Точка невозврата

      Последний учебный день для Джихён выдался напряжённым, но от этого не менее насыщенным на радостные события. Хотя расслабляться всё ещё было рано, следом шли экзамены, учебная практика и написание выпускной работы, а вот уже после девушка могла идти получать адвокатскую аккредитацию или же продолжать образование, но уже платно в течение двух лет в Корее или, если повезёт, за границей. На последнее, по умолчанию, денег не было, соответственно, выбор уже заранее был предрешён. Поэтому она уже сейчас ломала голову, куда именно стоит пойти работать. Ей всё ещё не очень хотелось выходить из стен учебного заведения: жизнь здесь была составлена и расписана по минутам, в то самое время когда жизнь за пределами учебных корпусов казалась страшной и пугающей. Она не любила новые места и новые знакомства. Ей было сложно вливаться в неизвестный ранее коллектив, и она долго привыкала к людям. Хотя, если и привыкала, то, скорее всего, навсегда, и ей уже очень сложно было с ними расстаться. Вот и сейчас она чувствовала приближающуюся разлуку, потому что, кажется, за прошедшие четыре года полюбила всех своих одногруппников настолько сильно, что точно знала, что сегодня в баре, когда они будут отмечать последний учебный день, она разревётся как маленькая от ощущения того, что они теперь уже не смогут больше так часто вместе собираться.       Поднимаясь по мраморной лестнице на не очень устойчивой обуви с танкеткой, которою Джихён в жизни бы никогда не купила, если бы не сегодняшнее мероприятие, она впервые за четыре года решила сосчитать количество ступенек, потому что ей вдруг стало очень интересно, на каком именно уровне находится конец этого самого ада. Идти быстрее не получалось, хотя мысль, что её непривычно короткая юбка уже давно явила всем нижнее белье, не давала покоя. Запнувшись в очередной раз, почти у самого конца пути, Джихён почувствовала чью-то крепкую руку, лёгшую на её локоть. Глаза встретились. В этот раз они не были непроницаемыми и бездонными, и испуганными и обезумевшими. В этот раз они больше походили на заинтересованные и внимательные, а также на кроткие и растерянные. В этот раз всё было по-другому, потому что и их обладатели теперь уже были не такими, как раньше, и потому что теперь они, их обладатели, были уже чуть больше чем случайная жертва и чуть больше чем просто жестокий убийца.       – Зачем носить то, в чём тебе неудобно? – поинтересовался Сехун, помогая преодолевать ей последние метры.       – Мне нравится такая одежда и нравится такая обувь, но в моей жизни не так много поводов в ней покрасоваться, именно поэтому я не хочу упускать очередной. Причём заметь, теперь я могу дышать тебе в шею, а не в грудь. А если ты останешься вот здесь, на этой ступеньке, – похлопала она его по плечу, призывая замереть в тот момент, когда она сама поднялась чуть выше, – а я буду на соседней, наши глаза вообще окажутся на одном уровне. Не чудо ведь? Психологи уверяют, что когда люди находятся на одном уровне, им легче разговаривать и понимать друг друга. К тому же в данном положении мне проще всего теперь быть с тобой откровенной. Вот в каком ещё подобной ситуации это могло бы произойти? – улыбнулась девушка, осознавая, что ей действительно нравится смотреть ему в глаза прямо, а не задирая голову.       – Если бы ты лежала снизу, а я сверху, – просто проговорил Сехун, замечая, как зрачки Джихён очень медленно расширяются от услышанного, потому что она, кажется, поняла его в правильном контексте и в том, в котором он собирался это до неё донести.       Громкий звонок на очередную пару заглушил все мысли, и девушка, застыв подобно прекрасной Галатее*, так бы и осталась каменным изваянием, если бы Сехун, стоящий рядом, не потянул её за руку следом за собой.       – Помнишь, я не впускаю в аудиторию, если кто-то заходит в неё после меня? – ухмыльнулся молодой человек. И Джихён только сейчас сообразила, что сегодня было его последнее занятие в череде еженедельных лекций, большинство из которых она пропустила.       – Серьёзно что ли после себя не пустишь?       – Не пущу, ты самая неприлежная и наглая из всех студентов. Только ты пропустила семь лекций из двенадцати.       Джихён удивилась тому, что он всё-таки считал. Хотя, скорее всего, просто расписывался в журнале посещений: в такой ситуации не заметить, что кто-то часто игнорирует его лекции, было сложно.       – Точно, – стукнула она себя ладонью по лбу, начав нервно перебирать содержимое рюкзака, – вот, держи.       – Что это? – удивился молодой человек протянутой папке.       – Доклад.       – Тебе было нечем заняться на досуге? – изогнул он бровь. – В следующий раз, если у тебя снова появится гора ненужного времени, просто позвони мне, и я придумаю тебе занятие поинтереснее. Хотя, знаешь, я всё-таки заинтригован, неужели решила собрать мне все биографии известных преступников с полным описанием того, как их всех постигла кара небесная или, точнее сказать, уголовно-процессуальная?       – Кто знает, – пожала она плечами. – Только не начинай читать сейчас, прочитай после пары.       Лекция лжеконсультанта из Сеульской прокуратуры пролетела быстро и состояла в основном из блиц-опроса, который обычно преподаватели устраивают в конце общего курса по пройденному материалу. Сехун, как всегда, не обращал на Джихён внимания, если подумать, то он даже в её сторону ни разу не взглянул, как только они оба переступили порог лекционной. Узнав его поближе, девушка до сих пор не верила, что он мог быть преподавателем. Ей вообще казалось, что он, как и она, не очень любит большое скопление людей, которых сейчас в поточной аудитории было точно за сотню. Но, похоже, и это его не останавливало, и он всё равно что-то продолжал вещать о технико-криминалистическом обеспечении раскрытия и расследования преступлений. Он был настолько сильно подкован как юрист, что уже сейчас Джихён понимала, почему ему, Каю и всем остальным всегда удаётся выходить сухими из воды.       Закончив лекцию, кажется, толком даже её не начав, к радости всех присутствующих, Сехун отпустил всех пораньше, и несмотря на то, что было уже обеденное время и есть хотелось неимоверно, Джихён дождалась, когда помещение покинет последний студент, и только после этого подошла к молодому человеку. Сехун стоял за кафедрой, раз за разом пролистывая её доклад как кинеограф*, наперёд зная, что девственно-чистые листы мультика ему так и не покажут.       – Ты не только неприлежная и наглая, но ещё и подхалимка, – отложил он папку в сторону.       – У меня были потрясающие учителя, – улыбнулась она ему в ответ. – Порой слова бывают излишними, не считаешь? Зачем объяснять всё сложными терминами, когда в трёх простых словах кроется истина куда более глубокая.       – В твоём докладе слов чуть больше тридцати, тут даже на одну пропущенную лекцию не хватит, – ухмыльнулся Сехун.       – Заставишь переписывать? – нахмурилась девушка.       – Нет, конечно. Мне и этот-то не нужен был.       – А вот сейчас обидно было. Может быть, я четыре месяца придумывала остроумный ответ.       – Молодец, придумала. Теперь хочешь, чтобы я тебя чем-нибудь угостил в награду?       – Хочу, – кивнула Джихён, делая шаг ему навстречу, отчего Сехун, немного растерявшись, шагнул назад. – Пойдём, – кивнула она в сторону двери. – Я люблю кофе с имбирём, но в местной столовой такого не водится, поэтому беру здесь только латте.       – Без сахара, но с ореховым сиропом.       – Я даже не хочу знать, откуда ты это знаешь, – закатила Джихён глаза, натягивая на плечи лямки рюкзака.       Сегодня утром она встала пораньше, чтобы перед парами успеть распечатать доклад в компьютерном классе, где вечно были огромные очереди перед началом сессии. Она действительно написала его. Этот чёртов доклад. С очень странной темой. Правда, сократив пару сотню страниц, которые, к слову, не меняли сути того, что он был великолепен. Криминалистическая идентификация и диагностика, трасология*, оружиеведение, документоведение, габитоскопия*, тактика и освидетельствование. Чёрт возьми, да чего там только не было. Этот доклад даже затмевал её выпускную квалификационную работу по доводам и аргументам. Но стоило ей только сесть за компьютер, как всё резко отошло на второй план и вместо вывода на печать тремя клавишами она безжалостно стёрла весь свой труд за прошедший месяц, после чего, взяв за основу слова Сехуна, быстро напечатала следующие: «Становясь свидетелем преступлений, бойтесь не того, что вы можете стать жертвой нового, бойтесь того, что вы, однажды сблизившись с преступником, захотите узнать о нём больше для того, чтобы начать оправдывать его действия».       В студенческой столовой как всегда было шумно и многолюдно. Джихён даже успела расстроиться по поводу того, что все столики уже были заняты, но осознание того, что в сквере рядом с университетом сейчас куда лучше, снова подняло ей настроение. На улице было тепло и немного душно, но поскольку поливальные аппараты работали на полную мощность, освежая зелёный газон, дышать было намного легче. Присев на скамейку, девушка вытянула ноги, разглаживая складки льняной юбки. Она часто сидела именно в этом месте, разрушая надежды мимо проходящих парочек на интимность: дерево, нависающие рядом со скамьёй, всегда полностью скрывало её фигуру, отчего пары ощущали разочарование только тогда, когда подходили ближе.       – До сих пор не понимаю, – покрутила Джихён в своих руках стаканчик с кофе. – Зачем нужно было этим заниматься?       – Нужно было зачем-то этим заниматься, – отозвался Сехун, закидывая руки за спину и опираясь о скамейку.       – Мог бы и повежливее ответить.       – Повежливее не мог ответить.       – И всё же…       – И всё же?       – Издеваешься?       – Нет, просто играю со словами, – закинул он голову, рассматривая небо.       