхались под небольшим свежим и тёплым ветром. Вокруг было только море и небо, окружённые пассажирским судном и тишиной ночи. Прыжок утянул её в солёную и пропахшую йодом воду, и она, почти что захлебнувшись, почувствовала её не только ртом, но и носом. К счастью, Бэк вытянул её на свежий воздух раньше, чем она успела потерять сознание.       – Ты идиот! – маленькие ручки звучно ударили по мужской груди, отталкивая Бэкхёна в сторону.       – С этим можно поспорить, – разведя руки в стороны и ложась на спину, возразил молодой человек.       – Как вижу, Джихён, только так мужчины могут сделать вас мокрой, – крикнул Кай с палубы. И она от незнания своего совсем не поняла, что он имел в виду.       – Чонин, – крикнул Бэк. – Я придумал желание, которое ты мне недавно проиграл в карты. Хочу, чтобы ты тоже прыгнул.       – Ты потратишь его на такую глупость?       – Это моё желание, и пусть оно будет потрачено на такую глупость. Ты же ведь не боишься промокнуть?       – О, в отличие от госпожи Пён точно не боюсь, – не заставив себя долго ждать, быстро скинув с себя вещи, следом за ними в море бросился глава мафии. Но только вот почему-то он сразу не вынырнул, как должен был. И все, забеспокоившись, начали искать его на поверхности водной пучины. И даже Джихён ради приличия покрутилась пару раз по часовой оси, в надежде отыскать его глазами, пока кто-то, подхватив её под коленки, не приподнял вверх. Их глаза встретились, а губы оказались в считаных сантиметрах друг от друга, настолько близко, что она могла слышать его тревожное и тёплое дыхание на своём лице. Где-то томительно что-то защекотало. Впервые она смотрела на него сверху вниз. И отсюда он не казался ей таким величественным и страшным, как раньше. Скорее он был похож на шаловливого мальчишку и её сверстника. Теперь между ними уже не было почти восьми лет разницы и социального статуса.       – Что ты делаешь? – сипло и глухо, как несмазанное машинным маслом колесо в сложном механизме часов, прошептала Джихён ему в губы.       – Просто хотел почувствовать, – так же сипло и глухо отозвался молодой человек.       – Что?       Она заметила, что за сегодняшнюю ночь луна несколько раз умирала и несколько раз воскресала, снова возвращаясь на звёздное небо, прямо так же, как её бешено бьющееся сейчас в груди сердце. Она чувствовала, как он крепко прижимает её к себе, и могла предположить, что пайетки её платья неприятно и больно рёбрами впиваются в его голое тело. От его губ тонко веяло мятой — ей начинало казаться, что она уже любит эти чёртовы леденцы.       – Подумал, что нельзя терять отличную возможность почувствовать твои заледеневшие соски через мокрую ткань платья, – дьявольская улыбка коснулась красивых и искушённых губ. – Но, похоже, они такие маленькие, что даже до моей груди не достают, – печально вздохнул он.       Джихён попыталась вырваться, но он ещё крепче сжал её в своих объятьях.       – Отпусти сейчас же!       – Не хочу никуда отпускать тебя, Пён Джихён, – и не понятно было, о каком именно промежутке времени он говорит.       – Ты ненормальный! Мы все тут могли умереть!       – Однажды мне сказали, что я доживу до глубокой старости и даже обзаведусь парочкой спиногрызов, так что умирать в мои планы точно пока не входит. Но неужели ты беспокоилась обо мне? – его притягательная улыбка снова коснулась её влажного лица. Казалось, что чёлка слегка мешает ему, но чтобы её поправить, необходимо было выпустить Джихён, чего ему явно делать не хотелось.       – Я боялась, что ты предстанешь перед судом небесным раньше, чем предстанешь перед судом земным.       – И кто же осмелится здесь вершить это правосудие?       – Я уверена, найдётся смелый человек.       – Уж не ты ли, Пён Джихён? Но ведь вряд ли я когда-нибудь разрешу судить себя такому глупому маленькому человечку, – он впервые разрешил себе утонуть в её глазах, смотря на неё снизу вверх. Сегодня в мерцании ночи они были непривычно тёмными, как горький шоколад, который ему нравился куда больше, чем светлая и жидкая карамель. Сейчас в ней было больше порочного. А пороки он всегда мог понимать намного лучше, чем благодеяния: они ему были ближе. – Хотя, если ты когда-нибудь подрастёшь и выберешься из своей скорлупы, в которой тебе, как я погляжу, сейчас очень уютно то, так уж и быть, можешь попробовать. Я буду ждать этого дня с нетерпением, Пён Джихён.       Похоже, Кай собирался ещё что-то добавить, но ледяная вода, которую она отчего-то не замечала до этого момента под горячим чужим телом, брызнула прямо в лицо раскатистой волной, вызванной посторонней помощью.       – И долго вы собираетесь там шушукаться вдвоём? – услышала она недовольный голос заскучавшего Бэка и почувствовала очередную солёную порцию воды на своём лице.       Немного помедлив, Кай опустил девушку обратно в воду и в надежде отомстить другу начал искать его глазами во тьме, слегка разбавленной тусклыми бликами судна. Телу снова стало холодно, хотя она могла поклясться, что всего пару минут назад оно горело огнём и не только снаружи, но и внутри. Медленно покачиваясь на волнах, она наблюдала за привычным для неё сейчас Бэкхёном и непривычным для неё сейчас Каем — ей было в диковинку видеть его таким. Они шумели, брызгались и громко смеялись. Кай был похож на подростка. Совсем юного и беззаботного. Как будто и не было никакой мафии, и никакого преступного синдиката. Как будто он не строил из себя никакого короля по ночам: не матерился, не пил, не нюхал ничего запрещённого и не искал первую попавшуюся на глаза красотку, чтобы совокупиться с ней в общественном туалете. Это был обычный мальчишка, которого будто бы ещё не тронули первые морщинки в области глаз и который не хлебнул ещё горя в этой жизни, и даже руки его ещё не были по локоть в крови.       Ей показалось, что она бы могла представить. Нет. Она точно могла видеть сейчас это перед глазами. Он соседский мальчишка, а она соседская девчонка, за которой заезжают по утрам на стареньком, ещё отцовском велике. На том самом, на котором с трудом можно уместиться вдвоём, присев на задний разболтавшийся от времени багажник. И на том самом, на котором совершенно не страшно, приподняв и растопырив над землёй ноги, мчаться по склону. Не боясь ничего. Совершенно ничего. Даже разбить чёртовы коленки, которые и так, к слову, уже давно разукрашены йодом. Она видела, что по ночам они крадут тайком яблоки в чужом для них саду, а потом, забравшись на крышу, едят эти самые яблоки, любуясь созвездиями на ночном небе, о которых она ему рассказывает. И он, поддавшись вперёд, слушает её с упоением. А она, вдохновлённая обстановкой, нашёптывает ему о льве, что был добыт Геркулесом в его первом из двенадцати подвигов, а после отцом его Зевсом помещён на небо как символ, что должен вечно напоминать людям об ужасе, который они смогли избежать. Или рассказывает ему о проникновенной любви лебедя, коим выступает на небосклоне сам громовержец, который каждую ночь, чтобы его не поймала ревнивая супруга Гера, спускается с неба в виде птицы к возлюбленной своей Леде и матери его дочери прекрасной Елены. Да-да, той самой, из-за которой разгорелась когда-то Троянская война. Или рассказывает ему о большом псе и печальной деве по имени Икария, которая, отправившись на поиски своего потерянного отца с преданной собакой Майрой, нашла лишь его изувеченное тело, и, не пережив горя, повесилась на рядом растущем дереве. И, пожалуй, даже затаив дыхание расскажет ему о самом страшном на её взгляд существе. О жадном драконе, который, охраняя все эти звёздные сокровища, рассыпавшиеся по небу бриллиантами, отбывает своё наказание, доверенное ему лично богом Мардуком, вот уже несчитанное количество веков.       