Джихён замолчала, закусив губы. Она мало понимала этого человека. Она вообще теперь мало чего понимала в этой жизни и в сложившихся обстоятельствах. Она вспомнила о том, что к Исину ей захотелось влезть в голову, к Каю в душу. А куда бы она влезла к Сехуну, если бы он вдруг ей это разрешил сделать? Она долго сопоставляла, что ей интереснее, но в итоге поняла: зачем мелочиться? Можно ведь и туда, и туда одновременно. Как-никак, а он казался ей загадочнее всех остальных. Он был похож на сфинкса, который, живя в горах, загадывал проходящим мимо людям сложные загадки, после чего убивал каждого, кто не в состоянии был их разгадать. И даже Джихён часто ловила себя на мысли: умрёт ли она раньше, чем сумеет полностью понять его?       – Сегодня облака очень красивые, – зачем-то ляпнула она.       – Тебе некомфортно?       – С чего ты решил?       – Ты пытаешься найти тему для разговора, но пока у тебя плохо получается.       – Тогда почему бы тебе её не найти?       – Зачем? Слова только мешают понимать друг друга.       – Маленький принц, – вздохнула девушка.       – Ты его любишь?       – Я не люблю недосказанность, не люблю, когда герои страдают, не люблю, когда жизнь лишает их всего. Но отчего-то это единственное произведение с плохим концом, которое я перечитываю.       – Ты думаешь у него плохой конец?       – А ты думаешь иначе?       – Смотря что ты искала и что хотела найти.       – Я искала любовь.       – И как, удалось?       – Со временем я поняла, что в большинстве своём люди любят неправильно и эгоистично. За хитростями и уловками, за словами обидно произнесёнными, за поступками постыдными и неблаговидными они теряются и не могут разглядеть истинных чувств окружающих. Они выращивают в своём саду пять тысяч роз, но за всю свою жизнь так и не находят одну-единственную, а если и находят, то понимают это слишком поздно. Тогда, когда всё уже потеряно. Очень часто люди, пытаясь ранить кого-то дорогого и близкого, не замечают, что в первую очередь ранят самих себя. Но как же так? Как стать сильным, чтобы тебя не задевали чьи-то слова и поступки? Говорят, если не хочешь, чтобы тебя ранили, нужно быть безучастным, но безучастие — это ведь равнодушие, а любое равнодушие неминуемо ведёт к гибели души. Да даже у Розы есть шипы, но ведь и они не спасают её от барашков. Так что же получается, когда ты сильный — ты ранишь, а когда ты слабый — ранят тебя? – Джихён тяжело вздохнула, делая глоток остывшего кофе. Снова её потянуло на какую-то лирику.       – Мой дедушка говорил, что человек похож на музыкальный инструмент, и музыка, которую он пытается извлечь из себя, в первую очередь определяется только им самим. Понимаешь, она не зависит от исполнителя или дирижёра, она зависит только от самого инструмента. Взять хотя бы гитару. Если ты ослабишь струны, то они не будут звучать, а если наоборот — натянешь, то они и вовсе могут лопнуть. Получается, человек не может быть слишком сильным или слишком слабым, иначе никакой музыки из себя он извлечь не сможет. Равновесие — залог гармонии с самим собой, поэтому не нужно быть слишком сильной или слишком слабой, Джихён.       – Не считаешь это нечестным?       – Что именно?       – Ты знаешь, где я учусь, работаю, какой я пью кофе в университетской столовой, какая моя любимая книга. А я вот, при всём при этом, не знаю о тебе ничегошеньки.       – А ты хочешь обо мне что-то узнать? – поинтересовался Сехун, переводя глаза на сосредоточенный профиль Джихён с мягкими чертами лица.       – Хочу, – кивнула девушка. – Но ты ведь ничего мне не расскажешь? Я права?       – Кто знает, – многозначительно улыбнулся молодой человек.       – Так я дождусь ответа?       – Помнишь, недавно мы играли в игру лжецов?       – Предлагаешь сыграть в то же самое? – насторожилась девушка.       – Не совсем. Я просто назову тебе голые факты из своей жизни, а уже тебе решать — правда это или нет.       – Есть подвох?       – Нет, – покачал он головой.       – Но это всё может быть ложью? Я правильно поняла?       – Правильно.       – А это вообще честно?       – А разве ложь сама по себе бывает честной?       Джихён сощурила глаза. Снова с ней начинали какую-то странную игру, и снова ей начинало казаться, что она заведомо останется не в дамках.       – Ладно, начинай, – отозвалась девушка, отставляя стаканчик с кофе на скамейку и разворачиваясь лицом к молодому человеку.       – Тогда слушай, – покрутил он в руках зажигалку, после чего щёлкнул ею, как знак того, что нужно стать внимательной. – Я не боюсь своих врагов, но под моей подушкой всегда лежит пистолет. Я не боюсь серьёзных отношений и поэтому семь лет назад дал улететь девушке, которую любил. Я пью много, потому что мне нравится, а не чтобы забыться. Меня не интересует секс, но я частенько снимаю красоток в клубе. Меня не мучают кошмары, но при этом я не высыпаюсь. Мне не плевать на то, что происходит вокруг, но при этом я всегда слушаю новости без звука.       – Всё? – застыла девушка.       – Нет, есть ещё кое-что.       – Что? – нагнулась она к нему ближе.       – Ты не нравишься мне, Джихён, и только поэтому я сижу сейчас рядом с тобой, хотя у меня есть неотложные дела.       Она не знала стоит ли говорить что-то, но она точно была уверена, что ей не нужно угадывать, где именно ложь. За неё это уже и так сделали.

***

      Шатаясь из стороны в сторону и хватаясь за всё, что подвернётся под руки, словно моряк на палубе во время сильного шторма, Джихён выбралась на улицу. Голова раскалывалась, хотя на свежем воздухе было намного лучше, чем в душном и шумном баре, откуда она всё ещё могла расслышать громкие голоса и какие-то нецензурные песни товарищей, которые, похоже, решили сегодня выпить в этом заведение весь имеющийся алкоголь. Уже сейчас её дико тошнило, и она боялась заблевать свою красивую бледно-розовую рубашку. Последний раз она умудрилась напиться в выпускном классе после вручения аттестата, тогда вторая или третья бутылка соджу сыграла с ней злую шутку. Она мало что помнила с той ночи, но то, что она где-то раздобыла ханбок и, забравшись на стол, начала творить какую-то чушь несусветную, отложилось в её памяти навсегда.       Еле отрывая ноги от земли, Джихён в очередной раз споткнулась. Высокие туфли мешали ей нормально двигаться. Мутными глазами она глянула себе под ноги, оценивая щербатый асфальт, после чего, присев на корточки, потянулась к тоненьким ремешкам на щиколотках. Кажется, ей потребовалось минут десять, чтобы разобраться с примитивным механизмом, но сейчас для неё это достижение было ничуть не хуже открытия закона Ньютона: первого, второго и третьего вместе взятых. Асфальт был горячий, как пол в бабушкиной бане — и ей нравилось. Закрыв глаза, она решила, что непременно нужно съездить к ней на этих выходных. Глубоко вдохнув местный воздух, Джихён подумала, что он пахнет сухой травой, землёй…. и кедром? Но поскольку она была чертовски пьяна, она даже не догадывалась, что трезвые люди ощутили бы здесь только запах свиных рёбрышек и спирта. Не открывая глаз, она представила, что сейчас она не здесь, а дома. Там, в пригороде Сеула, где прошло всё её детство. На мгновение ей снова захотелось стать маленькой. Есть клубнику на завтрак летом, перелазить через соседские заборы, когда калитка открыта, мастерить венки в поле. Ей вдруг резко захотелось всё бросить, забрать Чонён и уехать из этого продажного города в место, где все друг друга знают и где каждый, спрашивая: «Как у тебя дела?» действительно хочет услышать ответ на этот вопрос. Ей захотелось плести сети с друзьями деда на пирсе, нырять с бабушкой за моллюсками и морскими ежами в некрасивом гидрокостюме, которые местные модницы нашли бы совершенно не стильным. Она бы хотела петь народные песни вечером с соседями, зная, что певица из неё отвратительная, и теперь уже точно без зазрения совести пить дедушкину настойку из зелёной сливы. Сердце защемило, и она готова была поклясться, что расплакалась бы, если бы бездомная кошка не решила начать бодать её ноги, прося человеческой ласки. Джихён открыла глаза и, резко опустившись вниз, начала чесать за ухом у животного, замечая, что звуки, которые оно издаёт, похожи на звуки раскалённой докрасна деревенской печки. Выпрямившись, девушка глянула через плечо. После того, как она покинула бар, прошло точно больше пятнадцати минут, но никто о ней даже и не вспомнил — и больше всего она сердилась на Криса, забывая о том, что тот, когда она выходила, отрубившись, валялся где-то под столом.       Подтянув левую руку максимально близко к лицу, словно близорукий человек, Джихён не обнаружила на запястье часов и, нахмурившись, уже успела расстроиться и подумать, что потеряла их где-то, но гениальная мысль поискать их на другой руке всё-таки увенчалась успехом. Обрадовавшись словно человек, которому позвонили из бюро находок и сообщили, что готовы вернуть деньги и паспорт, девушка запрыгала на месте. На часах было ровно 02:00, но Джихён, перепутав длину стрелок, подумала, что сейчас 23:10. После чего ещё одна гениальная мысль, говорящая о том, что можно не тратиться на такси, а успеть на вечерний автобус возникла в затуманенной голове.       Идти по тёмному переулку была не самая лучшая идея. Но когда ты пьяный, то обычно очень смелый. А Джихён и так считала себя храброй девушкой. Почти всегда. Улица была широкая и длинная, похожая на ту, где жила она. Фонари давно были разбиты местными вандалами, поэтому свет мог доходить только из близлежащих домов людей, которые ещё не успели лечь спать. И, к сожалению, здесь таких было немного. Сегодня луна была красная, и Джихён спьяну подумала, что она, должно быть, искупалась в кетчупе, когда на самом деле было похоже на то, что она искупалась в чьей-то крови. Где-то рядом она услышала свист, как из самого отвратительного ужастика, но не придала ему никакого значения, продолжая раскачиваться на ветру из стороны в сторону. Ей казалось, что будь ветер сильнее, она точно смогла бы улететь, как воздушный шарик.       – Эй, милашка, – услышала она позади чей-то противный голос, – компанию не составить?       – Давай до дома проводим, – отозвался ещё один, пожалуй, такой же неприятный и такой же мерзкий.       Обернувшись, Джихён оценила говорящих. Кажется, они были чуть старше неё. Кажется, они были высокие и крепкие. Кажется, во всем кожаном и чёрном. Но в данную минуту она ни в чём не была уверена на сто процентов, потому что ей только и делало, что казалось.       – Откажусь! – громко воскликнула она на всю улицу, и тот, что был смелее другого, в несколько шагов настиг её, нависнув сверху. От него пахло железом и… порохом?       – Тшш…, – накрыл он её губы влажной рукой, – ишь, какая громкая, как семафор. Не кричи ты так. Людей вокруг разбудишь.       – Убери свои руки, – попыталась она вырваться, но он, поймав её за локоть, пододвинул к себе ближе.       – Такая красивая и без парня, ещё и в страшном тёмном переулке. Может всё-таки согласишься на компанию? С нами явно будет веселее, точно не пожалеешь.       – А ну пусти меня, – попыталась высвободиться из его рук Джихён, не осознавая, что держит он её недостаточно крепко, поэтому убежать точно не составит большого труда с её-то способностями.       – Ты её пугаешь, – услышала она голос со спины, – не можешь быть помягче?       – Да она в таком состоянии, что ей сейчас хоть помягче, хотя пожёстче — один фиг, – признался мужчина, после слов которого Джихён стало действительно обидно. Не задумываясь, девушка со всего размаху попыталась ударить незнакомца между ног. К своему счастью, он вовремя успел поймать чужую коленку, задирая короткую юбку, которая и без этого жеста мало что прикрывала.       – А ты чудная, – снова услышала Джихён противный смех, который звучал будто бы из громкоговорителя. Голова раскалывалась, наклонившись вперёд, она подумала, что её вот-вот точно вырвет на неприятеля. – Чёрт! Только не блюй, а то я передумаю.       – Насиловать? – накрыла девушка ладонью рот. – Но ты знай, я это… С инфекциями…       – С какими?       – С нехорошими, – Джихён попыталась вспомнить, но нужное слово никак не приходило в пустую сейчас голову. – О! Венерическими!       Мужчина напротив снова рассмеялся. Мурашки прошлись по коже, щекоча резко вспотевшую спину. Ей не нравилась сложившаяся обстановка. Она её пугала. Но ей было настолько дурно, что она совсем не соображала, что стоит делать в такой ситуации. Как-то она читала о том, что если тебя пытаются изнасиловать в безлюдном месте на улице, то надо бить по первой попавшейся машине. Но машин вокруг, как назло, не было.       – Не подходи, выродок, – попыталась она оттолкнуть его, но грудь была твёрдая, как скала, и он даже не шелохнулся, а вот она, потеряв равновесие, полетела вниз. Благо не встретиться с землёй ей не дала только грубая мужская рука, больно вцепившаяся в талию.       – Зачем же упиваться до такого состояния? Ты же на ногах не стоишь, галчонок.       – Тебе-то какое дело! – недолго думая, девушка вцепилась зубами в руку незнакомца. Мужчина зашипел. Не удержав равновесия, они оба полетели вниз на шершавый асфальт, разбивая руки в кровь.       – Вы в порядке? – услышала она голос второго, почему-то не заинтересованного в их маленькой перепалке.       – Вот же больная на всю голову.       Джихён резко поднялась и собиралась уже рвануть, но мужчина, подпрыгнувший вместе с ней, в очередной раз больно вцепился ей в руку, разворачивая лицом к себе.       – Я буду кричать!       – Только этого нам ещё не хватало, – заткнул он ей рот своей рукой. – Телефон есть?       – Чего? Вы не только насильники, так ещё и грабители? – пробубнила шокированная такой наглостью девушка.       – Да нет же, – наклонился он ближе к её лицу, и она увидела чужую беззаботную улыбку, – мы копы.       – Кто? – не поняла Джихён.       – Эй, Кёнсу, кинь мне свой телефон, а то мой зараза совсем сдох.       Второй без слов бросил в их сторону то, что от него просили.       – Смотри, – сунул он ей в руки документ, посвятив сверху дисплеем.       Заторможенно Джихён смогла сложить буквы в слоги, а слоги в слова. «Старший инспектор Ким Чондэ» прочитала девушка, после чего, сверяясь с фотографией, перевела взгляд на мужчину.       – Полицейский?       – Ага, – кивнул он. – Даже пушка при себе, но её я тебе показывать не буду, а то ты какая-то больно дурная. Но зато могу наручники показать, гляди, – достал он из заднего кармана металлические кольца, после чего покрутил их на пальце.       – Не обращай на него внимания, – подошёл к ней ближе второй. – Он ими с самого утра хвастается, ему сегодня звание присвоили.       – Так значит, вы меня не будете насиловать? – потирая виски, всё-таки решила уточнить Джихён — вопрос её до сих пор мучил.       – Нет, конечно, – рассмеялся Чондэ. – Мы же сказали, что проводить хотим.       Девушка отступила на шаг назад. Всё ещё не доверяя двум незнакомцам.       – Если не веришь, то можешь пока подержать это у себя, – протянул он ей документы и полицейский значок. – Там ID и все дела, по ним ты меня быстро вычислишь, если я чего-то не того захочу сделать.       – А ты захочешь? – покосилась на него Джихён.       – Нет, конечно, – замахал он беспорядочно руками в воздухе. – Это я так. Для красного словца.       – Вы что, всем девушкам так помогаете?       – Только самым красивым, – подмигнул ей Чондэ.       – Я серьёзно, – насупилась Джихён.       – Только не пугайся, – нахально притянул он её к себе за талию, губами обжигая кончик уха. Только сейчас она поняла, что от него тоже еле уловимо пахнет алкоголем, но не так сильно, как от неё. – За тобой с самого бара какой-то подозрительный тип идёт.       – Что? Какой ещё тип?       – Нам-то откуда знать? Мы сидели на веранде в забегаловке напротив бара, отмечали моё повышение. Выходишь ты, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. За углом мужик какой-то стоит, курит, на тебя смотрит. Ты начинаешь идти, он за тобой. Ну, и мы следом за вами. Вот такая вот морковка.       Джихён сощурилась, прикидывая у себя в голове, походит ли всё это на правду.       – И где этот мужик? – озираясь по сторонам, поинтересовалась девушка, не обращая внимания на то, что её между делом кто-то нагло лапает.       – Спугнули, наверно, – отозвался Кёнсу.       – А этот тоже что ли коп? – кивнула Джихён на товарища.       – Ага, его документы тоже хочешь увидеть? – спросил Чондэ, замечая, что девушка всё ещё не готова им поверить.       – И как выглядел этот мужик?       – Высокий такой, в кожанке, – попытался описать его полицейский.       – Ты тоже высокий и в кожанке.       – Ну обычный такой. До тридцати или чуть-чуть за тридцать.       Джихён задумалась. Кому до неё вообще было какое-то дело? И сколько бы она не пыталась анализировать случившееся, только одно имя всплывало в пьяной голове.       – А курил красиво?       – Чего? – не понял Чондэ.       – Ну, стоял такой, облокотившись о кирпичную стену, и, медленно затягиваясь, выпускал витиеватый сизый дым, а потом, когда сигарета закончилась, затушил её в карманную пепельницу?       – Чё-то типа того, – подтвердил Кёнсу.       – А, это мой друг, – в очередной раз пошатнувшись, махнула Джихён рукой в воздухе, даже не замечая за собой того, как знакомый ей убийца в их взаимоотношениях перетёк в понятие «друг». Хотя чего не ляпнешь спьяну?       – Друг? – насторожился Кёнсу. – А что это он по углам шастает? Тёмный рыцарь что ли?       – А он стеснительный, – заступилась Джихён.       – А что, если мы маньяки, чего это он тебя не спасает?       – Ну, вы же не маньяки, вот и не спасает.       Чондэ нахмурился. Всё, что он сейчас хотел сделать, так это выспаться перед завтрашним ночным дежурством, но вместо этого ему приходилось стоять и вести какие-то странные беседы с пьяной девушкой, принявшей его за насильника. Хотя он до сегодняшнего дня предполагал, что тянет только на милого ангела. Молодой человек прикинул, что неплохо было бы сейчас забрать нарушительницу спокойствия в участок, чтобы она там проспалась. Но своенравная барышня явно на это бы сейчас не согласилась. Ему показалось, что ей только повод дай, чтобы его покусать и при этом бешенством заразить.       – Ладно, что-то у вас с другом какие-то странные ролевые игры. Но мы тебя всё равно до остановки проводим, а там уже светло, сама разберёшься, – проговорил старший инспектор, кивая в сторону переулка.       Пару минут они шли молча, но, в конце концов, Чондэ, не выдержав, начал балаболить без устали — то что-то рассказывая о себе, то что-то спрашивая у девушки. Хотя Джихён была настолько пьяна, что завтра бы и слова не вспомнила. Единственное, что у неё крутилось в голове, так это то, что где-то здесь рядом должен был быть Сехун. Она не могла ошибиться. Кому как не ему следить за ней? Кто как не он всегда носит кожаную куртку, медленно затягивается и интеллигентно тушит сигареты в карманную пепельницу? Но что он здесь делал? Зачем следил за ней? Или он всегда следил за ней? Неужели со дня их первой встречи?       Оставленная на ярко освящённой остановке под светящимися вывесками, Джихён только сейчас осознала, что автобуса ей не дождаться. Покрутив в руках визитку Чондэ, девушка печально вздохнула. Парни ушли пару минут назад, и она не могла понять: то ли ей стало легче без чужого присмотра, то ли хуже.       – О Сехун! – крикнула Джихён что было силы, но никто не откликнулся. – О Сехун! – снова повторила она, но имя снова утонуло в прохладном июльском воздухе. Решив, что во всех сказках лампу обычно трут трижды, чтобы призвать Джина, девушка ещё раз набрала в лёгкие воздуха и выкрикнула: – О Сехун!       