Так странно, но почему-то она видела сейчас это перед глазами, ругая себя и ненавидя себя одновременно. Она думала, что это похоже на глупости и всё это вызвано холодом и лёгким головокружением. Но ей почему-то хотелось верить, что если всё-таки есть какая-то параллельная вселенная и если существует реинкарнация души, то ей бы определённо хотелось познакомиться с этим человеком при других обстоятельствах. Иногда, если отбросить в сторону все его пошлости, он говорил правильные и интересные вещи. Если к Исину она всего пару дней назад хотела влезть в голову, то в случае с Каем ей очень хотелось влезть к нему в душу. Хотя она была уверена, что делать ей там нечего, и она точно погрязнет в чем-то страшном и омытом кровью.       Прошло достаточно времени, чтобы девушка полностью заледенела, пока Дженни искала им члена экипажа, который мог бы скинуть верёвочную судовую лестницу. К её счастью, это произошло почти вовремя, потому что она уже почти не чувствовала ног.       – Теперь нам определённо нужно что-то горячительное! – воскликнул Бэк, радуясь непонятно чему.       – Хочешь в бар? – спросил Сехун.       – Нет, я бы предложил место тише и интимнее. Как насчёт чьего-нибудь номера?       – И чьего же? – поинтересовался Кай, укутываясь в полотенце, подаваемое сестрой.       – Давайте ко мне. Думаю, у меня самый лучший бар.       – Отчего же? – удивилась Дженни, предполагая, что по части алкоголя в их компании всегда был брат.       – Я один из владельцев этой посудины, – прикрыв рот ладошкой, тихо прошептал он в сторону девушки, как будто это было для кого-то секретом, – поэтому по умолчанию у меня тут самая лучшая каюта.       Джихён не хотела никуда идти. Было уже глубоко за полночь. Спать хотелось неимоверно. Но Дженни очень настаивала, аргументируя тем, что в компании одних парней ей будет скучно, поэтому пришлось сдаться. Хотя вскоре пришлось пожалеть, так как к компании присоединилась ещё и Момо.       Заказав в спальню много разных закусок и ещё больше алкоголя, они разместились на двух полукруглых диванчиках, смотрящих друг на друга. Бэкхён выдал Джихён белую хлопковую футболку, достающую до колен, и она, в очередной раз переодевшись, пожелала, что бы в эту ночь это был последний раз.       – Давайте, чтобы было не так скучно, сыграем в игру, – хлопнул в ладоши Бэк, от чего рядом сидящая Джихён вздрогнула.       – И в какую же? – ухмыльнулся Сехун.       – Во взрослую, – многозначительно улыбнулся бизнесмен.       – Неужто на раздевание? Знаешь, на голых мужиков мне совсем смотреть не хочется, как и на голых сестёр. А у Джихён там и так не на что смотреть.       – Не, раздевание — это слишком банально.       – Тогда правда или действие? – решилась предположить Дженни.       – Это тоже устарело.       – Да не тяни, – выругался Кай, разливая по стаканам виски.       – Назовём это игрой лжецов. Мы кинем жребий, и каждому участнику достанется партнёр.       – Сексуальный? – не сдержал смешка глава мафии.       – Нет, самый обычный, – поморщился Бэк, представляя что-то неприятное. – Я предлагаю каждому рассказать историю из своей жизни, половина из которой будет правда, а половина ложь. Напарник по игре должен угадать, где именно кроется подвох. Если он угадывает, то проигравший выполняет его любое желание или просьбу.       – Что-то новенькое, в такое мы ещё не играли, – соглашаясь с интересной идеей, кивнула Дженни.       – Только это должна быть не какая-нибудь банальная ерунда, а что-то очень мерзкое, пошлое или очень сокровенное. Короче, каждый должен покопаться в себе и вытащить наружу что-то, о чём он бы не хотел делиться с окружающими.