Голова склонилась вниз. Чуда не произошло. Лампа оказалась бракованная и совсем не волшебная. Или Джихён тёрла её не в том месте?       – Пожалуйста, – снова прошептала она, – я знаю, что ты здесь. От тебя пахнет деревом, похожим на кедр. Знаешь, а я ведь очень-очень люблю кедровые орешки. Чёрт, что я несу, какие орешки? Хотя от кедровой настойки я бы сейчас не отказалась.       Плотная кожаная куртка легла на голову, прикрывая лицо. Теперь она точно чувствовала его рядом. За спиной. В двух шагах. Или в одном? Невыносимо близко. Невыносимо запретно. Стало жарко. Стало нечем дышать. Показалось, что на тонкой шее сомкнулись пальцы. Красивые длинные пальцы, которые должны были скользить по клавишам фортепиано, но они убивали. Кого? Джихён хотелось верить, что только преступников, что только плохих и мерзких людей, которым и так за все свои грехи светила смертная казнь. Она ненавидела себя за такие мысли, но чем дольше она находилась в окружении мафии, тем больше она начинала понимать этих людей. Мафия была теперь не только в её мыслях, но и в её крови, а, может быть, даже теперь в её душе. Она чувствовала, что её сердце кровоточит. Ей было больно. Она не хотела понимать этих людей, но она уже начинала это делать. Раньше все преступники казались ей глупыми, невежественными и жестокими. Но теперь с двумя первыми пунктами она была не согласна. Они не были глупыми и невежественными. Это были умные люди, испорченные, но умные, и, возможно даже, испорченные именно своим умом.       – Ты пришёл, – прошептала Джихён, не решаясь выглянуть из-под куртки. – Я знала, что ты придёшь. Ты же следил за мной? – ей ничего не ответили. – Я знаю, что следил. И знаю, что давно. Но я это только сейчас поняла. Вот почему Кай узнал про следователя Сона и Пака так быстро. Я такая дура, раз думала, что можно обвести мафию вокруг пальца. Ты ведь считаешь меня дурой? Ты ведь так меня недавно назвал? Я запомнила. Пён Джихён — беспринципная дура. Ан, нет. Пён Джихён — беспросветная дура! Хотя какая к чёрту разница? Всё равно ведь дура. Не думаю, что лишнее прилагательное может что-то изменить. Даже милая дура осталась бы просто дурой, – отозвалась девушка, поднимаясь со скамейки.       Ей вдруг невыносимо сильно захотелось посмотреть ему в глаза. Порочные и искушённые жизнью. Развернувшись резко на пятках, девушка чуть было не упала, но вовремя удержалась за скамейку. Это и правда был он. Интуиция и обоняние в этот раз её не подвели. Высокий, только вот без кожаной куртки, а в белой футболке, от того что куртка его теперь была на ней. И ей не хотелось ему её отдавать, поэтому без зазрения совести она нагло продела руки в рукава, накидывая чужой элемент гардероба на себя. Пусть теперь попробует забрать, она готова кричать и сопротивляться. Пошатавшись из стороны в сторону, Джихён решилась ещё на одну гениальную с её точки зрения идею, поэтому недолго думая, она забралась на скамейку. Захотелось стать ближе, а для этого ей нужно было смотреть ему прямо в глаза. Но прямо не получилось. Зато получилось сверху вниз. Голова закружилась, сорокасантиметровая скамейка показалась невыносимо высокой и невыносимо узкой. Пошатнувшись, Джихён собиралась слететь вниз, но чужая рука, обхватив её чуть ниже ягодиц, придержала на месте.       – Знаешь, а я ведь боюсь тебя больше Кая. Почему? Да я даже толком не знаю. Кай вроде бы непредсказуем в отличие от тебя, но всё равно тебя боюсь больше. Ты будто бы Мефистофель. Коварный, жестокий и беспощадный. И я уверена, что ты умеешь ранить куда сильнее и глубже, нежели Кай, только вот мне хочется верить, что всё-таки, в отличие от него, неосознанно. – Джихён потянулась к руке Сехуна, разворачивая ладонь и соединяя свои и его пальцы. Его были длиннее, чуть ли не в два раза. Нет. Всё-таки точно в два. – Руки — это первое, что привлекло меня в тебе. Мне вдруг неожиданно стало интересно, кого ты ими гладишь, кого под ними ты заставляешь смущаться и млеть. Есть одно произведение, в котором печальный демон, отвергнутый Богом, от скуки век за веком скитался по грешной земле. Ему даже зло настолько наскучило, что он и его сеял без особого наслаждения. Однажды он увидел прекрасную стыдливую девушку и воспылал к ней чувствами. В его пустой, казалось бы, душе снова зародилось что-то прекрасное. Даже скатившаяся слеза была настолько горяча, что насквозь прожгла камень, на который упала. Он искусил её. Обольстил её. Погубил её. Но Бог забрал её к себе на небо, потому что она страдала и любила всей чистотой души своей. Так демон не смог навсегда забрать её к себе в ад и остался с неупоенным чувством любви. Но не стал ли для этой девушки рай адом, потому что там не было любимого демона? Как думаешь, Сехун? Есть в этом хоть малейший смысл? Ведь говорят, что на небесах ангелы радуются одному покаявшемуся грешнику куда больше, чем девяноста девяти праведникам, не имеющих нужды в покаянии. Хотя не думаю, что демон бы изменился. Но разве счастья он не заслуживал? Разве злу оно не нужно? И разве добро не способно было подарить ему его? – Джихён замолчала, она не думала, что спьяну может быть настолько же красноречива, как и в трезвом своём состоянии. Хотя она была уверена, что завтра точно не вспомнит, какой она бред несла. И, может быть, только от этого она его сейчас и несла, зная, что она завтра о нём и не вспомнит. – Почему ты молчишь? Почему ты так редко со мной о чем-нибудь разговариваешь? Мне интересно, когда ты мне что-то рассказываешь. Честно. Или ты думаешь, что я недостаточно умная для тебя? Что я ничего не пойму? Но я пойму! По крайней мере постараюсь понять!       – Сколько ты выпила? – впервые услышала она его голос.       – Это всё, что тебя интересует сейчас? Я с тобой о философской теме. О добре и зле. А ты спрашиваешь меня, сколько я выпила? Ты нормальный? – Джихён стало обидно, и она попыталась двумя руками оттолкнуть от себя молодого человека, но тот, кажется, ещё крепче прижал её к своей груди. Она чувствовала, как его рука обжигает её голые ноги, потому что юбка, давно приподнявшись, без зазрения совести разрешала ему это сейчас делать.       – Ты еле на ногах стоишь, – тихо начал он, ощущая, как ветер треплет его чёлку из стороны в сторону. На одной из самых оживлённых магистралей неслись машины, сверкая фарами, как рампы на сцене в театре, но, кажется, он этого даже не замечал. Он вообще кроме Джихён почему-то в последнее время ничего не замечал. – Теперь я понимаю, почему ты боишься пить. Пойдём к машине, я отвезу тебя домой.       – Никуда я с тобой не поеду! По крайней мере пока ты мне не скажешь, что у тебя там в голове, проклятый О Сехун! – взвыла девушка, хватая его за футболку у горловины и сминая её непослушными пальцами. – Что ты хочешь от этой жизни?! Зачем ты так живёшь?!       – Я ничего не хочу, Джихён, – прошептал он, и девушка почувствовала, как его большой палец гладит её бедро, и её отчего-то это ничуть не смутило.       – Так не бывает, все всегда чего-то хотят! Всегда! Слышишь, всегда! Даже сейчас. Даже сейчас ты должен чего-то хотеть, – сглотнув слюну, девушка замерла. Домой ехать не хотелось. Хотелось только снова вернуться в бар и начать помогать одногруппникам допивать недопитое.       – Сейчас? Ты хочешь узнать, что я хочу сейчас?       – Да, прямо сейчас и в данную минуту, – кивнула девушка.       – Хочу поцеловать тебя, – прошептал он, но Джихён ничего не расслышала, потому что мимо с бешеной скоростью пронеслась машина, визжа шинами, но то, что она ничего не расслышала, не означало, что она не смогла прочитать это по его губам. Вся ненависть и неприязнь Джихён вдруг пронеслись перед её глазами. Она хотела поставить на стоп на самых отвратительных эпизодах, но пульт не работал, и поэтому воспоминания просто продолжали мелькать, не принося ей больше той сильной боли, которую она испытывала раньше. Нет. Боль ещё оставалась. Она всё ещё обжигала её сердце. Но сейчас что-то ещё соседствовало рядом с ней. Что-то, что пряталось и пока не показывалось ей на глаза, как будто боялось, что не выживет, что Джихён уничтожит это что-то своими руками, даже не позволив зародиться. Четыре отвратительных месяца ей понадобилось, чтобы смириться со всем происходящим, и четыре заветных слова ей понадобилось, чтобы полностью погубить себя.       – Так целуй уже меня, – и не ожидая реакции партнёра, оба синхронно потянулись друг к другу. Губы встретились. Никакой робости или смущения. Никой боли и жалости. Ничего. Только губы. Всего пару недель назад Исин не захотел отвечать ей, а потом она не захотела ответить ему. А следом был Кай, которому она могла бы ответить, но побоялась. Но сегодня. Сейчас. В данную минуту. В данную секунду. Всё сложилось. Мозаика легла на правильное место. Потому что в этот раз этого хотели оба. Язык прошёлся по небу, потом по зубам, а в конце просто сплёлся с другим. Чужим. Но таким же влажным. На что это всё было похоже? Джихён пыталась подобрать правильные слова, но правильные слова не находились. Всё, что сейчас смогло прийти в затуманенную голову, так это слово полёт. Это было так давно. Кажется, в старших классах. Единственный раз в жизни она летала на самолёте. В первый раз было страшно. Но страшно было не лететь, страшно было взлетать и садиться. Вот и сейчас слиться с кем-то губами было страшно, но целоваться уже нет. Хотя она знала, что рано или поздно наступит последняя стадия, и пилот выпустит шасси, увидев наконец-то посадочную полосу. А это означало, что снова станет страшно. Обхватив голову Сехуна, она прижалась к нему плотнее, пальцы скользнули в волосы. Сильнее. Глубже. Отчаяннее. Чтобы каждый возненавидел себя завтра. Но только завтра. Потому что сегодня есть только губы, и уже не понятно, где свои, а где чужие.